От острога до укрепрайона: история фортификации с древности до середины ХХ века

Дерево-земляные «фортеции» Нового времени

Однако с появлением каменных твердынь и новой фортификации простенькие и дешевые дерево-земляные укрепления не утратили своей роли. В конце концов, не везде нужны мощные каменные крепости: где-то можно обойтись и небольшими постройками. А главное – не в камне сила. Даже знаменитая Великая китайская стена, протянувшаяся на тысячи километров и отгораживавшая цивилизованные владения китайской Империи от диких манчжурских степей с их жадным до чужого добра кочевым воинственным населением, не спасла Китай от нашествия монгольских орд. Чтобы оборонять ее на всем протяжении, никакой, даже китайской армии не хватило бы. А сами по себе укрепления обороняться не могут. Известно множество случаев бесславной капитуляции даже очень сильных крепостей при очень незначительной угрозе, и прославлены, одновременно, случаи героической обороны слабеньких укреплений небольшими гарнизонами.

Так было, например, в середине XIX века с русским укреплением Михайловское на Черноморском берегу Кавказа, во время нескончаемой Кавказской войны. Пожалуй, русские крепости на Кавказе были последними дерево-земляными крепостями в истории фортификации. Да их и крепостями можно было назвать только в кавычках. Четырехугольная площадь с жилыми и складскими постройками окапывалась неглубоким рвом и валом, на валу ставился бревенчатый частокол, а то и простой плетень, по углам возвышались вышки для часовых – и «крепость» с гарнизоном из роты пехоты с двумя-тремя пушками да сотни казаков готова. Такие укрепления ставились, чтобы сдерживать ненадежных «мирных» кавказских горцев, ограничивать действия скрывавшихся в горных лесах «немирных» черкесов, чеченцев, кабардинцев, да давать ночной приют «оказиям». В ту пору по кавказским дорогам (точнее, дорога была одна – Военно-Грузинская, из России в Грузию) люди передвигались с «оказией»: когда в каком-либо городке набиралось много путников, в дорогу отправлялся небольшой отряд из роты или полуроты пехотных солдат с одной-двумя пушками, иногда с добавкой нескольких десятков казаков для разведки. Такие «оказии» медленно двигались от одного укрепления к другому, с наступлением сумерек запираясь в этих попутных крепостцах.

В 1840 году в Кавказских горах случился неурожай, и свое тяжелое материальное положение «немирные» чеченцы стали компенсировать нападениями на контролируемые русскими земли и их грабежами: голод не тетка. Однажды утром несколько тысяч горцев, выйдя из леса, атаковали небольшое укрепление Михайловское, занятое ротой Тенгинского пехотного полка; в этом полку, между прочим, но только в других местах, служил и ссыльный поручик Михаил Лермонтов, описавший жизнь такой крепости в своем романе «Герой нашего времени». Помните штабс-капитана Максим Максимыча в «Бэле»? Он был комендантом крепости, куда направили на службу героя романа, Печорин. А штабс-капитан мог командовать только ротой – даже батальон ему был не по плечу.

Так вот, хотя нападающих было несколько тысяч, а гарнизон составлял всего 480 человек, он держались весь день, и только к вечеру осаждающие ворвались в укрепление. И когда толпы врага залили всю крепость, и начался рукопашный бой, унтер-офицер Архип Осипов бросился в пороховой погреб и взорвал его вместе с победителями. По указу императора Николая I Михайловское было переименовано в Архипо-Осиповку (это название сохранилось до сих пор), а сам Архип Осипов был навеки зачислен в ряды 1-й гренадерской роты Тенгинского пехотного полка; когда во время вечерней поверки выкликали его имя, правофланговый отвечал: «Погиб во славу русского оружия!».

