Проклятье сокровища Хроака

— Рады, что вы очнулись, уважаемый Билл. Правда, нам бы сообразить подойти на подмогу раньше — вы потеряли много крови. Но благодаря заботам Линды вы перевязаны на совесть, и вашей жизни больше ничто не угрожает. Она сказала, что кость не задета.

— Спасибо, Линда. — Билл, потрогавший рукой повязку на ноге и другую — на голове, и переведший взгляд снова на женщину, и удивляясь, как ослаб и охрип голос, вспоминает, что действительно, месяца два назад он пользовался её «услугами». Но это было в борделе Шарлоттскрика, в двадцати с лишним милях отсюда. Как же она?..

— Пожалуйста, Билли — бой. — да, это она. И голос у неё грудной и мягкий. Словно бархатистый, — Рада, что ты жив. И хотела ещё раз поблагодарить твоих спасителей.

— Не стоит, Линда. Ведь мы спасли его не просто так. Нам нужна его помощь! И мы готовы за неё хорошо заплатить!

Разговор теперь ведёт тот мужчина, что чуть постарше, но всё равно — мужчиной его можно назвать только с большой натяжкой: тоже вчерашний юноша, лет двадцати двух — двадцати трёх. Да и загара, характерного для того, кто всю жизнь с детства мотается по их прокалённой ослепляющим белым солнцем полупустыне, у обеих парней нет.

Но какое же у них может быть к нему дело?

— Билл. Мы понимаем, что заинтересовали вас. Не будем томить, и расскажем. Но!

Если вы и Линда не против, только наедине. — многозначительный взгляд на женщину.

Линда возмущённо фыркает. Но потом демонстративно бросив тряпку в тазик с водой, так, что летят брызги, выходит из комнатки, хлопнув дверью. Проводивший её демарш глазами старший поворачивается к Биллу снова:

— Простите, Билл, мы не представились. Вот это — Этьен. А я — Майкл. Мы кузены. По матери. А вас нам описали, как самого опытного, и знающего каждый камушек в местных прериях, горах и ущельях, профессионала. И охотника, и пастуха, и наёмника.

— Это верно. Я промышляю, чем могу. И где могу. — Билл криво ухмыляется, хотя в этой ухмылке изрядная доля горечи. Он давно успел понять, что если и избавит землю от присутствия на её поверхности своей персоны, никто от этого ничего не проиграет.

Он — одиночка.

И — нелюдимый, и злобный одиночка. Хорошо умеющий только одно — стрелять!

И, может, то, что он назначил встречу Рамиресу именно здесь, и желал во что бы то ни стало убить и его и его головорезов даже ценой своей жизни, было… Как бы прощанием! Он хотел сделать хоть что-то полезное и доброе напоследок. Потому что…

Потому что доктор сказал ему, что его дней осталось — до конца года.

Опухоль в животе растёт с каждым днём. И болит там всё сильней.

— Ну и в чём же состоит ваше дело? — Биллу и правда интересно, что же им такого нужно от него, что они преспокойно решились завалить четырёх человек. Хотя…

Хотя жизнь человека тут не стоит и гроша!

— Мы… Как бы это сформулировать… Кладоискатели. Профессиональные. И мы знаем, что где-то здесь, там, где раньше была индейская территория, ну, та, где жили эти самые Чинуки, спрятан древний клад! И поскольку сейчас все индейцы или перебиты, или вымерли от оспы, ну, или загнаны в резервацию, эта территория не… Принадлежит никому. Поскольку для фермерства горы не подходят. И можно смело искать!

Билл… рассмеялся.

Открыто, и легко. Ему и правда стало весело:

— Сразу видно, что вы не местные. Легендами о здешнем кладе маразматические старички и романтичные домохозяйки прожужжали уши всем нашим новорожденным, ещё в колыбели. И всем новичкам, и гостям, регулярно вешают эту байку. Уже пятнадцать лет, как эти мифические сокровища пытаются найти — и одиночки, вроде меня, и целые отряды. Однако в последние лет пять — уже не столь активно, и без того щенячьего энтузиазма, что вначале. А сокровищами, если честно, и не пахнет…

Так что вы уж простите, уважаемые спасители, но помочь — не смогу. Поскольку искал и сам. И в этот клад уже не верю!

