Отравленное сердце

Дидре

В ранние утренние часы Киркхейвен выглядел как разрушенный город. «Темная пещера» производила впечатление покосившегося здания, беспорядочно сколоченного и находящегося под угрозой обрушения. Сегодня я не встретила ни одного охранника, потому что это захудалое заведение не открывалось до вечера. Мои пальцы скользили по сложенной бумаге в кармане моего пальто: с одной стороны – стихотворение, с другой – вырванные страницы книги. Я вытащила одну руку и ударила ей по дереву двери. По пустынной мощеной улице разнесся звук.

– Привет? – крикнула я. – Мне нужно кое с кем поговорить!

Как глупо. Глупо, глупо, глупо. Конечно, никто бы мне не открыл. Бар был закрыт, а номера заняты азлатами, которые спали в состоянии алкогольного опьянения или предавалась оргиям, продолжавшимся в течение нескольких дней. Неужели хоть кого-то там могли заинтересовать мои жалкие крики? Тем не менее я выбрала самый большой камешек, какой смогла найти, и бросила его в окно.

Шторы отодвинулись в сторону, и из-за них высунулся парень с татуированным черепом.

– Чего ты хочешь?

– Не мог бы ты открыть мне дверь?

– С чего бы? – Его ухмылка стала хищной, когда он наклонился, опираясь на предплечья. – Ты хочешь присоединиться к нам?

Я скривила лицо.

– Нет. Я…

– У тебя есть парочка грибов рокзок?

Я внутренне застонала.

– Нет. Просто позволь мне…

Раздался скрежет. Парень захлопнул окно. Я выругалась и как раз собиралась бросить еще один камень, когда…

– Тренируешься в дальних бросках, Гринблад?

Я резко обернулась. И вот он стоял там.

Высокий. Сильно загорелый, во всяком случае, для Шотландии. Пепельный блондин. Глаза, напоминающие карамель. Сильная, агрессивная челюсть. Типичный Синклер. Нетипичными были шрамы на его лице. А еще сильное покалывание во мне, когда наши взгляды встретились. Жар, который обжигал мне щеки.

– Привет.

Он засмеялся.

– Привет. – Небрежно прислонившись к стене дома и скрестив ноги, Синклер перебрасывал яблоко из одной руки в другую. – Ты хочешь, чтобы я притворился, будто не заметил твоего вандализма?

Жар ударил мне в лицо.

– Я не совершала вандализма.

– Да неужели? – Его взгляд скользнул от камня в моих руках к окну. – Ага, так оно и выглядело. Что бы ты делала, если бы окно разбилось? – Уголок его рта дернулся. – Убежала бы? Хм, думаю, некоторые признаки вандализма уже налицо, верно?

Я сверкнула на него глазами.

– Чего ты вообще хочешь?

– Прочитать твои желания по твоим же глазам, принцесса.

Мое. Проклятое. Сердце. Подпрыгнуло.

К черту все это!

– Потому что ты так хорошо их знаешь, да?

– Да.

Я подняла бровь.

Он засмеялся и откусил яблоко.

– Все же понятно. Ты здесь после того, как я прочитал тебе стихотворение. Хочешь войти в «Темную пещеру». Утром. Выглядишь взволнованной. – Он оттолкнулся от стены и подошел ко мне. – Совершенно очевидно, что ты обнаружила подсказку, которую собиралась мне объяснить, надеясь на ответ. – Я уставилась на него. Ухмылка Синклера стала шире, когда он навис надо мной. – Поэтому, дорогая Дидре, было бы уместнее говорить более дружелюбным тоном, раз уж я решил выделить для тебя время?

Он попал в яблочко, но я бы никогда в этом не призналась. Я сглотнула, однако не отвела от него взгляда.

– Ты считаешь себя великим, не так ли?

– Да.

– О, да брось ты. – Я закатила глаза. – Я даже не знаю твоего имени.

– Камило.

Я недоуменно моргнула. Очевидно, это было не шотландское имя.

– Ты лжешь.

– Я никогда не лгу, Дидре. – Его взгляд сделался мрачным. – Я скорее умру.

– Это нетипичное имя в кругу Синклеров.

– Там, откуда я родом, много внимания уделяется значению имени.

– Откуда ты родом? – Теперь настала моя очередь смеяться. – Ты живешь в Хайлендсе. Как и другие Синклеры.

