Партизаны в Бихаче

8

Целый час шагал Лиян печальный и задумчивый, что, вообще говоря, с ним довольно редко случалось. Разве можно столько времени грустить, когда вокруг деревья, птицы, над головой солнце, а за спиной верный Шушля? Ладно бы еще завязали его в темный пыльный мешок, как какого-нибудь кота, тогда еще есть причины немного погрустить.

«Вот именно! Хоть я и не был никогда в мешке, все-таки могу себе вообразить, как в нем темно и тесно, а если к тому же найдется какой-нибудь дурень, который покупает котов в мешке, тогда все, пиши пропало. Купит он тебя и отнесет к себе домой, чтобы ты у него в подвале мышей ловил. Э нет, дудки! У крестьян в подвалах бывает столько сала, а я буду за мышами гоняться?! Ха-ха, нашли дурака!..»

Лиян необычайно развеселился, представив себя верхом на каком-нибудь свином окороке, и разразился таким хохотом, что казалось, будто обрушился целый штабель еловых досок. Шушля от неожиданности даже присел, а затем, перепуганный, бросился в лес.

«Что это с ним, ржет, точно с ума спятил!» — подумал он про своего хозяина, который еще минуту назад был печален и задумчив.

«Что это с ним? — удивился и Лиян, глядя на своего коня. — Увидел лес и вообразил себя зайцем, так, что ли?»

К счастью, они наконец выбрались из ущелья, и, когда перед ними открылся чистый зеленый луг, оба забыли про мешки, кошек, зайцев, разные дурацкие вопросы и про прочие глупости. По лугу рассыпалось стадо снежно-белых овец, возле них Лиян с Шушлей увидели стройную красавицу пастушку Борку, а рядом с ней бдительного, сурового стража, черного и косматого, — не то волкодава, не то овчарку, не то еще какого-то другого представителя собачьего племени.

— Ага, вот Борка, а где Борка, там и разговор! — радостно воскликнул Лиян, словно никогда и не думал грустить. Открывшаяся перед Лияном картина переполняла его душу, превращаясь в звенящую песню. Может, он уже слышал где-нибудь эту песню, хотя бы отдельные строчки из нее, или она рождалась именно сейчас, искрясь, как первая трепетная звездочка? Кто знает, Лиян и сам не смог бы ответить на этот вопрос.

Ты слышишь, милая, шаги —
Идут бригады вдоль реки,
Махни на счастье мне рукой,
Я ухожу в смертельный бой.

— Эгей, старик, откуда это тебя опять занесло на мое пастбище? — весело крикнула ему пастушка. — Может, ты заплутал?

— Может, и заплутал, зато такую красавицу встретил! — в тон ей ответил Лиян.

— Глядите-ка, какой быстрый да языкастый, ровно мой сосед Йово Станивук, пулеметчик из Второй краинской бригады.

— Вот те раз! — удивился Лиян. — Она тоже знает моего побратима Станивука. Тот сейчас ни на шаг не отходит от поэта Скендера Куленовича. Целыми днями они о чем-то шепчутся и шушукаются.

— Ага, вот почему он пишет такие красивые письма, как настоящий поэт: ему, выходит, Скендер помогает! — воскликнула пастушка. — Дядя Лиян, нет на свете ничего прекраснее, чем получить письмо из партизанской роты, да к тому же еще от пулеметчика. Потом взойдешь на вершину холма и слышишь вдали: «Тра-та-та-та!» Это он тебе привет шлет.

— Черт вас, девок, поймет! — фыркнул Лиян. — Даже в пулеметной очереди вам слышится сладкое воркование вашего голубка. Если я еще услышу, что и мой сосед Николетина Бурсач, самый горластый и здоровенный пулеметчик в окрестностях Грмеча, стал писать письма девушкам, то мне останется только ушами от изумления хлопать, как какой-нибудь безмозглой хвостатой кляче.

«Нет более безмозглой клячи, чем ты, старый вислоухий мерин! — подумал про себя Шушля. — Я это давно раскумекал и уразумел».

— Ах, я и сама не знаю, что мне приятнее читать письма Йовы Станивука или слушать рассказы Николетины Бурсача, — искренне призналась молодая пастушка. — Я просила Николетину, чтобы он мне тоже письма писал, да только у него все карандаши ломаются, не успеет и первую букву вывести.

