Партизаны в Бихаче

— Расскажите, расскажите, господин преподаватель! — просят все хором.

— Хм, Шемсо! Шемсо — это борец каких поискать! — Ярич и сам начинает воодушевляться своим рассказом. — Шея, как у вола, ручищи во какие, плечи вон в ту дверь не пролезли бы… С ним бы не смог сравниться даже сам…

— Даже сам Вучен Билетина! — вставляет «олимпиец» Билетина.

Весь класс покатывается со смеху, а Ярич, все больше воодушевляясь, увлеченно размахивает руками и расхаживает по классу, деревянные доски под ним скрипят и стонут, словно на них в самом деле состязаются в ловкости и силе разгоряченные борцы-тяжеловесы.

С таким же жаром Ярич рассказывал о Геркулесе, олимпиадах в Древней Греции, о римских гладиаторах, наших атлетах того времени — Лео Штрукеле, Мариане Матиевиче и других, но особенно он восхищался Спартой и спартанцами, их царем Леонидом и легендарным бегуном из Марафона.

Когда он начинал о них рассказывать, весь класс словно переносился в древнюю Элладу, гимназисты вместе с героями древней Спарты как бы участвовали в сражениях и спортивных состязаниях и в полном боевом снаряжении спешили принести в родной город весть о победе. Только школьный звонок, раздававшийся вдруг точно из другого мира, возвращал гимназистов к действительности — в жарко натопленный класс с запотевшими окнами, за которыми лежал укрытый снегом городок.

На примере славных подвигов героев Древнего мира Яричу удавалось увлечь спортом и своих учеников. Именно потому гимназия побеждала на многих соревнованиях, показывая лучшие результаты, а в конце учебного года в ней устраивался традиционный спортивный праздник, на который с удовольствием приходили все гимназисты, преподаватели и просто горожане.

Так Ярич и жил от одного крупного спортивного соревнования до другого, неизменно радуясь каждому новому успеху своих учеников и каждому новому спортсмену, который приходил к ним в гимназию. Он долго помнил тех, кто в свое время закончил школу, и годами рассказывал новым поколениям об известном гимнасте Лемиче, бегуне Видиче, метателе ядра Дреновиче. В его рассказах на них ложился отсвет легендарной славы древних спартанских героев.

В тот год, когда началась война, в восьмом классе особенно выделялся как отличный бегун некий Даниша Зорич, худощавый черноволосый паренек с личской границы. Ярич с большим энтузиазмом готовил его к межшкольным соревнованиям, которые были намечены на конец учебного года и где он должен был непременно занять первое место. Хотя бы раз в неделю Ярич выходил с ним на тренировку за город, их видели вдвоем на прогулках, дни вместе купались, ловили рыбу, точно закадычные друзья. Учитель словно молодел рядом со своим учеником, ему казалось, что вернулось то время, когда он сам был мальчишкой, быстро бегал, высоко прыгал и побеждал на соревнованиях.

Их дружба была прервана начавшейся войной с Германией. В считанные дни в государстве все переменилось, перепуталось, потеряло всякий смысл, с катастрофической быстротой разрушился порядок, казавшийся до этого незыблемым. Власть в городе захватили усташи, начались аресты и преследования сербов, и однажды ночью Ярича подняли с постели и арестовали, а через два дня перевезли в маленький, глухой городок, где был создан один из первых концлагерей. Там он в первый же день встретился с группой своих бывших учеников, среди которых был и его любимец Зорич.

— Зорич, а ты как здесь оказался? — с горестным удивлением воскликнул Ярич, который за очень короткое время так сильно поседел и постарел, что гимназист при виде его вздрогнул, точно встретив привидение.

Учитель и ученик, старые друзья, при этой неожиданной встрече испытывали такое чувство, будто были знакомы когда-то очень-очень давно, в каком-то совсем другом мире, где люди и чувствовали, и думали совсем иначе.

Они говорили недолго, каких-нибудь минут десять, но этого было достаточно, чтобы оба поняли, что нечто очень важное, еще вчера связывавшее их, куда-то безвозвратно ушло, умерло. Исчезло то, что их объединяло и сближало, и теперь оба они словно смотрели другими глазами: Ярич видел перед собой растерянного юношу, а Зорич — совершенно седого человека, стоявшего на пороге старости, у которого не было силы помочь даже самому себе.

