Божественная жемчужина. Часть I. Тайна двойственности

Глава 13. Обратная сторона Луны

Гарднер поднимался по лестнице парка Магуайр и еще издалека заметил Диану, ожидающую в условленном месте: она стояла напротив сокола и разглядывала гигантский барельеф на западном фасаде библиотеки. Альфред подошел к дочери со спины и поинтересовался, обращаясь к ней по-русски:

— Как прошла экскурсия?

— Чудесно, — не оборачиваясь, ответила она также на русском.

Альфред взглянул на часы:

— Ровно два часа дня. Я пунктуален, — он посмотрел на огромные фигуры Фосфора и Геспера и невольно пробормотал: — Ведь это звезда Утренняя и Вечерняя!..

— В Библии утренней звездой назван Иисус, а Фосфор, он же Люцифер, отождествлен с ней еще в античности, задолго до первых христианских сект.

Альфред помыслил вслух:

— Тут какая-то путаница… Иисус — сын божий, а Люцифер всего лишь падший ангел.

— Эта путаница возникла из-за толкователей, они дерутся за величественный образ яркой звезды ради власти над умами паствы. Пыль от их драки скрывает сияние истины: Венера — это просто планета.

— Дерутся за планету? — рассеянно переспросил он. — Диана, ты меня удивляешь.

— Это получилось непроизвольно. Когда я действительно хочу удивить, происходит нечто вроде апокалипсиса, — она обернулась, но, едва увидев Альфреда, широко открыла глаза и ошеломленно воскликнула: — Папа?!

— Разумеется, это я! А кого ты ожидала увидеть? — на его лице появилось выражение беспокойства. — Диана, с тобой все в порядке?

— Да, просто наше величество изволили шутить, — спокойно сказала она и удовлетворенно добавила: — Выглядишь шикарно.

Альфред натянуто рассмеялся, но быстро перестал и принялся вглядываться в лицо дочери: во внешности ее произошли тонкие, невидимые глазу сдвиги. Понять суть каждого из них в отдельности было сложно, однако сумма их являла собой совершенство, спокойное, как океанский штиль на вечерней заре, и слепящее бликами солнца в бесконечной водной глади. Дочь смотрела на отца, слегка приподняв подбородок и опустив длинные изогнутые ресницы, но даже из-под них ее глаза жгли самоуверенно и слегка надменно.

— Диана, ты была в салоне красоты вместо экскурсии?

— Я познакомилась с дьяволом, и он сделал меня красивой, — серьезно сказала она, внимательно разглядывая лицо Альфреда. — Пока мы с ним разговаривали, время стояло на паузе, а потом экскурсия продолжилась. Все прошло замечательно, мне было очень интересно.

— Розыгрыш удался, — он смущенно пригладил волосы от лба к затылку.

— Какие у нас планы, пап?

— Планы? — рассеянно переспросил он. — Ах, да… заедем в автомобильный музей Петерсона, потом отвезу тебя домой.

Они спустились по лестнице, почти не разговаривая. Альфред гадал о том, где Диана взяла деньги на дорогой макияж, но ответа не находил. Около джипа он нажал кнопку автомобильного брелока, сел за руль и тут увидел, что дочь устраивается справа от водительского кресла.

— Диана, ты ничего не перепутала?

— Что тут можно перепутать? Руль с колесом?

— Твое место на заднем сиденье.

— Я хочу здесь.

Он вставил ключ в замок зажигания и с укором посмотрел на дочь. Она была невозмутима, как пилот истребителя.

— Устал? Мне повести машину?

Альфред счел предложение дочери за неудачную шутку.

— Пересаживайся. Сзади безопаснее.

— А впереди лучше обзор, — она вытянула ремень и пристегнулась, давая понять, что вопрос решен и обсуждать больше нечего.

— Диана, откуда такое упрямство? Ты всегда сидела сзади.

— Кажется, поняла. Если я не пересяду, то машина не заведется? Это ведь так работает, да? А когда сяду за руль? Неужели отвалятся колеса?

