Григорий Горин

Распахивается дверь, врывается Муж хористки.

Муж (кричит). Шантажист! (Всем.)Товарищи! Вас одурачили! Я сейчас дозвонился в райисполком, и мне официально сказали, что никакой хор никому не нужен!!!

Пауза.

Четвертый хорист. Это точно?

Муж. Абсолютно!

Печников (Мужу). Какое право вы имеете срывать репетицию?

Муж. Репетиции? А для чего они?! Я звоню в райисполком, рассказываю про это безобразие, а мне говорят, что никакого смотра нет и не будет!.. Что хоры при ЖЭКах никем не запланированы и не предусмотрены! И что насильственное пение противоречит советской демократии!! Понял, Шубин?!

Четвертый хорист (спокойно завинчивает мясорубку, выходит из строя, с угрозой говорит Шубину). Шубин, чтоб в понедельник был маляр! (Уходит, хлопнув дверью.)

Первый хорист. Николай Степанович, объясните – в чем дело?!

Шубин. А чего объяснять…

Третий хорист. Как это «чего»?! Зачем вы нас сгоняете, если это не мероприятие?!

Печников (хору). Сгоняете?!

Третий хорист. А кто ж сюда добровольно пойдет?!

Печников. Николай Степанович, выходит, вы и меня обманывали? Никакой тяги к музыке у товарищей нет?

Вторая хористка. Какая тяга? Он нас держит на крючке!

Третья хористка. Это называется – использование служебного положения в корыстных целях!

Первый хорист. Если бы… Это хоть можно понять! А то – смотра нет, грамота нам не светит, начальство даже не в курсе… Тогда зачем поем?

Шубин. Слушаю я вас, товарищи жильцы, и так мне скучно жить становится. Грамота… Начальство… Для чего поем? Поем и поем! Просто так! Для внутренней красоты!.. (Печникову.) Вы же сами, Петр Евгеньевич, говорили, чего Бах говорил.

Печников. Да мало ли что говорил Бах!

Первый хорист. Морочил всем голову… «Песнопение»… «Божество в коллективе»! Надо еще разобраться, товарищи, – не собирался ли он запродать нас церковникам?!

Печников. Несолидно все получается, Николай Степанович! (Хору.) Товарищи! С этой минуты я вас больше не задерживаю. До свидания! (Уходит.)

Второй хорист. А нам что? Какие указания будут, Николай Степанович? Уходить, не уходить?

Шубин. Уходить!

Вторая хористка. А как наши просьбы?..

Шубин (подходит к столу, снимает трубку телефона). Алло! Якименко! Шубин говорит… Запиши там в книге на понедельник: в двадцатой квартире – побелка, в семьдесят восьмой – облицовка, в тридцать вторую – электрика, и в этой… в двенадцатой – батарею поменять! Никаких разговоров, сказано – в понедельник!! Все! (Вешает трубку. Хору.) Вопросы есть?

Первый хорист. Вы напрасно на нас обижаетесь, Николай Степанович… Мы с вами ссориться не хотим.

Первая хористка. Воскресник какой-нибудь, деревья сажать – мы пожалуйста!

Хористы и хористки расходятся. У рояля остается одна Кира Платоновна.

Шубин. Я вам, Кира Платоновна, дверь обещал заменить… Так плотник на бюллетене…

Кира Платоновна. Мне совсем не к спеху..

Шубин. Идите спокойно домой, отдыхайте… Никого я больше не держу!

Кира Платоновна. Меня сюда никто и не загонял…

Шубин. Да разве я кого загонял?.. Я приглашал. Мы ведь сейчас как поезда стали, носимся друг мимо друга, каждый по своим рельсам… А когда и встречаемся, то лоб в лоб! И катастрофа! А тут знали: есть место, где можно собраться, попеть… Я так понимаю, Кира Платоновна, нельзя с утра до вечера заниматься кранами, батареями, химиями… Штамповка получается, а не человек. Обязательно что-то для души надо! Пение – это ж такая красота! Особенно хор. От всего очищает. Вот ты, к примеру, эгоист, а встал в хор – и не можешь быть эгоистом!.. Думал, поймут! Поворчат, посердятся, а потом и понравится!.. Конечно, на крючке людей держать, может, и неправильно, но, с другой стороны, раз уж в доме не обойтись без недоделок, так уж лучше использовать их себе на благо!.. Не поняли!.. Отпелся!.. И везет же людям, которые с талантом. А я в хор Дома культуры хотел записаться – не взяли. Говорят, слуха нет! И пускай нет! Я же не зарабатывало своим слухом… Вон как в детском саду у вас хорошо! Все поют, все дети… (Запел.) «Мы едем, едем, едем в далекие края, веселые соседи, счастливые друзья!»

