Порядочный хаосит

Глава 25. Пристань

Мы с полусонным Золто и не нуждающемся во сне Ногачом шли кружной дорогой к пристани мимо длинных, приземистых строений — очевидно, складов. Дорога была разбита тяжёлыми колёсами возков, а в колеях стояли непересыхающие лужи. Несмотря на ранний час, в воздухе витало какое-то нервное возбуждение.

Центр дороги занимали стоящие в два ряда повозки, с запряжёнными в них тяжеловозами, и мы шли по обочине Возниц не было видно. Тревожащиеся кони всхрапывали и дергали ушами, когда замечали нас. Ногач вызывал особое беспокойство: один жеребец даже попытался лягнуть деревянный манекен, но не преуспел, ему мешали постромки.

С самого пробуждения я беспрерывно зевал и мерз, проклиная ответственных за расписание регулярных рейсов в Почерму — штиля ли они так рано отплывают? Одежда, выданная нам Чорой также не оправдала своих ожиданий — и я, и Золто мерзли в своих новых легких курточках на холодном утреннем ветру. Настроение у нас было так себе.

Издалека послышался гул толпы. «Гаааа», — хором орала, наверное, сотня мужских глоток. Высокий женский голос, на диво пронзительный, виртуозно бранился.

Золто встревожился и замедлил шаг.

— Я бы повернул назад, — произнес он напряженно. — Вообще не понимаю, что делается. У нас тихий город, никогда такого не было.

Меня тоже одолевало какое-то тягостное чувство. Мы с Золто переглянулись.

— Пойдём посмотрим, — неохотно проговорил я, — не возвращаться же к Чоре!

Золто, решительно кивнув, зашагал вперёд.

Мимо нас попытался прошмыгнуть лопоухий мальчишка в картузе, но Золто придержал его за плечо.

— Пусти, дурак, — обиделся тот.

— Что там делается, скажи, а?

— Докеры бунтуют! — восторженно выпалил паренёк.

Золто растерянно отпустил его, и он устремился вперёд.

— Докеры бунтуют? — удивился Золто. — С чего им бунтовать? Главное — против кого? Чего они требуют?

На эти вопросы ответа у нас не было, и настроение лучше не стало. Продолжая приближаться к порту, я попытался прикинуть, будет ли это значить, что наше отбытие задерживается — и имеет ли смысл пытаться решить этот вопрос с помощью денег.

Вскоре мы уткнулись в стену из спин. Это, очевидно, были местные зеваки, столпившиеся посмотреть на зрелище. Ногач выставил руки треугольником и начал раздвигать толпу. Отодвигаемые им в стороны люди желали нам вечного штиля, но нам было не до приличий. Выбравшись в первые ряды, мы, наконец, смогли увидеть картину целиком.

У пристани стояла наполовину разгруженная барка с тюками… чего-то. Возможно, шерсти? Или ткани?

Слева на берегу штабелями лежали сосновые стволы, вероятно, готовящиеся к отправке.

На середине реки дрейфовал симпатичный белый теплоход. Вероятно, тот самый, что должен был доставить нас в Почерму с оркестром и бесплатным пивом. Он, очевидно, не мог подойти к пристани, занятой баркой. С борта на двух лебёдках спускали раскачивающуюся шлюпку.

Но главное — перед пристанью стояла плотная толпа мужчин в рабочих блузах и картузах. Двое держали растяжку:

«Десятичасовой рабочий день»

Среди них были и женщины, судя по виду, тоже относившиеся к рабочему классу, несколько из них держали на руках детей. Между толпой зевак и сочувствующих стояло около десятка хорошо одетых мужчин, все почему-то в шляпах с загнутыми полями и щегольски закрученными усами. Вид у них был скорее растерянный, чем грозный.

Стоявший впереди них пожилой господин, одетый в белый китель, негромко что-то выговаривал хмурому мужику, вероятно, делегату от протестующих, который мял в руках картуз. Тот упрямо мотал головой.

— Нет уж, — почти выкрикнул он, и повернулся к толпе протестующих.

— Опять нас завтраками кормят!

— Гаааа! — согласно поддержали его докеры.

— Что мы хотим? — гаркнул парламентер. — Десятичасовую смену — раз!

Толпа радостно гакнула.

— Зарплату поднять до десяти галер в месяц — два!

— Два!

— Кто травму получил — тому отпуск и пособие — три!

— Нормальное пособие! — пискнул кто-то из первых рядов. — А не это!

— Чтобы через голову общества новых докеров не нанимать — четыре! Рабочую одежду докерам — за счёт компании — пять! Что, много просим?

Толпа отозвалась несвязным, но громким воем, полным возмущения. Я был согласен — они просили не много.

— А давно это просим?

