Ушма

Всё давно стихло, и жуткое пение угасло меж руин, но я ещё долго не мог спустится, и просто лежал и смотрел на окровавленный кусок белого сарафана, застрявшего в ветвях колючего кустарника рядом с треугольным домом. Последний обрывок чьей то короткой жизни, тонкий лепесток едва распустившегося цветка, ставший ему не фатой, но саваном.

Свифт появился как всегда неожиданно, точно его принёс клок серого тумана. Он долго смотрел на меня стоя вполоборота, а потом неторопливо затрусил меж кустов. Я спустился вниз и зашагал вслед за ним. Помертвевший и непомнящий собственного имени призрак, бредущий в сером тумане в окружении себе подобных, невесть куда и невесть зачем. Бесформенный обломок кораблекрушения дрейфующий в бесконечном океане небытия.

Мы двигались медленно, делая большие, непонятные мне круги, обходя болота и сторонясь некоторых домов. В одном из них, двери в затопленный подпол были отворен и я задержался у них ненадолго, привлечённый странным плеском внутри. Заглянув вниз, я увидел несколько человекоподобных созданий, бултыхающихся как стая тюленей в густой, грязной, похожей на нефть воде. Их тела были черные и гладкие, а на лица не было глаз и носов, только большие, жадные рты, которыми они впивались друг в друга, но не в желании утолить голод, а слиться воедино… Это был последний раз, когда меня вывернуло наизнанку — сухо, горько, едко. Затем я долго не мог подняться, задыхаясь от ужаса и отвращения.

Свифт ждал меня, застыв как статуя меж двух ржавых остовов парников. Болотный Сфинкс, овеваемый гнилостным туманом преисподней. Куда он вёл меня?.. И вёл ли вообще?.. С чего я решил, что он мой проводник?.. Может, мне только казалось, что он направляет меня?.. Может, я следовал за тенью?.. Может, он очередной плод моего воображения?.. Предсмертный мираж?.. Фантом, как и я сам?..

Ответов не было, но и сами вопросы мгновенно тонули, едва всплыв на поверхность сознания, поскольку не имели смысла. Я знал лишь одно — мне нужно следовать за ним, кем бы он ни был — и я следовал, позабыв про всё остальное. Это была моя единственная и окончательная ставка.

Несколько раз я замечал других призраков, как правило детей. Они прятались при виде Свифта, но разглядев меня, осторожно показывались из своих убежишь — чердаков, сараев и даже ржавой трансформаторной будки, в недрах которой скрывался седой мальчик лет 10, со страшной раной на животе.

У всех в глазах плыл серый туман, а лица были пустынны и холодны. Я больше не пытался приблизиться к ним или заговорить. Я просто разглядывал их, пока шёл мимо и они оставались позади, один за другим, превращаясь в неотъемлемую часть пейзажа, такую же как и странный призрак с собакой, безмолвно прошагавшие мимо них.

Я не сразу заметил, что Кремль исчез. Я давно потерял направление, беспрекословно следуя за Свифтом. Когда мы перешли очередное небольшое болото, я не придал значение большой куче гнилых, замшелых досок, что была по правую руку от меня. Но затем, я заметил остов сторожки, небольшой подъём дороги, круто уходящий влево — в сторону Крыма, а справа, призрачную арку металических въездных ворот, с ещё читаемой вдвойне неуместной надписью «ОЛИМПИЕЦ». Я снова стоял на «перекрёстке всех дорог».

Смутный отголосок прошлой жизни ненадолго пробудился во мне. Повинуясь ему, я свернул с тропинки и подошёл к руинам. Свифт, едва различимый в тумане, замер на другой стороне болота, глядя куда-то в сторону.

Я пытался вспомнить, что это место значит для меня, старался вызвать из памяти какие-то образы, воспоминания, эмоции, но не мог. Туман был снаружи и внутри меня. Я стал его частью. Верным слугой — без имени, без чувств, без прошлого. Даже само слово Кремль не имело никакого смысла. Только бесконечная серая пустота.