— Да, мы тоже в курсе. Что его и давно, и тщетно ищут. Но мы и сами не стали бы заниматься этим делом, если бы не… — а заинтриговала Билла странная уверенность в тоне Майкла, — Вот взгляните!

Из-за пазухи Майкл извлекает свёрнутый трубкой кусок материи. Аккуратно разворачивает. Внутри оказывается лоскут кожи. На ней что-то нарисовано.

А, нет: не нарисовано! Билл, приглядевшись, когда Майкл поднёс развёрнутый кусок к его глазам, понял, что линии и контуры на коже — выжжены! И оттиснуты. Да, такие линии с годами не потускнеют… Но что же это за карта? И откуда она у… кузенов?

Но обозначено всё, вроде, вполне конкретно!

Так. Вот это — ущелье Старого Беркута, без сомнений. А вот это — река Тусон-крик. Ну, как река: в такое время года от неё остаётся только тощенький ручеёк — курице по колено! А вот здесь — хребет МакКинроя. И гора Ункаса. А вот сюда, в это место, ведёт что-то вроде… пунктирной линии. Значит ли это, что вот по этому маршруту и нужно ехать?

К вот этому крестику. Обведённому ещё и кружком. А вот это — что?.. Хм-м…

— Откуда у вас эта карта?

— Мы…

Едва слышный шорох за дверью вызывает сразу несколько событий.

Этьен, мгновенно подскочив к двери, распахивает её нараспашку, в его правой руке сверкает новомодный писмейкер. Но затем револьвер так же мгновенно скрывается в кобуре, а правой рукой мужчина вдёргивает в комнату за руку наклонившуюся так, что ухо явно прижималось к замочной скважине, женщину.

Линда даже вскрикивает от неожиданности! Но сопротивляться не в силах: весит она не больше девяноста фунтов, а в Этьене на вид все сто сорок.

Выглянув наружу, и убедившись, что больше никто их разговором не интересовался, мужчина заходит обратно. Дверь Этьен аккуратно прикрывает, на этот раз защёлкнув её на щеколду.

Линда помалкивает. Но по раскрасневшемуся лицу видно, что она ну очень живо интересуется предметом разговора и «дела» мужчин. А уж как загорелись карбункулами её глаза, когда она увидела карту! Которую, впрочем, Майкл поспешил свернуть и завернуть обратно в тряпицу. И спрятать на груди.

— Леди. Вы сильно осложнили нашу задачу. Мы с братом не привыкли, что в наши дела вмешиваются посторонние. И теперь, боюсь, нам придётся вас просто… Убить!

В голосе Майкла не имеется и намёка на то, что он шутит. Приходится Биллу вступиться за женщину:

— Я поручусь за неё. Она — не из болтливых. Я уже встречался с ней.

— Нет, уважаемый Билл. При всём нашем уважении. Так не пойдёт. Из болтливых, не из болтливых — разницы нет. Это — мужское дело. И оно должно остаться только между нами. Оставлять за спиной потенциального шпиона, или врага, который может пустить по нашему следу конкурентов, или мерзавцев из какой-нибудь банды, или даже шерифа, мы не хотим.

— Она — не враг. Ведь помогала мне!

— Разумеется. За плату.

— Хорошо, пусть так. Ну а теперь я тоже хочу отплатить ей. Хотя бы — гарантией её… Жизни. Ведь нам не обязательно… Оставлять её здесь.

Мы можем просто… Взять её с собой! Так она точно никому ничего не расскажет!

— А вот такая мысль нам в голову не приходила. — Майкл и Этьен переглядываются, усмехнувшийся Этьен едва заметно кивает, — Хорошо. Заодно будет кому вас перевязывать. И готовить еду. И стирать нашу одежду. Потому что путь явно предстоит неблизкий. Но!