— Хотел бы я посмотреть на то письмо, которое бы Ниджо написал своими громадными ручищами! — громко проговорил Лиян.

— Ага, дядя Лиян, а у меня есть одно письмо от Николетины, которое он мне написал еще перед самым восстанием, — похвасталась девушка. — Он здесь, в лесу, рубил дрова и между делом написал мне письмецо. Ты бы его только видел!

— Давай его сюда! — закричал Лиян. — Доставай его скорее из своей сумки.

— Из какой там сумки! — засмеялась девушка. — Его письмо не поместилось бы и на самой большой телеге.

— Бог с тобой, милая, да на чем же он писал? — изумился повар. — Не на воротах же каких-нибудь или, может, на спине жеребца?

— Неужели ты думаешь, что я бы радовалась письму, написанному на лошадиной спине? — рассердилась девушка.

— Ну так говори, на чем оно написано? — воскликнул Лиян.

— На буке! На самом большом буке в этом лесу. Пойдем поглядишь, — ответила Борка и повела старика через лес к очень толстому буку с гладкой, ровной корой. На стволе были вырезаны пять больших букв: «Н. Б. Л. Б. Н.».

— Вот это письмо, дядя Лиян. Правда, красиво?

— «Н. Б. Л. Б. Н.»! — стал читать Лиян, запинаясь, будто прыгая с бревна на бревно. — Язык можно сломать, читая эти закорюки, а что они значат — все равно непонятно.

— Николетина Бурсач любит Борку Новакович. Вот что значат эти пять букв, — гордо объяснила молодая пастушка. — А я и есть Борка Новакович, чтобы ты знал.

— Ты гляди, маленькая чертовка, даже Николетине Бурсачу голову вскружила! — с восхищением воскликнул Лиян, а пастушка поспешила добавить:

— И Йове… и Йове Станивуку! Он меня тоже страсть как любит!

— Ну, хорошо, а ты-то кого больше любишь из них двоих?

— Обоих вместе! — выпалила девушка.

— Как это обоих? — разинул рот Лиян.

— Очень просто, почему бы мне их и не любить. Их вся деревня любит, и я тоже.

— Ну а все-таки, к которому у тебя больше сердце прикипело?

— К обоим.

— Да что ты врешь-то, девка, как это к обоим?

— Этого я тебе, дядя Лиян, объяснить не сумею, знаю только, что когда-нибудь полюблю еще одного, третьего. Это будет парень, который умеет хорошо петь и ни за что не посмотрит ни на одну девушку, кроме меня.

— Да на что же тебе такой, что и на девушек не смотрит? — удивился Лиян. — Тот небось на одних только лошадей пялится.

— Понимаешь, этого я тебе тоже не могу объяснить, — задумчиво сказала Борка. — Тот, который на тебя не смотрит, он тебя лучше всего видит, и ты его видишь, хоть и делаешь вид, что на него не глядишь вовсе.

— Ну вот, теперь я вообще ничего не понимаю, — вытаращился Лиян. — Тот, который на тебя не смотрит, тот тебя лучше всего и видит. Ты делаешь вид, будто на него не глядишь, и как раз потому хорошо его видишь. Это что же получается: когда мой Шушля стоит, он на самом деле идет, а когда побежит, значит, он только-только лег спать, а я пью фляжку из ракии, а старая кума моей покойной бабки поймала зайца дырявым чулком и треснула им меня по голове… по… по… Все, дальше я уже ничего не знаю. Да здравствуют лошади и зайцы без чулок!

— Вот был бы ты девушкой, дядя Лиян, тебе бы все было ясно и понятно, — улыбаясь, сказала Борка. — Сейчас важно, что мы оба любим нашу армию, а все остальное само собой устроится. Так что да здравствует наша храбрая партизанская армия!

— И да здравствует мой верный Шушля, важная часть нашего военного обоза! — добавил Лиян, что доброму Шушле весьма понравилось, и от удовольствия он даже тихонько заржал.

Когда Лиян с Шушлей направились дальше через луг, пастушка Борка крикнула им вслед:

— Эй, герои, может быть, мы скоро снова увидимся в вашем батальоне!