Однажды утром заключенным приказали собираться в дорогу. По маленькому лагерю разнеслось известие:

— Идем в Госпич.

Так как ходили слухи, что в окрестных лесах много вооруженных «бандитов», осторожные усташи стали связывать молодых лагерников по двое. Толстых веревок не хватало, и гимназистов они связали обычной бечевой, которая оказалась под рукой.

— Вставай, учитель, строй свое войско, двигаем! — наполовину в насмешку, наполовину всерьез бросил Яричу лейтенант усташей, показывая на связанных гимназистов.

Ярич прежде всего отыскал глазами своего Зорича. Разумеется, он должен идти во главе колонны.

— Зорич! Эй, Зорич!

Юный спортсмен был связан в паре со своим товарищем, бывшим главным классным «олимпийцем» Васой Лаврней — неприметным и низкорослым гимназистом. Ярич горько усмехнулся, ставя их в голову колонны.

— Ну вот, Лаврня, и ты наконец оказался первым, оправдал-таки свое звание «олимпийца»!

В зловещей тишине колонна вышла из городка, перевалила через гряду невысоких холмов и зашагала по бесплодной каменистой равнине мимо видневшихся кое-где чахлых берез. Местность вокруг дороги была испещрена мелкими оврагами и небольшими котловинами, окруженными зарослями корявого орешника и бересклета. Слева, метрах в ста, поднималась темная стена дубовой рощи.

Был сумрачный день, небо затянули тучи, как часто бывает в этих местах в середине весны, и арестованных все больше томила тяжелая неизвестность, предчувствие, что их уводят, чтобы передать в руки чужим, жестоким людям, которых в последнее время становится все больше. Те, что были постарше, начали встревоженно перешептываться, а гимназисты шли спокойно, радуясь вольным просторам, свежему ветру, движению и не задумываясь о конечной цели своего путешествия.

Вспотевший и бледный, Ярич, стараясь не отставать от своих учеников, шел рядом с колонной, точно так же, как раньше, когда водил их на стадион. Он то и дело поглядывал на своего любимца, который шагал в голове колонны беззаботно и легко, точно на прогулке.

Вдруг среди арестованных, шедших впереди, произошло какое-то замешательство. Колонна распалась и остановилась, и тут из толпы заключенных вырвался Зорич и стрелой понесся к лесу. За ним бросился и приземистый Лаврня, сделал несколько неуклюжих прыжков, свернул вправо и быстро скрылся в ближайшем овраге.

Сзади раздались крики усташей:

— Сбежал! Сбежал! Держи!

В погоню за беглецами бросились несколько усташей. Грохнул выстрел, но тут же раздался крик:

— Не стрелять, хватайте их живыми!

Те, что бросились вслед за Зоричем, не имели времени, чтобы хорошо прицелиться, остальные не стреляли, боясь попасть в своих. Расстояние между Зоричем и преследователями все больше увеличивалось. Зорич даже не пытался укрыться в каком-нибудь овраге, уверенный в быстроте своих ног. Внимание усташей было приковано к любимцу учителя, бежавшему на виду у всех, и это дало возможность спастись второму беглецу, Лаврне, который скрылся в овраге, как мышь в норе.

Вся колонна, затаив дыхание, следила за этой погоней. Ярич, казалось, помолодел. Забыв, что его ученик бежит от верной смерти, он вскочил на бугор у дороги и, размахивая кулаками, стал восторженно кричать:

— Вперед, Зорич, вперед! Браво, марафонец, браво, чемпион! Жми!

Эти крики, казалось, прибавляли Зоричу силы, он точно на крыльях летел меж редких берез, быстро приближаясь к опушке дубовой рощи. Ярич был вне себя от восторга:

— Браво, брависсимо! Вперед! Вперед!

Только тогда, когда уже стало ясно, что беглеца охраннику не догнать, вслед ему раздалось несколько выстрелов. Последняя пуля, предательски выпущенная в упор, была предназначена для его учителя и болельщика. Счастливый и гордый за своего ученика, Ярич взмахнул руками и пошатнулся от неожиданного удара, все еще не сводя глаз со своего любимца-победителя, который уже вбежал в густой спасительный лес.