Ушма

— Хорошо, — кивнул Олег. — Только покажи мен, перед тем как сожжёшь. Мне интересно посмотреть.

Затем он занялся ремонтом лестницы на второй этаж. Домочадцам он объяснил, что верхнее крепление разболталось и подниматься по ней не безопасно. Но он всё быстро исправит. Только пользоваться ей пока что нельзя.

Он поднялся с инструментами на второй этаж и действительно укрепил верх лестницы несколькими гвоздями, а когда Анюта вышла на улицу, заколотил тайник четырьмя настоящими гвоздями. Теперь можно было ни о чём не волноваться.

Когда он задвигал стопки журналов на место, то внезапно увидел на полу несколько разноцветных бусинок. Он не сразу понял, что это, но затем вспомнил, что это бусинки от амулета дочери. Она сама сделала его некоторое время назад и надевала на ночь. Говорила, что это защита от плохих снов. Сначала он не одобрял эту затею — ему не хотелось, чтобы дочь верила во всякую чушь, пусть даже и в шутку, но затем решил, что это пустяк. «У девочек свои мысли о мире, а у мальчиков свои… Пусть пока играет… Скоро всё переменится…»

Он тщательно собрал все бусинки и оборванную нитку в ладонь, а затем отнёс в комнату Анюты и высыпал под кровать. Он не мог знать, что она уже проверяла свою комнату в поисках амулета. Как и не мог предугадать, что пока он возится в сарае после обеда, а Людмила отдыхает в гамаке, Анюта тихонько отложит свой английский и поднимется на второй этаж. Она не сразу найдёт нужную доску, ей потребуется вспомнить свой предыдущий страшный сон, но затем она её обнаружит. Правда, поднять её голыми у неё не получится, но ей покажется странным, шляпки гвоздей на ней блестят, будто их забили совсем недавно. Она спустится вниз, и опять возьмётся за учёбу, но в голове у неё буду совсем другие мысли. Перед тем, как в гости к ней придёт Алёшка, она возьмёт из сарая старый гвоздодёр и незаметно отнесёт его на второй этаж, чтобы всё узнать наверняка. В конце концов, отец был прав — она действительно была умной девочкой. И очень храброй.

Весь оставшийся день Олег провёл в сарае, делая заготовки для нового кастета. Он хотел сделать его немного легче, чтобы не сдерживать себя во время удара. Ему хотелось, чтобы его жертвы оставались живы, относительно целы и находились в сознании. Несколько поисков были не очень удачные, от того, что жертвы получали слишком сильный удар по голове. Это портило всё удовольствие: они не приходили в сознание, не могли сделать то, о чём он просил, или их рвало. Он даже начал испытывать новую технику, ударяя их не по голове, а в солнечное сплетение. Этот трюк не всегда подходил, но если возможность была, то он охотно его использовал. Особенно удобно это было с маленькими детьми, которые сразу же теряли сознание, но спустя несколько минут легко приходили в себя. За это время он успевал унести их в нужное место и как следует подготовиться. Ему нравилось наваливаться на их мягкие, податливые, будто сонные тела и чувствовать под собой их «пробуждение».

Он не знал, что делает Анюта. Он лишь слышал, что она вышла погулять, после того, как позанималась английским. Наверное опять с этим хулиганистым мальчишкой, с вечно ободранными коленями и растрёпанными волосами. Олег знал, что Лёшка, так его звали, тоже любил прятаться и играть в разведчика. Он видел его пару раз в лесу. Он смотрел на него глазами тигра и мальчишка, надо отдать ему должное, тоже замечал Олега и мгновенно скрывался с глаз, бесследно растворяясь в зелени. Но, всё же, недостаточно быстро, если бы дело шло о настоящей охоте. Если бы было нужно, Олег был в этом уверен, он смог бы перехитрить этого сорванца, хотя это было бы и не просто. К сожалению, сделать он этого не мог. Во-первых, Лёшка обитал на его неприкосновенной территории, а во вторых был слишком крупным, чтобы его заинтересовать. Впрочем, будь у него такая возможность, он бы скрал его просто так, из спортивного интереса, просто чтобы показать ему кто здесь настоящий Хозяин…

А вот некоторые подруги Анюты его живо интересовали. Особенно Алёнка — тоненькая, проворная и стройная девочка, с невинным личиком куклы. Она возбуждала его и иногда, он следил за их играми на переулке из окна второго этажа. Он намеренно требовал от Анюты не уходить дальше пожарного щита, чтобы видеть их всех. В эти дни он поднимался наверх, прося Людмилу его не беспокоить, передвигал диван так, чтобы он вставал ножкой на люк — на случай, если Людмила всё же решит неожиданно его навестить, и ставил кресло-качалку к окну. Тонкая занавеска прекрасно его скрывала, не мешая наблюдать ему за девочками. Он мог долго и спокойно мастурбировать, разглядывая Алёнку и представляя, чтобы он мог сделать с её гибким телом. Он знал, что она будет покорна и ему не потребуется много усилий, чтобы заставить её делать всё, что потребуется. У него был намётанный глаз на такие вещи…

Он ушёл после семи, прихватив с собой пару удочек и рыбацкую сумку. К тому моменту, когда верхушки деревьев порозовели он уже давно был на берегу реки. Ноги будто сами привели его сюда. Он не думал о каком-то определённом месте, когда пускался в путь. Просто хотел найти укромный уголок у воды с хорошим обзором, чтобы утопить то, что останется после сожжения.

