От острога до укрепрайона: история фортификации с древности до середины ХХ века

Полевые укрепления

Но и в чистом поле без предварительной подготовки схватки вели обычно только небольшие группы воинов. В крупных сражениях уже в Средние века приходилось как-то обеспечивать начальную фазу боя, когда лучники и арбалетчики должны были засыпать противника градом стрел, расстроить его ряды и нанести урон, после чего в бой вступали пехота и конница. Нередко обходились минимумом средств. Например, в походе армия везла с собой в обозах огромные, почти в рост человека, деревянные щиты. Они большими группами устанавливались в ряд, так что между ними оставались широкие проходы для пехоты и всадников. За этими щитами и укрывались лучники и стрелки из арбалетов: ведь, имея для самообороны только мечи, они были беззащитны против конной атаки. Иногда, чтобы еще более обезопасить стрелков и затруднить прорыв через линии щитов, сквозь них в специальные отверстия просовывали длинные тяжелые копья, концами упиравшиеся в землю.

Когда появилось огнестрельное оружие, деревянные щиты уже не могли обеспечить безопасность. И во второй половине XVI века, во время Нидерландской революции командовавший голландскими войсками принц Нассаусский придумал, как обезопасить пеших воинов от натиска конницы. В состав пехоты входили не только мушкетеры, ведшие огневой бой, но и пикинеры, вооруженные длинными тяжелыми копьями; они составляли от четверти до трети мушкетерского полка. В ожидании атаки кавалерии полк становился в четырехугольник – каре. Его наружные шеренги составляли 2 или 3 ряда пикинеров. Первая шеренга, наклонившись, упирала концы копий в землю; вторая шеренга, положив длинные копья на плечи стоявших спереди, также упирала их концы в землю, прижав ногой; третья шеренга, пропустив копья между плечами стоявших впереди, крепко держала их перед собой. Получалось 3 слоя острых наконечников, целая стальная щетина. Лошади не шли на сверкающие наконечники. А мушкетеры из-за этой стены пикинеров расстреливали атакующих, спокойно перезаряжая мушкеты.

Этот тактический прием отражения атаки быстро получил популярность и даже оказался косвенно запечатленным в мировом искусстве. Знаменитая картина Веласкеса «Сдача Бреды» иначе называется «Копья»: фоном здесь служит лес длинных копий пикинеров.

Но на всякий прием найдется свой контрприем. Чтобы преодолеть стену копий, создали специальную тяжелую конницу, рейтаров (позже их стали называть кирасирами) из рослых сильных всадников, прикрытых латами. Тот же принц Нассау разработал тактику кавалерийской атаки – караколь, или «улитка». Вооруженные пистолетами рейтары шли в атаку «гуськом», один за другим, прикрываясь спинами впередиидущих. Подскакав к каре на пистолетный выстрел, они стреляли в пикинеров из одного пистолета, затем, повернув вдоль фаса каре – из второго, и, круто повернув, скакали обратно, чтобы перезарядить пистолеты. А, расстроив шеренги пикинеров и перебив часть их, можно было атаковать и мушкетеров.

Конечно, пикинеры были хорошим прикрытием. Но, когда дело доходило до рукопашного боя, они со своими неповоротливыми длинными и тяжелыми копьями (в походе на телегах возили длинные стальные наконечники, а древки для них перед боем просто вырубали в лесу) оказывались бесполезны: шпага пехотинца – плохая защита от всадника с тяжелым палашом. А, между тем, пикинеры, как уже говорилось, составляли от четверти до трети полка. Это было зло, но зло необходимое, вынужденное. Мушкетеры в ту пору вдобавок к мушкетам вооружались багинетами, клинками с тонкой деревянной рукоятью. Перед рукопашным боем багинет рукоятью вставлялся в дуло мушкета, который превращался в тяжелое, хотя и короткое копье. Таким «копьем» можно было свалить всадника, всадив ему снизу под кирасу багинет. Но, с другой стороны, мушкет с багинетом в стволе уже не годился для стрельбы. Так что приходилось терпеть пикинеров.

