Тень сфинкса. Удар из зазеркалья

Глава первая

Миссис Лайтфут стояла у окна, выходящего на запруду.

— Садитесь, мисс Крайль, боюсь, я должна сообщить плохие новости.

Обычное благожелательное выражение лица Фости* ны исчезло, в глазах ее мелькнуло беспокойство. Правда, лишь на мгновение. Но в эту секунду она испытывала неприятное чувство. Такое обычно испытываешь, когда встречаешься с пронзительным взглядом чужака, заглядывающего в окно дома, в котором, по его мнению, в это время не бывает хозяев.

— Слушаю вас, миссис Лайтфут, — низким голосом сказала она. Фостина была довольно высокого роста, а миниатюрные запястья и лодыжки, узкие руки и ноги свидетельствовали о хрупкости тела. Все в ней говорило о мягкости и доброжелательстве — продолговатое, бледное, сосредоточенное лицо овальной формы, расплывчато очерченные, чуть близорукие голубые глаза, гладкие волосы без украшений со светло-коричневой опушкой, которая при малейшем движении головы образовывала над нею золотистый нимб.

Она полностью владела собой и, пройдя по кабинету, опустилась в кресло напротив директрисы.

Миссис Лайтфут тоже не приходилось занимать самообладания. Ее полное лицо выражало непоколебимую твердость, а дерзко выдвинутая нижняя губа, большие круглые глаза, сверкающие из-под белесых ресниц, напоминали королеву Викторию. В одежде ей нравился традиционный для квакеров цвет — грязновато-желтокоричневый, который портные величали «серо-коричневым? в тридцатые годы, а в сороковые — «угреватым». Такого цвета был и ее грубый твид, и красивый вельвет, богатый шелк и легкая вуаль, — в зависимости от случая и сезона, — при этом все свои наряды она украшала изысканными нитками ожерелья и старыми кружевами, доставшимися ей от матушки в наследство.

Даже шуба у нее была сшита из меха крота — единственный мех, обладающий одновременно голубино-серым и густо-коричневым оттенками. Устойчивое пристрастие к такой скромной окраске помогало ей сохранять сдержанность и уравновешенность, что неизменно производило должное впечатление на родителей ее учениц.

Фостина, глядя на миссис Лайтфут, ответила:

— Но я не жду дурных новостей. — Улыбка, с промелькнувшей в ней мольбой, пробежала по ее губам. — У меня нет семьи, и вы об этом прекрасно знаете.

— Откровенно говоря, — продолжила миссис Лайтфут, — я вынуждена вас просить покинуть школу Бре- ретон. Шестимесячное жалованье, разумеется, будет выплачено целиком. Это оговорено в контракте. Но вам придется уехать немедленно. Самое позднее — завтра!

<— Как?! В середине полугодия? Это неслыханно, миссис Лайтфут!

— Мне очень жаль, но вам все же придется уехать.

— Почему?

— Этого я сказать не могу. — Миссис Лайтфут села за письменный стол, сделанный из красного дерева в какой-то колониальной стране. Рядом со стопкой розоватой промокательной бумаги были разбросаны какие-то медные безделушки. Здесь же стояла фарфоровая ваза цвета бычьей крови с букетом красивых темных английских фиалок.

— А мне казалось, что здесь у меня все будет хорошо, — Фостина осеклась и умолкла. — Что же я натворила?

— Ничего такого, в чем можно было бы обвинить вас непосредственно. — Миссис Лайтфут вновь вскинула на нее свои бесцветные глаза. Они, казалось, лишь отражали свет, в них не было своего, яркого, живого блеска. — Ну, скажем, вы не соответствуете общему духу, царящему в Бреретоне!

— Боюсь, что вынуждена просить вас объяснить все несколько подробней, — осмелилась возразить Фости- на. — Должна быть какая-то достаточно определенная, веская причина, если вы требуете моего немедленного отъезда в разгар учебного года. Имеет ли ваше решение какое-то отношение к моему характеру? Или оно касается моих способностей, квалификации?