Несколько человеческих силуэтов показалось из за сторожки. Я знал, что они не причинят мне вреда, поэтому не прятался. Неподвижные и безликие, как манекены, они молча взирали на меня глазами цвета неба, а затем скрылись из вида. Лицо одного из них показалось мне знакомым, но я не мог вспомнить откуда. Быть может, это был мой друг, или сосед, а может — отец… Я не знал. Всё вокруг стало безразлично-серым. Я опустился на доски и обхватил голову руками. Смертельное отчаянье заполнило меня до краёв. Мне некуда и незачем было идти. Я едва ли вообще существовал. Этот мир… Это видение… Что бы это ни было, но это было невыносимо… Невыносимо…

Свифт негромко зарычал и скрылся в подступившей мгле. Я не сразу уловил сигнал опасности. Только когда чёрная вода стала подступать к моим ногам, я встрепенулся, но бежать было уже поздно: болото вокруг меня превратилось в озеро, скрыв под собой узкий кусок дороги в Крым. Протяжный стон донёсся до моих ушей — Ушма вновь обходила свои владения и даже мёртвые спешили укрыться от её взора.

Сомнения, отчаянье, безысходность слетели с меня как прах под дуновением древнего ужаса. Я побежал к сторожке и стал искать место, где можно спрятаться, но там уже были люди. Они не пытались прогнать меня, просто печально смотрели туманными глазами из своих убогих укрытий. Я впервые увидел на их лицах какую-то эмоцию — смертельный ужас. Останься я там, я бы мог выдать и их и себя, поэтому я поспешил к видневшемуся вдали дому, но чёрная вода преградила мне путь. В ней плескались те отвратительные чёрные существа из подвала. Очевидно они не боялись Ушмы и увлечённо охотились, пожирая всё, что могли схватить. Я видел, как одно из них поймало в камышах чайку и стало жадно запихивать её себе в пасть, давясь и помогая себе руками с оплавленными пальцами. Чайка хрипло кричала, упиралась и остервенело клевала чёрную тварь, постепенно исчезая в её судорожно сокращающейся глотке…

Пение приближалось. Нужно было на что то решаться. Я упал в зловонный, кишащий какой-то пакостью ил и начал кататься в нём, пока не был покрыт им с ног до головы. Затем я поспешил к почерневшим от плесени обломкам Кремля и взобрался на самый верх, куда, по моим расчётам, чёрная вода не должна была добраться. Я лёг практически на виду, сумев лишь частично втиснуться под ошмётки замшелого шифера и набросать на себя мелкий мусор. Затем я обмяк, закрыл глаза и представил себя разлагающимся трупом, что, учитывая ситуацию и запах, было не трудно.

Журчание окутало меня со всех сторон. Мёртвая вода текла мимо меня, едва не касаясь лица. Подвижная, блестящая, ровная как зеркало, в котором, однако, не отражалось даже небо. Капли воды с руки ведьмы звенели оглушающе. Я впервые уловил в этом звуке какую-то незамысловатую, клейкую, прихрамывающую мелодию, которую невозможно было выбросить из головы. Она манила и завораживала, и чем больше я слушал её, тем больше мне открывалась незримая изнанка смерти — бездонная и зацикленная, как чёрная материя. Я плыл в её космосе, постигая неведомый смысл превращений и погружений, задыхаясь и растворяясь в запредельном ужасе и беспредельном покое. Это и была та самая нить, что связывала нас и манила за собой. Невидимые струны дрожали сами собой, вечные и неизменные. Сама жизнь возникала из этой вибрации, и угасала вместе с ней, чтобы снова вернуться в мрак безвременья.

Борзые прошли недалеко от меня, делая «стойки» и вслушиваясь в шорохи царящего вокруг запустенья. Тяжёлый запах падали исходивший от них уже не мог меня поразить. За ними проковыляла несчастная, изуродованная девочка, которая никак не желала сгинуть в ужасающей бездне. Её платье полностью развалилось, обнажая белую истерзанную плоть залитую чёрной кровью, в которую, шествовавшая следом ведьма, продолжала мерно и беспощадно втыкать свою ужасающую клешню.

Я закрыл глаза, когда Ушма проплывала мимо, огромная и кошмарная, в окружении своей мёртвой свиты и открыл их вновь, лишь когда журчание и стоны утихли вдали. Только мелодия смерти не покинула меня. Тонкой паутиной она повисла на моём лице и сколько бы я ни пытался её снять, она оставалась там. Чёрное таинство иных миров, сотканных на обратной стороне смерти оставило на мне свою печать. Возврата быть не могло. Я знал это. Но мой путь был незакончен и я намеревался пройти его до самого конца.