Такими же дерево-земляными укреплениями из рва, вала и частокола с вышками были американские форты на Индейской территории. К середине XIX века в Северной Америке было достигнуто очень шаткое равновесие между индейскими племенами и белыми, настойчиво расширявшими свои владения. Военная граница была установлена по реке Миссисипи. А затем белые фермеры, охотники, золотоискатели и просто искатели приключения вновь, в 60-х годах, двинулись на Дальний Запад, надеясь на кольт и винчестер, да на непостоянное счастье. К тому же занятые индейцами, освоившими и верхового коня, и тот же винчестер, бескрайние степи и полупустыни будущих штатов Дакота, Юта и Невада, лежали между восточными штатами и Калифорнией, уже освоенной белыми (особенно большую роль сыграла золотая лихорадка 1848 года). Огромные караваны переселенцев в тяжелых, запряженных быками фургонах, где за парусиновыми навесами скрывались женщины и дети, в сопровождении не выпускающих из рук оружия мужчин верхом на лошадях, двигались по солончаковым степям. На ночь приходилось останавливаться прямо в степи, окружая небольшую площадку кольцом соединенных цепями фургонов и загоняя внутрь лошадей, быков и детей. Всю ночь жгли костры из одеревеневших стеблей полыни, а с рассветом вновь двигались на запад. Выпустить из рук оружие и отдохнуть было негде: вдоль очень условной дороги на расстоянии дневного пути скачущего во весь опор всадника стояли только одинокие станции государственной почты США с отчаянными смотрителями-полубандитами, не боявшимися ни Бога, ни черта, ни даже индейцев. Но и их периодически вырезали индейцы. И для более прочного закрепления на новых территориях на запад стали выдвигаться небольшие форты с гарнизонами, под защитой которых освоение степей Дальнего Запада пошло более быстрыми темпами. Такими же темпами, какими стали вымирать индейцы, от которых осталась лишь память в виде названий штатов, – имен бывших индейских племен.

А кольту американцы поставили памятник. Не конструктору-оружейнику Сэмюэлю Кольту, а созданному им револьверу. Американские же форты теперь можно увидеть лишь в голливудских вестернах.

Но на Кавказе в ту же пору использовались и еще более легкие, даже эфемерные укрепления – засеки. Правда, чаще ими пользовались горцы. Но при случае не отказывались от них и русские солдаты. Деревья и кусты подрубались так, чтобы падали ветвями навстречу противнику, создавая вал, из-за которого велась стрельба. Этот вид укреплений имеет очень почтенный возраст. Первые упоминания о засеках встречаются в Новгородской 3-й (1137–1139 гг.) и Троицкой (за 1216 г.) летописях. В XIII веке большие засеки устраивались на путях движения монголо-татар. Но особое значение они получили в XVI столетии.

В это время на южнорусских землях разворачивались события, напоминающие американскую эпоху освоения Дальнего Запада. Татарская Золотая Орда распалась на отдельные ханства. Наиболее близкие к русским владениям Казанское и Астраханское были ликвидированы в результате военных походов царя Ивана IV. А вот сильное и отдаленное Крымское ханство представляло большую угрозу русскому продвижению на юг. Граница с Диким Полем проходила примерно по нынешним южным административным границам Тульской области, и Тула долго была приграничным городом-крепостью с мощными, стоящими до сих пор стенами и башнями каменного Тульского кремля. Не американские фермеры, охотники на бизонов и золотоискатели, а русские крестьяне-пахари продвигались все дальше на юг, в черноземные степи, а за ними укоренялись на богатых черноземах и степные помещики. Только медленно шло освоение этих, заселенных некогда славянами земель: из Дикого Поля постоянно нападали на деревни хищники-степняки, разоряли их и уводили жителей в плен, для продажи на работорговых рынках Крыма и Турции.

О царе Иване IV в основном помнят, что он был Грозный и создал Опричнину. Между тем, все это приходится на вторую половину его царствования. А в 50-х годах он провел множество реформ, придавших новый облик центральному и местному управлению. В том числе проведена была и военная реформы – создание постоянного войска. А в ее рамках была создана и новая система обороны степной границы.