Только когда в начале XVIII века был придуман коленчатый штык на трубке, надевавшейся на мушкетный ствол, мушкетеры могли и стрелять, и участвовать в рукопашной схватке. И пикинеры исчезли. Теперь пехотное каре ощетинивалось сверкающими штыками, на которые не хотели идти лошади кавалеристов, а из-за стены штыков вели по атакующим беглый огонь стрелки. Правда, уязвимыми были углы каре. И здесь стали ставить легкие полковые пушки, впервые принятые на вооружение в Тридцатилетнюю войну по предложению прославленного военачальника, шведского короля Густава Адольфа. Кроме того, впереди каре выскакивали гренадеры, хладнокровные ветераны, вооруженные начиненными порохом ручными гренадами (гранатами) с фитилем, и швыряли их под ноги атакующей кавалерии.

Эта тактика пехотного каре продержалась почти до середины XIX века, как и тактика его атаки тяжелой кавалерией; в середине XVIII столетия были упразднены только не слишком эффективные гранаты. Во всех армиях Европы выделялись полки тяжелой кавалерии – кирасиры. Это были прикрытые стальными кирасами рослые сильные люди, вооруженные длинными тяжелыми палашами и посаженные на огромных тяжелых коней. Так, в русской коннице гусары и уланы, легкая кавалерия, сидели на двухвершковых лошадях (то есть на 2 вершка, 9 сантиметров выше конской холки), драгуны – на четырехвершковых, а кирасиры – на шестивершковых конях. Тяжелая кавалерия должна была атаковать плотно сомкнутой массой, как бы сжатым кулаком, на полном галопе «проламывая» ряды каре, если, конечно, удастся сделать это. А если не удавалось, кирасиры отходили, перестраивали и атаковали вновь.

Идея прикрытия пехоты от атакующего противника была очень плодотворной. Нужно было как можно дольше держать его под огнем, срывая атаку. И поле боя, по возможности, готовили заранее. Вспомним, как в повести Н. В. Гоголя «Тарас Бульба» осаждавшие польскую крепость Дубно запорожцы утыкали поле обломками сабель и копий и сорвали атаку польской конницы. Прием этот был очень распространен. А можно было и заранее предусмотреть такую необходимость: в обозе нередко возили «чеснок», как на Руси называли острые железные четырехконечные шипы. Их разбрасывали там, откуда могли ожидать конная атака, и лошади противника на скаку накалывали копыта на эти шипы, валились наземь, а всадники оказывались в роли пехотинцев, да еще и были ошеломлены или даже помяты неожиданным падением.

Еще лучше было: на поле генеральной баталии построить легкие укрепления, из-за которых можно было бы в безопасности вести огонь по нападающим. И не только ружейный, но и артиллерийский, из легких полевых пушек. Под Полтавой, в ожидании атаки сильной шведской армии. Петр I приказал построить ряд земляных редутов. И атаковавшим шведам пришлось наступать под огнем, теряя людей и расстраивая ряды. А русская кавалерия смогла в нужный момент нанести по ним фланговый удар, выйдя через промежутки между редутами. Нечто подобное повторилось во время Крымской войны в сражении при Балаклаве. Блестящая английская драгунская кавалерия опрометчиво атаковала легкие полки русских улан и гусар, опрокинула их и, в погоне, попала под огонь русской пехоты с редутов. При отступлении после атаки она вновь должна была пройти мимо линии редутов. В результате потери были таковы, что английский командующий был вынужден отправить свою конницу домой.