Вой перерос в рёв.

— Можно это больше терпеть, братцы?

Терпеть больше было, очевидно, нельзя — бунтующие на разные голоса выкрикнули «нет» и затопали для усиления эффекта.

— И я говорю — никак не можно больше терпеть! — воодушевленно продолжил их вдохновитель. — Вот ты, шляпа! — он обратился к одному из хорошо одетых мужчин. — Вот сколько твоя шляпа стоит? А?

Тот что-то негромко ответил ему.

— Семнадцать галер! — громко проговорил заводила. — Да я столько за три месяца не получаю! Посмотрите все, что я ношу на голове? — он поднял в воздух засаленный картуз и потряс им. — Это же дрянь! А во что я одет? А? Дыра на дыре! — Он демонстративно показал дырявую блузу. — Дыра на дыре! Заплата на заплате! Как у нищего попрошайки? А я — нищий? Я — попрошайка? Я работаю, меня уважают люди!

Из толпы зевак вышла и решительно направилась к заводиле женщина в синем платье. Она уперла в бока кулаки и завопила:

— Знаю я тебя! Заливать тут будет он! Работает, посмотрите-ка! Ты, прощелыга, негодяй, бунтовщик, вор, пропойца, лентяй! — оскорбления так сыпались из нее. — Что ты себе позволяешь? А? Что, мне тут до вечера стоять? Из-за тебя я… да ты…

Она полезла к нему с явным намерением съездить по морде. Заводила отмахнулся от неё, та упала в грязь и заголосила.

Несколько господ подбежало к ней — поднимать; двое других подошли к заводиле. Один из них неожиданно вытащил револьвер и нацелил его на лидера восстания. Тот, почему-то обрадовавшись, начал кричать:

— А! Стрельни меня, да! Стрельни!

И полез к нему драться.

От зевак отделилось несколько людей, которые побежали вперёд с явным намерением вмешаться, за ними последовали другие. Толпа бастующих качнулась им навстречу, и я перестал понимать, что происходит. Но времени глазеть уже не было — я понял, что толпа меня теснит в сторону, и я еле удерживаюсь на ногах.

Раздался выстрел, завизжали женщины. Куда-то побежали люди, толкая меня, я с трудом устоял. Началась неразбериха.

— Ройт! Эй, Ройт!

Я оглянулся на голос и пришёл в ужас, увидев, что несколько мужчин почему-то схватили Золто и куда-то поволокли. В панике, я начал пробираться к нему на помощь. Ко мне метнулся Ногач, но его сшибли, и бедняга покатился по земле. Я попытался подойти к нему и поднять, но вокруг было слишком много рук, спин и голов, люди, разгоряченные то ли страхом, то ли бунтом толкали меня то вправо, то влево, и я мог только рассчитывать, что мягкие человеческие ноги не способны повредить закалённое эссенцией хаоса деревянное тело. Ногач справится, а вот Золто…

Тут яркая алая вспышка почти ослепила меня, и я неожиданно услышал голос Чоры. Чора истошно кричал: «Назад! Назад! Ройт, Золто, Ногач — ко мне!» Обернувшись, я увидел Чору, окружённого летающими в воздухе лентами цветного огня. Люди шарахались от него, так что вокруг было пустое пространство. Я крикнул ему, что Золто унесли, но он, вероятно, не услышал меня в общем шуме. Я почти пожалел, что не обладаю хаотическими способностями.

Прозвучало ещё несколько выстрелов, что-то гулко хлопнуло, ветер понёс клубы едкого, вонючего дыма. Люди закашлялись, а я, прикрывая лицо рукавом, поспешил туда, где последний раз видел Золто. Споткнулся о какой-то тюк, перепрыгнул через него и оказался в узком проулке между двумя глухими стенами. В двух десятках алдов я увидел отчаянно вырывающегося Золто. Его тащили, кто-то пытался накинуть ему на голову мешок.

Я ринулся было вперёд, как вдруг с крыши одного из строений спрыгнула здоровенная, пушистая, рыжая лиса и бесшумно приземлилась передо мной; она скалилась и рычала.

В полной растерянности, я замер. Лиса?

Но прежде, чем я двинулся с места, тело зверя начало стремительно изменяться. Она словно бы распрямлялась, вырастая на глазах. Несколько мгновений я не мог уловить её облик — и вдруг увидел, что передо мной стоит девушка, одетая в зелёный егерский наряд. Её рыжие волосы были стянуты в пучок. Она довольно оскалилась, показав мне два ряда острых клыков, и, размахнувшись, врезала затянутым в кожаную перчатку кулаком мне в челюсть.

Я не успел увернуться, удивиться или возразить. В ушах зазвенело, перед глазами мелькнуло голубое небо, и я исчез из этого мира.