Когда-то там были волки

8

Номер Шесть, самка-вожак сократившейся стаи, непрерывно воет вот уже две недели, от вечерних сумерек до рассвета. Всех в округе это сводит с ума. Каждый день мне звонят жители близлежащих ферм и домов в радиусе нескольких километров и в недвусмысленных выражениях просят заставить ее замолчать. Словно это моя собака и я должна просто-напросто приучить ее к дисциплине. Я пытаюсь втолковать им, что это дикое животное, которое тоскует. Но донести до большинства людей мысль о том, что зверь так надрывно, почти по-человечески оплакивает своего супруга, — задача практически невыполнимая. Все мы невольно носим ее голос в себе.

Я просыпаюсь до рассвета и иду на прогулку.

По подъездной дорожке через ворота ограды. Пересекаю загон, направляясь к маячащему впереди ельнику. Между деревьями, такими высокими и могучими, что даже при полуденном солнечном свете под ними стоит темень. Я касаюсь чешуйчатой коры, тяну руки к острым кончикам иголок. Молча говорю деревьям, как бы мне хотелось, чтобы их оставили в покое, как я надеюсь, что их никто не потревожит, но знаю, что такого не будет. Мой путь идет вверх по холмам и вокруг холмов, через тоненький, почти незаметный ручеек; я понимаю, что перешла через него, только промочив ноги. Я гуляю вовсе не просто так, у меня есть цель. Через этот созданный человеком лес из тщательно отмеренного количества ситхинских елей, высаженных лишь для того, чтобы со временем их спилить, к дикой и гораздо более древней роще. Оставив позади густые, дремучие заросли, я ступаю на большой склон, часто поросший повислой березой с блестящими в лунном свете стволами. Я делаю глубокий вдох, и лес принимает меня. Ветер, похожий на дыхание отдаленного океана, овевает и успокаивает меня, запечатлевая поцелуи — на щеках, веках, губах. Эти прикосновения мне знакомы, я узнаю их.