Поле боя укрепляли не только в XVIII или в XIX веках. В середине XVII столетия, в период освободительной войны Украины против Речи Посполитой, небольшое польское войско князя Иеремии Вишневецкого укрепилось на подступах к княжескому замку в Збараже. Противостояла полякам огромная соединенная армия Богдана Хмельницкого и его союзника, крымского хана. Збараж был бы взят при первом же штурме. Но поляки окружили его кольцом земляных валов со рвом перед ним, установили на валу замковые пушки и смогли продержаться до подхода польского короля с большой армией. Людей у них было немного, несколько тысяч. Но с флангов и тыла валы были прикрыты озерами, так что казакам и татарам приходилось каждый раз атаковать в лоб, и откатываться от сосредоточенного огня.

Одним из самых славных сражений русской армии считается Бородинское сражение. Подготовка к нему была длительной, и русские позиции оказались настолько хорошо укрепленными, что французская армия была вынуждена ходить в многократные и безрезультатные атаки. Правда, когда к вечеру бой стих, Кутузов отступил (это давало основание Наполеону заявить, что он выиграл сражение), но противник понес такие потери, что дальнейший исход войны можно было предугадать.

Русские позиции опирались на систему укреплений. Их правый фланг возле села Бородино и далее за него был прикрыт речкой Колочей, впадавшей в Москву-реку. Французы только один раз, утром, попробовали провести здесь атаку, но она была успешно отбита, и более здесь никаких действий весь день не предпринималось. В центре позиций находилась высота, на которой, за земляными валами, была устроена сильная артиллерийская батарея, известная, как батарея Раевского, или Курганная. Подступы к ней прикрывались несколькими небольшими батареями, стоявшими за ручьями. А левый фланг должен был опираться на сильный редут у деревни Шевардино. Но когда генерал-квартирмейстер русской армии полковник Толь объезжал поле, то обнаружил, что противник может обойти Шевардинский редут и ударить русским во фланг. Он оттянул фланг армии немного назад, так что он оказался прикрыт густым Утицким лесом, а у деревни Утицы поставил еще артиллерийские батареи. Теперь фланг должен был опираться на три вооруженные пушками земляные флеши. Но, пока все это происходило, подошла французская армия, и Шевардинский редут оказался передовым укреплением. В принципе, он уже не нужен был русским, как не нужен и французам. Но, при отступлении с редута, русские войска привели бы французов на свои новые позиции. А французы не могли оставить у себя в тылу сильное русское укрепление с его гарнизоном. Так что генеральному сражению предшествовал бой за Шевардинскй редут. Оборонявшая его сводная гренадерская дивизия графа М. С. Воронцова практически вся погибла, но и французы понесли огромные потери в бою за это укрепление.

Полевые укрепления строились самими войсками и их инженерными частями непосредственно перед сражением. И главный материал здесь – земля. Но слишком высокие и крутые свежие земляные насыпи стали бы осыпаться тут же, уже при строительстве. И, тем более, их быстро разметали бы ядра вражеских пушек. Поэтому в тело насыпей предварительно закладывались огромные связки тут же нарубленных прутьев и тонких стволов деревьев – фашины. Недаром широкие и тяжелые тесаки, которыми вооружались саперы, назывались фашинными ножами, и на их обухе нарезались зубья, как у пилы. А на валу тесно устанавливались высокие цилиндрические корзины без дна, тут же сплетенные саперами все из тех же прутьев – туры. После установки их насыпали землей, и они прикрывали артиллерию и стрелков от вражеского огня. При насыпании валов и туров земля бралась тут же, и перед валами появлялись неглубокие рвы – дополнительное препятствие для противника. А если вал был невысокий, то и изнутри рылся широкий неглубокий ров, так что бруствер все же был достаточно высоким, чтобы за ним мог укрыться стоящий во внутреннем ровике солдат. Если же вал с установленными на нем турами был очень высоким (нужно ведь прикрывать весь внутренний дворик от перелетающих ядер и гранат), то изнутри к нему присыпалась невысокая ступенька: стрелковый банкет. Встав на него, стрелки могли вести огонь поверх бруствера, а стволы пушек выглядывали из амбразур между турами.