Его ухмылка стала шире, но он и не протестовал.

– Хочешь, я расскажу тебе, что означает это имя?

– Лучше не стоит.

– «Благородный». – Что-то хищное мелькнуло в его глазах. Камило сделал шаг ко мне. – «Почтенный». – Еще один шаг. Он был слишком близко. Я чувствовала его терпкий аромат.

– Ты… я… – Винтики в моей голове завертелись. Мне нужно было что-то сказать, чтобы удержать его на расстоянии, как можно быстрее. В противном случае я могла наброситься на него в любую секунду, в этом не было никаких сомнений. Я быстро достала страницы из кармана пальто и теперь держала их между нами.

– Вот.

Камило взял их.

– Что это такое?

– Здесь. – Я указала на важный абзац. – Читай вслух.

Он подозрительно посмотрел на меня, но затем опустил веки.

– «Во время казни майора Томаса Вейра, которая состоялась между Эдинбургом и Лейтом, в его покоях царила тишина. Его последними словами, которыми он должен был попросить прощения, были: “Оставь меня в покое. Я не стану, ведь я жил как животное, и я должен умереть как животное”».

Я беззвучно произносила эти слова, поскольку знала их наизусть, ведь я столько раз перечитывала эти строки. Камило нахмурился, на что я кивком пригласила его продолжить чтение.

– «Майор и его сестра Гризель сделали еще одно признание в зверском инцесте, прежде чем Вейра бросили в огонь, а затем и его трость. Она считалась ядром его могущества, увенчанная резной человеческой головой. Говорят, что в огне Томас Вейр умудрился устроить несколько беспорядков, прежде чем дрова сгорели дотла. Тем не менее многие очевидцы сообщают, что видели его трость, двигающейся по улице Грассмаркет в последующие ночи. Это происходило всякий раз, когда интерьер пустующей квартиры майора начинал светиться. Эти ночи также называли горящими башнями Эдинбурга».

Последнюю фразу я произнесла вслух. Затем я сказала:

– «Пройди кругом, будь светом и тенью, башни Эдинбурга горят, Ясень говорит». Тень и свет. Под этим ты подразумеваешь его. Майора. Он был темным, злым азлатом, но и светлым, потому что творил добро. Время от времени. Он исцелял. Вейр положил конец войнам. «Башни Эдинбурга горят». Под этим ты имеешь в виду эти ночи. Его. «Ясень говорит». Его трость. Должно быть, это просто совпадение, что она сделана из ясеня? – Я ахнула, потому что внезапно все встало на свои места. – То есть древо Авалона – это ясень. Все… все совпадает.

Камило смотрел на меня безо всякого воодушевления.

– И-или?

– Не моя работа – рассказывать тебе об этом, Дидре.

– Но я уже поняла! Тебе просто нужно это подтвердить.

Он взял долгую паузу. Затем повторил:

– Не моя работа – рассказывать тебе об этом, Дидре.

Разочарованная, я громко выдохнула.

– Ты хочешь сказать, что моя сила имеет какое-то отношение к майору Томасу Вейру?

– Я вообще не хочу тебе ничего говорить.

– И что должен значить следующий абзац твоего стихотворения? Я имею в виду:

«Жизнь и смерть, переплетенное время,Улыбка, окровавленное вечернее платье!Корона пала, инцест похоть породит,Больной бред, вечность и ночи,Когда в августе первый крик прозвучит».

– «Жизнь и смерть» – это мог быть и майор. В конце концов, ходят слухи, что он болтается теперь между жизнью и смертью. Но это «окровавленное вечернее платье»? А «корона»? Какая корона? – В задумчивости я принялась расхаживать взад и вперед. – Инцест ему тоже подходит, очевидно, из-за его сумасшедшей сестры. Но что за «первый крик в августе»?

– Я должен идти, Дидре.

– Что? – Я озадаченно посмотрела на Камило. – Почему?

– Моя работа здесь закончена. – Он пальцем убрал локон с моего лица. Затем Синклер повернулся и собрался уходить, как вдруг что-то внутри меня дико запротестовало.

– Подожди! – крикнула я. Он остановился. Я подавила нервозность, учащенное биение своего сердца. – М… моя задача еще не выполнена.