— Если мама увидит тебя на переднем сидении, придется выслушать ее упреки. Я не прочь поупражняться в красноречии, но тебе тоже достанется.

— Не бойся, малыш! Я сумею нас защитить! — она вдруг залихватски хлопнула отца по плечу, подмигнула и заговорила с хрипотцой, изображая просоленного морского волка: — Мы дадим бой и отстоим право сидеть там, где хочется! Это свободная страна, черт меня раздери! Эй, бездельники! Поднять паруса!

Гарднер нахмурился, скрывая замешательство, но, осененный догадкой, вдруг утратил контроль над выражением собственного лица.

— Маргарет?!

— Ты знаешь мое имя? — она протянула руку к крышке бардачка, бесцеремонно вынула оттуда ворох бумаг, отбросила штрафы за парковку и развернула сложенный вдвое сертификат Title. — Альфред Гарднер. Бель Эйр, улица Бельканто Шанти, 1518. Ого! Я живу в престижном районе, не менее звездном, чем гламурный Беверли Хиллз! Ты сын Винсента Гарднера?

Альфред рассеянно кивнул, соображая, как лучше себя вести. Ожидаемое появление второй дочери оказалось внезапным, словно молния, предсказуемо бьющая в высокий шпиль. Маргарет убрала бумаги в бардачок и представилась:

— Очень приятно, меня зовут Рита Гарднер, рада нашему знакомству, папа, — она сделала паузу, давая ему возможность говорить, но Альфред молчал. — Ты не против, если я буду называть тебя папой?

— Нет.

— Очаровательно. Теперь скажи: откуда ты меня знаешь?

— Когда тебе… в пять лет Диана стала очень беспокойным ребенком, и Эрика… она строгая мать…

— Наказывала дочь за проступки, это понятно, — нетерпеливо помогла Маргарет.

— Да, но Диана утверждала, что виновата не она, а другая девушка. Так мы узнали твое имя…

— И сразу потащили девочку к психиатру.

— Да… Эрика настояла. Дианой занялся специалист по дис… дисцисо…

— Диссоциативным расстройствам. Можешь не продолжать. Ты тоже считаешь меня субличностью?

— У тебя есть другое объяснение?

— Разумеется. Я настоящая!

Альфред положил руки на руль и уставился перед собой, не различая приборной панели. В голове промелькнул беспокойный вопрос.

— Где сейчас Диана?

— Спит и видит сны, — равнодушно отвечала Маргарет.

— Она в безопасности?

— Принцесса в башне, там уютненько и тепло, большая кровать с органзой от насекомых. Правда, там темно. Ночь.

Альфред посмотрел на лицо дочери, пытаясь понять смысл сказанного, но ее агрессивная красота смешала его мысли и затмила все попытки логического анализа.

— Немыслимо… у тебя даже внешность другая.

— Это иллюзия, — Маргарет принялась искать в сумочке, тихо недоумевая: — Почему Диана не носит с собой зеркало? — она подалась влево к отцу, посмотрела на себя в зеркало заднего вида и вздохнула. — Ну конечно! Я такая же, как и раньше. Некрасивая девушка, которой придется прилагать в сто раз больше усилий там, где смазливая милашка все получит даром. Это если отказаться от роли Пандоры и покрова Исиды… А если согласиться?.. Тогда никто из смертных не сорвет покрова с моей тайны.

— Покрова тайны?

Альфред будто увидел хвост рыбы, стремительно ускользающей в подводную нору. Пытаясь разобраться, в каком из тайников сознания спряталась промелькнувшая догадка, он замер, внезапно вспомнил имя Пандоры и странную фразу отца в письме.

Гарднер вынул из кармана конверт и стал перечитывать заново. Маргарет придвинулась ближе и тоже стала читать, будто письмо было адресовано им обоим. Пробежав глазами по верхним строчкам, она напряглась, как кошка, услыхавшая мышиный шорох:

— Опять письмо? Вы что, все сговорились?