Все леса южных земель, густые широколиственные дубравы, которых теперь уже нет, были объявлены заповедными. Огромные дубы, вязы, ясени, клены валились длинной полосой в несколько десятков метров ширины. Валились ветвями навстречу потенциальному противнику, и так, чтобы упавшие стволы не отделялись окончательно от высоких, примерно по пояс человеку, пней. Весь этот вал потом порастал колючим кустарником и вьющимися травами и превращался в могучее препятствие, через которое не было прохода ни конному, ни пешему, ни человеку, ни зверю. Так на многие десятки и сотни километров протянулись Засечные черты, постепенно продвигаясь одна за другой на юг, в степи. Большая засечная черта, строительство которой закончилось в 1566 году, протянулась от Рязани на Тулу, р. Оку при впадении в нее р. Упы, на города Белев и Жиздру. В наиболее угрожаемых местах засечная черта состояла из двух линий (между Тулой и Веневым), из трех (между Белевом и Лихвином) и даже четырех (между Белевом и Перемышлем). Юго-восточнее выдвинулись Шацкая и Ряжская черты, продолженные до Алатыря. В первой трети XVII века в связи с событиями Смутного времени, а затем Смоленской войны с Польшей, татарские набеги участились, да и черта пришла в ветхость, так что татарские отряды прорывались через нее. Поэтому пришло не только восстанавливать, но и отодвигать засечную черту дальше на юг. В 30–40-х годах была построена Белгородская черта, а затем, в 40–50-х годах, Симбирская; в конечном счете черта протянулась от Ахтырки на р. Ворскле до Симбирска на Волге. В 80-х годах дополнительно построили Сызранскую черту, прошедшую ответвлением от Симбирской черты через Пензу и до Сызрани на Волге и имевшую ответвление на Усолье, отрезавшее Самарскую луку. После реконструкции черты ширина ее достигала от 40–60 метров (где имелся только ров, вал или болото) до 40–60 километров! Общая протяженность Большой засечной черты была свыше 1000 километров. В эти укрепления упирались дороги, которыми обычно шли татары: Бакаев шлях, Муравский шлях, Изюмский шлях, Кальмиусский шлях, Ногайская дорога.

Рис. 72. Засечные черты Русского государства в 16–17 вв.

За этими засеками селились укрепленные частоколами станицы казаков, которые высылали в степь небольшие «сторожи», патрульные разъезды, искать «сакму» – след татарских конных отрядов. На засеках также стояли небольшие сторожи возле высоких вышек, а на вышках – шесты с пучками обмазанной смолой соломы или бочками со смолой. Заметив сакму, конные летели к такой вышке и зажигали маяк. Густой черный дым виден был далеко, и поднималась тревога в станице, откуда верховые скакали с тревожной вестью в порубежные города. Они были укреплены уже солиднее: рвом, валом и бревенчатыми стенами с башнями. В 30-х годах XVII века за рекой Окой и вдоль нее насчитывалось более 40 городов – опорных пунктов: Путивль, Севск, Ряжск, Рыльск, Оскол и др. Оборона Засечной черты осуществлялась пограничной засечной стражей из местных жителей, набиравшейся по одному человеку от 20 дворов. Во второй половине XVI столетия засечная стража насчитывала от 30 до 35 тысяч ратных людей. Ведали засеками воеводы, головы, засечные приказчики, а в подчинении у них были поместные и приписные сторожа. В городах стояли гарнизоны городовых дворян и детей боярских, составлявших конницу, городовых стрельцов – пехоты, и «служилых людей по прибору» – пушкарей, пищальников, затинщиков, воротников, т. е. технических войск, обслуживавших укрепления – до полутора тысяч человек с «нарядом», насчитывавшим различное количество пушек (например, в Рыльске их было 37). Ежегодно весной, когда в степи появлялась трава и складывалась угроза набегов, на рубеже Одоев, Тула, Рязань собиралось полевое войско различной численности, в зависимости от обстановки – от 5 до 17 тысяч человек. Дворянам за службу давались деревни с крестьянами, стрельцы в свободное от службы время беспошлинно занимались торговлей и ремеслами и получали жалованье, казаки, не платя податей, владели землями, станичным юртом, а служилым людям по прибору (то есть по набору, по вербовке) давалась земля на один двор. Так сложилось в южных губерниях сословие однодворцев, промежуточное между крестьянами и дворянами, отличавшееся костюмом и говором. Так вот и пахали они землю: идет за сохой, а на боку сабля, и на краю поля в кустиках ручница, ручная пищаль. Потомки их до сих пор живут в Тульской, Рязанской, Брянской, Курской, Белгородской областях.