Место ему понравилось. Змеящаяся у его ног вода дарила прохладу, а в стороне течение будто бы специально заготовило для него дрова — гору сухих ветвей которые принесло весеннее половодье. Сучья были белы как кости и походили на кладбище доисторических животных. Он вытаскивал их по одной, выбирая самые понравившиеся и костёр у него получился отличный.

Он начал с карты, а затем взял в руки Бортовой журнал. Сначала он хотел бросить его в огонь целиком, но затем, решил жечь его по одному листу, словно до последнего не желая с ним расставаться. Он вырывал страницу за страницей, напоследок бегло перечитывая её и отправлял в огонь. Пламя равнодушно поглощало чужие смерти. Огонь горел у самой воды, так что часть пепла взлетев в воздух и окончательно истлев, ложилось на чёрное зеркало воды и та неспешно уносила его вдаль.

Ему было немного грустно и, в то же время, хорошо. Он действительно чувствовал в себе перемены и обновление. Он был уже не тем молодым и жадным до крови тигром, готовым рисковать там, где этого не требовалось, надеясь на свою силу и смелость. Он превратился в матёрого хищника, не менее смелого и сильного, но гораздо более опытного и осторожного. И терпеливого. Он научился терпеть. Он научился переживать неудачи. Он научился отступать, если того требовали обстоятельства. Он знал, что часть игры. Что настоящий поиск редко бывает удачным с первой попытки. Что иногда проходится истратить уйму времени и много сил впустую, но затем, затем всё окупается сторицей.

После того как пламя поглотило обложку, в него полетели трофеи. Теперь ему было не так жалко сними расставаться. Он представлял это некой жертвой, необходимой для его метаморфозы. Обрядом освобождения от прошлого, дабы обрести новые силы для шага в будущее. Он так же представлял, что уничтожает секретный архив, который никогда не уже не достаться врагу. Словом, он был доволен и когда последние артефакты и мешок для них превратился в золу, он рассмеялся.

Сумерки как раз легли на лес, когда он закончил и встал, глядя на своё отражение в чёрном зеркале воды и на мерцающие лики пламени. Нечто жуткое было в этой картине. На мгновение, ему даже показалось, что кто то смотрит на него из под воды. Это чувство было так сильно, что он даже провёл рукой по лицу, точно снимая с него невидимую паутинку. Чужой взгляд пропал, но ощущение чьего то присутствия осталось.

Тень, как он мог забыть про неё! Она стояла в стороне, так же как он, прямо у кромки воды и тоже рассматривала своё отражение.

— Всё кончено! — крикнул ей Олег. — Слышишь! Ты проиграла! Уходи! Вон из моей жизни! Ну же, вон! Уходи!

Но тень не шелохнулась. Тогда Олег вспомнил про перстень. Он вытащил его из кармана.

— Ты это хочешь?! Это?! Так держи!

Он швырнул кастет в омут близ деревянных свай, где вода была самой черной и глубокой, а на поверхности бледнели фарфоровые кувшинки.

— А теперь прочь! — крикнул он. — Прочь! Я здесь Хозяин, я!

Он не был уверен, что ему не показалось, но едва перстень коснулся воды, как по ней словно пробежал лёгкий ветерок. Но на воде не появилось ряби. Напротив, её поверхность будто бы в застыла и выровнялась, точно это было огромное озеро чёрной ртути. Это ветерок коснулся и его и вся шерсть на нём мгновенно встала дыбом. Он попятился, нутром чуя близкую смерть, но это была ещё не она, а лишь её вестник.

Когда он вновь посмотрел на тень, она уже наполовину вошла в воду.

— Правильно — радостно крикнул ей вслед Олег. — Проваливай! Прочь! Прочь!

В азарте он подскочил к догорающему костру и стал ногами расшвыривать его остатки в воду. Дым окутал поверхность реки, а когда он рассеялся, её гладь вновь была чиста и подвижна.

— Концы в воду, — прохрипел Олег и сплюнул в реку. — Вот и всё… Вот и всё…

Он хотел было уйти, как вдруг спохватился и вытащил из кармана листок в клетку из школьной тетради. Его ему дала перед уходом Анюта. Она всё же решила, чтобы он сжёг его сам, на настоящем костре. На листке была изображена кровать, спящая девочка и какие-то расплывчатые чудища, заглядывающие в её окно с улицы. Олег усмехнулся. Ему не о чем было волноваться. Особенно теперь, когда он разобрался с тенью. Он поднял с земли уцелевши уголёк, бережно раздул его, а затем поджёг листок. Он вспыхнул и быстро превратился в пепел. Олег бросил его в воду, но он чуть не долетел и опустился на самый край берега. Олег втоптал его ногой в песок и зашагал к дому.

Он был уже далеко, когда вода чёрным студнем выползла на берег и заботливо слизала с него все остатки пепла, после чего вернулась обратно.