— Ни то, ни другое не вызывает никаких претензий. Просто… просто вы не вписываетесь в привычную картину Бреретона. Вам, конечно, известна несовместимость цветов? Может ли сочетаться цвет спелых тома* тов с цветом красного вина? То же самое и здесь, мисс Крайль. Вы тут не в своей тарелке. Но это не должно вас расстраивать. Может, в другой школе вы придетесь ко двору и будете счастливы. Это же место не для вас.

— Но я нахожусь здесь всего несколько месяцев, разве можно сделать окончательные выводы за такой короткий срок?

— Эмоциональные конфликты в женской школе возникают очень быстро, и еще быстрее осложняются Словно в степи, когда горит ковыль. Этому способствует создавшаяся здесь атмосфера.

Противодействие всегда заставляло миссис Лайтфут переходить на повышенные тона, но тут она неожидан- но столкнулась с оппозицией, идущей от человека, который всегда отличался робостью и послушанием.

— Все это настолько деликатно, что трудно подобрать нужные слова. Но я вынуждена потребовать от вас покинуть школу ради ее благополучия.

Фостина вскочила на ноги. Хотя ее буквально со* трясал нахлынувший на нее гнев, она осознавала свое полное бессилие.

— Вы отдаете себе отчет в том. что это означает для моего будущего? Ведь все вокруг подумают, что я совершила нечто ужасное! Попробуй-ка докажи, что я не клептоманка и не лесбиянка!

— Послушайте, мисс Крайль. Есть вещи, которые у нас в Бреретоне не подлежат обсуждению.

— Нет, они должны обсуждаться у вас в Бререто- не, если вы ни с того, ни с сего заставляете убраться преподавателя в середине учебного года, не объясняя причин такого решения! Только два дня назад вы утверждали, что моим классом вы довольны больше других. Это ваши слова, не так ли? И вот теперь… Кто-то распространяет обо мне заведомую ложь. В чем она состоит? Кто этим занимается? Я имею полное право знать, если речь идет о моей работе!

В глазах миссис Лайтфут промелькнуло что-то для нее необычное, вероятно, сострадание.

— Мне на самом деле очень вас жаль, мисс Крайль. Но я не могу назвать причину. Боюсь, что до настоящего момента я еще не взглянула на это дело вашими глазами. Видите ли, школа Бреретон очень много для меня значит. Когда я принимала ее из рук умиравшей миссис Бреретон, то и сама школа, можно сказать, находилась на грани смерти. Я вдохнула в нее новую жизнь. Теперь, после окончания войны, к нам приезжают девушки из всех штатов, даже из Европы. У нас не обычная, захудалая школа, которую заканчивают миллионы. У нас почитаются твердые традиции. Кто-то сказал, что истинная культура — это то, что вы помните, позабыв о своем образовании. Наши выпускницы знают значительно больше, чем их сверстницы, обучающиеся в других школах. Любые две наши выпускницы непременно сразу же узнают друг друга по манере речи, способу мышления. После смерти мужа эта школа заняла место в моей жизни, принадлежавшее когда-то ему. Я — не жестокая по природе женщина, но когда возникает угроза, что вы, именно вы в состоянии ее погубить, то я могу быть беспощадной.

— Погубить Бреретон? — тихо повторила Фости- на. — Но как?

— Скажем, благодаря той атмосфере, которую вы создали вокруг своей личности.

— Что вы имеете в виду?

Миссис Лайтфут перевела блуждающий взгляд на открытое окно. За ним, на внешней стороне, вился плющ, отбрасывая на широкий подоконник густую тень. Позднее вечернее солнце обливало своим прозрачным светом пожухлую осеннюю Траву. Сумерки дня, казалось, столкнулись с закатом года и посылали друг другу приветствие, прощаясь с летним теплом.

Миссис Лайтфут тяжело вздохнула:

— Мисс Крайль, скажите мне откровенно. Вы на самом деле… не в силах догадаться?