Кира Платоновна. Ну-ка, подойдите сюда, Николай Степанович! (Наигрывает ему эту мелодию.) Ля-ля-ля, ля-ля! Попробуйте повторить!

Шубин. Бросьте… Зачем это, Кира Платоновна?

Кира Платоновна. Ля-ля-ля-ля! Я прошу вас, повторите!

Шубин (нерешительно). Ля-ля-ля-ля!

Кира Платоновна. Чуть-чуть повыше!

Шубин. Ля-ля-ля-ля!

Кира Платоновна. И кто вам сказал, что у вас нет слуха?

Шубин. Теперь-то прорезается! Я как с Петром Евгеньевичем позанимался, так сразу почувствовал!

Кира Платоновна. Ля-ля-ля-ля!

Шубин (радостно). Ля-ля-ля-ля!

Открывается дверь, робко входит Сидоров.

Вам что, товарищ?

Сидоров. Извиняюсь, мне ничего! Справочку навести хотел… Вправду хор отменяется?

Шубин. А вам какая разница?

Сидоров. Мне-то, собственно, никакой… Я вообще не из этого дома… Мать у меня здесь живет, в третьей квартире… Ну а я иногда к ней приезжаю… Продукты завезти или просто повидаться… Она иногда звонит: Толя, мол, приезжай… Или я сам звоню: мол, как там дела, мама?.. Вот!

Шубин. Ну и что?

Сидоров. Да ничего… Мать, говорю, у вас живет в третьей квартире, а я к ней приезжаю…

Шубин. Так чего ты хочешь? Потолок обвалился у вас?

Сидоров. Зачем?! Потолок в порядке… Мать живет, говорю, в третьей квартире… Как раз тут, над красным уголком. Когда хор поет, там все слышно…

Шубин. Мешаем, что ли?

Сидоров. Зачем?.. Экий ты непонятливый! Хорошо, говорю, поете! Я из-за вас стал каждую субботу к матери ездить… Сидим слушаем, душа радуется!

Шубин (недоверчиво). Тебе что, делать нечего? Разыгрываешь меня!

Сидоров. Почему? Очень даже хорошо!

Шубин. Что ж тут хорошего? Скрипим, как телега немазаная…

Сидоров. Ну это вам, музыкантам, конечно, виднее… А я вот как простой слушатель скажу: нам нравится.

Шубин. Да что же ты в дверях стоишь, дорогой товарищ?! Входи! Садись! (Кире Платоновне.) Вот! А говорят: для чего поем?! (Сидорову.) Значит, нравится?

Сидоров. Ну а как же? Такое дело!.. Особенно «Ласточка»… Мы ее всегда с братьями пели… Нас три брата! Бас, тенор, а я им, стало быть, на гармошке аккомпанировал!

Шубин. Так где братья? Давай их в наш хор!

Сидоров. Братьев нет. Они еще в войну погибли. Я тоже закрутился, гармошку забросил – сам понимаешь, дела… А тут прихожу к матери, а из-под полу – «Ласточка»! Ну мы с ней растрогались… И вдруг соседка заходит – хор, мол, распустили!

Шубин. Это мы еще посмотрим! Никто никого не распустил… Каникулы просто! Ты сам-то поешь?

Сидоров. Какой там пою… Так, если подголоском…

Шубин. Кира Платоновна!..

Кира Платоновна заиграла.

(Запел.) «Одинок я сижу во садочке!..»

Сидоров (подпевая). Только тучки плывут в вышине!

Шубин и Сидоров (хором).

Лишь не слышу ее голосочка.
Прилетай же, родная, ко мне!
Пой, ласточка, пой!..

Шубин и Сидоров поют «Ласточку», громко и если не совсем правильно, то проникновенно, получая от этого огромное удовольствие. В дверях появляется Печников.

Печников. Стоп!! Это невозможно слушать даже с пятого этажа! Что вы орете, как мартовские коты?! Я же просил: не форсировать!.. Все забыли! Все! Давайте с первого куплета!.. И пиано… Кира Платоновна!

Печников взмахнул руками, Кира Платоновна заиграла, Шубин и Сидоров запели. Один за другим стали появляться все хористы, присматриваясь и включаясь в общее пение.

Хор.

Пой, ласточка, пой!
Пой, не умолкай!
Песней блаженства меня успокой!
Пой, ласточка, пой!

Занавес

1973