– Гринблад, – сказал Камило очень медленно, тоном, который лишил меня всех чувств. – Ты больше не получишь от меня никаких указаний.

– Я не это имела в виду.

Он поднял одну бровь.

– А что тогда?

– Это.

Я преодолела расстояние между нами, обхватила его лицо и прижалась губами к губам. В первый момент у Синклера перехватило дыхание, но уже в следующий он отдался мне. Я отшатнулась назад, пока Камило не прижал меня к стене. Клянусь богами, мы оказались в общественном месте! Но меня это не интересовало. Сейчас меня интересовал только он, его аромат, его твердое, мускулистое тело и тот чертов бугорок, который, как я почувствовала, упирался мне между ног. Если бы я только надела пальто! Или… нет. Так было даже лучше. Так, как это было… Боже, просто прекрасно.

Наш поцелуй не был романтичным. Он был жестким, напряженным, диким и беспорядочным. Зубы, язык, губы. Все сразу. Это было именно то, в чем я нуждалась, чтобы утолить мою жажду. Руки проникли под его льняную рубашку, Камило оторвался от моих губ и вместо этого принялся за мою шею, облизывая и целуя. Я впилась ногтями в его кожу и застонала. Это было так соблазнительно, что между ног сильно пульсировало.

– Нас могут… нас могут увидеть здесь, – выдохнула я, после чего рука Камило обхватила мое бедро и потянула меня за угол. Внезапно мы оказались в более темном переулке.

Он прислонился своим лбом к моему, дыша быстро и беспокойно.

– Не здесь.

Губы, губы, губы. Они двигались быстро. С трудом. Я укусила Камило. Его член дернулся рядом с моими колготками.

– Ты сводишь меня с ума, Гринблад. – Его влажное теплое дыхание пробежало по моей ключице. – Невероятно сводишь с ума.

И вдруг его рука исчезла под моими колготками. Под моими трусиками. Он посмотрел на меня, ища разрешения, и я кивнула, прижимаясь к нему.

Палец Синклера проник глубже. Мой пульс участился. Мучительно медленно он продолжал двигать им, в то время как поцелуи становились все более хаотичными, дикими и быстрыми, теряя четкость из-за возросшего желания.

Когда палец Камило коснулся моего клитора, я похотливо захныкала. Одновременно прижала руку ко рту, но Камило перехватил ее и переплел свои пальцы с моими, чтобы я не могла сделать это снова.

– Не прячься, – сказал он. – Хочу слышать, какое сильное удовольствие я тебе доставляю.

Я раздвинула для него ноги, откинув голову к стене дома, учащенно дыша, пока Синклер покрывал поцелуями мою шею. Его палец снова прошелся по моему чувствительному месту.

– Боги, – пробормотал он. – Какая ты мокрая. Какая чертовски идеальная.

Какая чертовски идеальная. Мое сердце переполнилось счастьем. И когда его палец двинулся дальше, исследуя меня, я полностью потеряла рассудок. Я никогда не подумала бы, что была способна издавать такие звуки.

– Вот это я и хочу от тебя слышать, принцесса. – Он укусил меня за мягкую кожу под мочкой уха. Звезды плясали перед глазами. – Стони для меня.

И я это сделала. Когда палец Камило проник в меня, я захныкала от переполняющих меня эмоций, становясь то громче, то тише под требовательную мелодию моего желания, которая гармонировала с его вожделением. Синклер терся об меня, тяжело дыша в шею. Он ввел в меня второй палец.

– Так хорошо? – спросил Камило.

– Д-да.

– Насколько хорошо?

– Очень.

Он застонал. Его движения внутри меня стали быстрее, и я задрожала. В нижней части живота нарастало огромное давление. Внезапно мне стало наплевать на все. На то, что я стояла с ним здесь, в переулке, стянув колготки и трусики. На то, что люди могли нас услышать. На то, что он не хотел рассказывать мне, что там было с этим стихотворением. На то, что я понятия не имела, что со мной происходило и почему я способна на то, на что не способен никто другой. Ничто из этого больше не имело значения. Только этот миг. Наши рты, наши бьющиеся сердца. Наши губы, наши движения. Его пальцы внутри меня, его член на мне. Я не знала, как Камило это сделал, но внезапно он нащупал точку во мне, которая казалась такой правильной, такой соблазнительной и совершенной, что у меня перехватило дыхание.