Чтобы быть твёрдо уверенными в том, что она никому ничего рассказать не успеет, выезжаем немедленно! Тем более, что раны ваши, по её же уверениям, не слишком опасны.

Ну а потерю крови компенсируем захваченным мясом. И красным вином.

Билл, перебравшийся с жёсткой постели на не менее жёсткий табурет, действительно подкрепился принесёнными Мозэсом лично мясом и вином, капитально. Впрочем, составившие ему компанию Майкл и Этьен тоже не отставали: ехать явно предстоит долго и далеко, а трактиров и салунов по дороге уж точно не встретится. Линда от еды отказалась, вероятно, из принципа, но скромно и тихо, потупив глазки к полу, сидела возле шкафа, пока мужчины подкреплялись.

Закончив трапезу, Билл не без удовлетворения отметил себе, что так оно гораздо лучше. Раны почти перестали болеть, и сил точно — прибавилось! Хорошая вещь баранина. Потому что коровы на местной тощей травке прокормиться не могут.

— Если мы закончили, можем ехать! Билл. Собирайте вещи.

— Вон все мои вещи. — Билл кивает на лежащий возле Линды пояс с патронташем. — Но мы ещё не обсудили условия моего… Найма.

— Да. Нам немножко помешали. Но с этим — просто. Ваша — треть.

— Хм-м… Согласен. — Билл протягивает руку, и Этьен и Майкл кладут сверху свои ладони, — Поскольку карта ваша, а я — только следопыт и проводник, это справедливо.

Из угла доносится мелодичный голосок:

— А я?

— А вашей доли, уважаемая Линда, не предусмотрено. Поскольку вы возникли в нашем плане благодаря случайности. И если б не заступничество вашего пациента и друга, вряд ли были сейчас живы. Но если Билл благополучно поправится, и захочет вас как-то… э-э… отблагодарить из своей доли, мы возражать не будем.

Лошади у Линды, естественно, не имелось.

Поэтому Биллу под своё слово пришлось одолжить её всё у того же Мозэса. Нарочито равнодушным взором следившего, как их маленькая экспедиция приторачивает узлы с провизией и вещами на своих лошадей. Но молчавшего. С одной стороны, он Биллу отказать не мог, но с другой наверняка понимал.

Что, похоже, лошадь потеряна для него навсегда. Как, возможно, и женщина.

До заката солнца ещё оставалось часов пять, поэтому ехали, всё ещё пропекаемые жестоким пустынным солнцем, неторопливо. Чтоб лошади не уставали.

2. Путешествие

Ехать пришлось по привычному Биллу чуть не с детства ландшафту: выгоревшей до блёклости полупустыне с редкими кустиками солянок и колючих кустов, пожухлой пропылённой травой, и бесконечными сусличьими норами. Которые привыкшие к местным особенностям путешествий лошади тщательно объезжали: попадание чревато переломом ноги. Впрочем, самих обитателей нор Билл почти никогда не видел. Похоже, привыкли те не доверять людям, иногда использующих их для тренировки меткости стрельбы, и прячутся загодя, едва завидев или заслышав человека или лошадь.

С другой стороны, в первые, голодные, годы освоения этих мест, когда ещё не было отар всеядных и не требовательных к солоноватой воде баранов, и фермеры хватались то за одно, то за другое, чтоб хоть как-то прокормить семьи, охотились и на сусликов. И ели. Всё-таки — полтора килограмма вполне съедобного мяса…

Линда, едущая в середине маленькой процессии, и часто оглядывающаяся, и ёрзающая в седле, наконец не выдерживает. Просит со страдальческим выражением на лице, которое не разжалобило бы только уж совсем каменное сердце:

— Билл! Мне надо… ну, это!

Билл переглядывается с остановившими коней Майклом и Этьеном. Те пожимают плечами и усмехаются. Билл говорит:

— А почему нельзя было сделать этого раньше, перед выездом?

— А потому что, если вспомните, — яда в голосе женщины теперь не заметила бы только светло-коричневая песчаная гадюка, сейчас резво уползающая с пути лошади Билла, едущего, разумеется, впереди, — вы сами запретили мне покидать вас даже на секунду!