Наступила короткая пауза. Собравшись с мыслями, Фостина ответила:

— Конечно, не догадываюсь. Не могли бы вы подсказать?

— Я не намерена рассказывать вам больше того, что уже сказала. Вы не услышите от меня ни слова.

Фостина поняла, что разговор окончен, но все же продолжала возражать — медленно, растягивая слова, сникшим голосом, словно какая-то надоедливая старушка.

— В разгар учебного года мне вряд ли удастся найти новую работу. Не могли бы вы порекомендовать меня директору какой-нибудь школы и сообщить ему, что я человек, хорошо знающий свой предмет — искусство? Ведь не по собственной же воле мне приходится столь спешно покидать Бреретон.

Взгляд миссис Лайтфут стал холодным и сосредоточенным, это был взгляд хирурга или палача:

— Мне очень жаль, но я не могу рекомендовать вас на должность преподавателя.

Все, что еще оставалось у Фостины от детства, мгновенно проступило на ее лице. Ее рыжеватые ресницы смахивали слезы. Губы дрожали от обиды. Но она больше не прекословила.

— Сегодня вторник, — резко сказала миссис Лайтфут. — У вас всего один урок. Значит, будет время, чтобы собрать вещи. Насколько я помню, у вас в четыре встреча с членами комитета по греческой драме. Остается время, чтобы сесть на последний поезд в Нью-Йорк. Он отходит в 6.25. В этот час ваш отъезд не привлечет большого внимания. Девочки будут заняты подготовкой к ужину. А завтра на общем сборе я сообщу о вашем отъезде. К моему великому сожалению, сложившиеся обстоятельства исключают ваше возвращение в Бреретон. Не нужно лишних разговоров. Так будет лучше как для школы, так и для вас.

— Понятно, — тихо проговорила Фостина и, спотыкаясь, направилась к двери. Слезы мешали ей идти.

За кабинетом, в просторном холле, пространство прорезал косой луч света, падавший из окна рядом с лестницей. По ней спускались две маленькие четырнадцатилетние девочки — Мэг Вайнинг и Бет Чейз. Мужская строгость школьной формы Бреретона еще больше оттеняла женскую привлекательность Мэг — ее беловато-розовую кожу, серебристо-золотистые завитушки, подернутые поволокой яркие, как сапфиры, глаза. Но та же форма особо подчеркивала все заурядное в Бет — коротко постриженные мышиного цвета волосы, остренькое, белое лицо с рассыпанными по нему комичными веснушками.

Увидав Фостину, обе девочки сильно побледнели, но тем не менее прокричали веселыми голосками:

— Добрый вечер, мисс Крайль!

Фостина молча кивнула, так как уже не надеялась на твердость голоса. Две пары глаз, не отрываясь, следили за ней со стороны, наблюдая, как она поднимается по лестнице. Их отнюдь не невинные глазки были широко раскрыты. В них сквозило любопытство и подозрительность. Фостина ускорила шаг. На верхней площадке она остановилась и прислушалась. Откуда-то сверху послышался пронзительный смешок, похожий скорее на мышиный писк.

Фостина бросилась прочь от лестницы и быстро зашагала по холлу второго этажа. Вдруг справа отворилась дверь. Из комнаты вышла какая-то девушка в фартуке и чепце и выглянула через окно в конце коридора. Последние лучи заходящего солнца отражались в ее песочного цвета волосах.

Фостине, наконец, удалось унять дрожь на губах.

— Арлина, мне нужно с тобой поговорить!

Арлина резко дернулась в сторону и обернулась. Она была чем-то возбуждена и не скрывала своего явно враждебного настроения.

— Только не сейчас, мисс. Прежде я должна закончить работу!

— Хорошо… Тогда позже.

Когда Фостина проходила мимо нее, Арлина кинулась к стене и плотно прижалась к ней.

Две маленькие девочки не спускали глаз с Фости- ны. Им было явно не по себе, и на их лицах отражался страх.