Альфред взглянул на дочь, собираясь пожурить за бесцеремонность, но промолчал, поражаясь энергии и всевластию ее любопытства. Маргарет этого не заметила. В такие моменты кошки особенно уязвимы, им нет дела ни до чего; все их внимание сосредоточено в луче, длинном и остром, как шпага, направленная в цель.

Поручение Винсента Гарднера вынуждало утаивать план до назначенного срока. Альфред спохватился, свернул листок, но кошка требовательно положила свою мягкую лапку поверх его руки.

— Ты же знаешь, я умею хранить секреты, — промурлыкала Маргарет, будто ее и отца уже сотню лет связывала тысяча тайн, принадлежащих только им одним: — Дай дочитать! — мягко потребовала она и легонько пошлепала Альфреда по руке.

Он вдруг поймал себя на том, что не в состоянии сопротивляться ее кошачьим повадкам, и выдал вслух промелькнувшую мысль:

— Диана так не умеет… — он развернул листок и нашел строчку, на которой отвлекся.

В салоне джипа стали слышны приглушенные звуки города. Взгляд Маргарет возбужденно бегал по строчкам. Закончив чтение, она подвела итог:

— Кое-что ясно, но многое непонятно, особенно насчет того, что она в прошлом, будущем и сущем.

— Постой, давай-ка поподробнее. Что тебе стало ясно из письма?

Маргарет вздохнула и стала методично перечислять:

— Тебя волнует тайна, которая касается меня; твой отец знал разгадку, но утаил при жизни. Дальше он пишет о времени и месте встречи со мной. Седьмой лунный день начался вчера и закончится сегодня, не помню во сколько, но здесь важна отсылка к астрономии и голове терминатора…

— Постой, ведь это граница между светом и тенью!

— Слава богу, ты пришел! О Фосфоре и Геспере ты уже догадался — это вторая астрономическая отсылка и еще одно указание на место моего появления и нашей первой встречи. Я вечерняя звезда, Диана утренняя, а вместе мы одна планета. Только мне это не нравится, потому что я и Диана — это совсем не одно и то же.

— А описания Звезды?

— Это все про меня, начиная с голоса, — невозмутимо заявила Маргарет, наклонилась к уху отца и заговорила плотоядно, слегка сонно, будто нежась в шелковых объятиях ароматной постели: — А-ах… я знаю, что мужчинам нравятся дамы с низкими грудными голосами и хрипловатым тембром… они кажутся доступными… ты уже чувствуешь, как твоя воля растворяется в моем голосе? Ты уже знаешь, что выполнишь любое мое желание?

Голос дочери исходил откуда-то из глубин ее существа и давил на сознание, вытесняя его область неконтролируемого.

— Маргарет, перестань, по мне гусиная кожа поползла. Я уже хочу сбросить скорость, но тут нельзя, мы попадем в аварию.

Она отстранилась и сказала обычным своим голосом:

— Это мурашки… Я потратила кучу времени, чтобы научиться петь сиреной. Ненавижу просить, особенно у мужчин, но внушать им то, что я хочу, совсем другое дело. Это как влезть в шкуру питона Каа и говорить с бандерлогами.

— А что насчет всего остального? — спросил Альфред и добавил из вежливости: — Пойми, мне сложно поверить, ведь мой отец тебя совсем не знал.

— Знал, раз описал меня так точно, — возразила Маргарет. — Про Пандору, надеюсь, все понятно, я уже взялась сыграть ее. Сценарий спектакля мне не дали, но это поправимо. Что там еще? Ах да, жемчужина. Это значение моего имени в переводе с греческого. Черная значит редкая, а то, что черный перламутр имеет богатую гамму пепельных оттенков — простая очевидность. И кстати, я брюнетка, это мое кредо, — она снова заглянула в зеркало. — Ужасный цвет… обязательно перекрашусь, когда будет время.

— Ты ночной мотылек?

— Вполне возможно, я люблю ночь. Кажется, мой дед знал обо мне больше, чем я сама; говоря о крови в огне, он, конечно же, имел в виду рубины. Обожаю эти камни. Просто дурею от них…

— А что с цветком?

— Пока не знаю, но узнаю обязательно.

— Почему важно хранить молчание?