Москва

Глава 8

На сей раз выловом мешка занялись мы с Бахматовым, благо багор, явно сорванный молоденьким милиционером с пожарного щита, находился поблизости.

Когда мешок выволокли на сушу и аккуратно развязали, стало ясно: на сей раз у нас новая жертва Упаковщика. Выглядела картина даже для моего стойкого желудка крайне неаппетитно, чего уж говорить о товарище Смирнове: тому снова понадобилась полная мензурка из рук криминалиста. Надеюсь, там не чистый спирт, а то споим пацана – кто тогда на местах работать будет? Нам, в органах, малолетние алкоголики не нужны.

Тем временем, эксперт снова разложил содержимое своего чемоданчика и мы приступили к тщательному осмотру трупа. Уже второго за один день.

Тело извлекли из мешка и разложили на заранее подготовленном куске брезента. Снова высыпались несколько зёрнышек овса, подтверждая версию, что убийца связан с лошадьми.

Бахматов достал трубку, набил её табаком и закурил. Трепалов тоже завертел папироской, на его немой вопрос я честно ответил, что не курю.

– И правильно делаешь, – согласился Александр Максимович. – Для здоровья полезней.

Я кивнул и бросил взгляд на мертвеца.

Голова размозжена до такой степени, что на ней, как говорится, и места живого не осталось, я просто диву даюсь, как в реальной истории удалось опознать несколько жертв – снимаю шляпу перед этими ребятами. Впрочем, могу сделать это прямо сейчас, поскольку сыщики, которые в итоге отловили душегуба – вот они, стоят прямо сейчас передо мной.

Правда, им понадобится ещё целый год, а я не хочу терять столько времени. Кто знает, может, если удастся спасти с десяток невинных душ, многое в истории моей страны изменится к лучшему?

Надо сказать, потрудился Упаковщик на славу: стянул голову и ноги к животу так, что тело, принадлежавшее довольно крупному мужчине, поместилось в обычный мешок. Набил руку, сволочь.

Внимание криминалиста привлекла выцветшая тряпка, которой был связан труп.

– Знаете, товарищи, а ведь это кусок пелёнки, – заметил эксперт.

– Уверен? – выступил вперёд Трепалов.

– Да. По-моему, тут даже остались следы каловой массы. Думаю, точно смогу определить в лаборатории.

Об этом я тоже слышал. Благодаря найденной пелёнке сыщике смогли добавить новый штрих в портрет маньяка: у этого промышляющего извозом мужчины недавно родился ребёнок, что значительно сузило круги поиска.

Именно эту гипотезу я высказал, когда убедился, что газетчик перестал вертеться под ногами. Кстати, надо ещё намекнуть Бахматову, что у них в МУРе есть «утечка»: кто-то сливает информацию в газету. И пусть это наша советская пресса, которые априори многие поспешили записать в скуку смертную, однако в довольно свободные и не побоюсь этого слова «демократичные» двадцатые прошлого века, многие издания носят на себе сильный налёт бульварности и ничем не уступают американским или европейским аналогам.

Вот только для нашей работы это не всегда во благо.

– Так… говоришь, у злодея недавно появился ребёнок, – задумчиво протянул Трепалов. – А наука может выяснить какого пола: пацан или девчонка? – с надеждой посмотрел он на эксперта.

Криминалист только усмехнулся.

– Боюсь, так далек наши возможности ещё не дошли.

– Жаль, – вздохнул Александр Максимович. – Меньше работы б было. Но всё равно – уже чуток полегче.

– Товарищ Трепалов, – обратился я к нему, на сей раз официально и даже на вы, как и полагается по субординации по отношению к начальнику, – разрешите мне взять на себя проверку подозреваемых? Разумеется, с помощью товарищей из МУРа.

– Приступайте, – кивнул Трепалов. – Леонид, окажешь содействие?

– Даже не сомневайтесь, – утвердительно мотнул головой Бахматов.

Возле набережной уже начинали собираться зеваки. Смирнов и подоспевшие милиционеры из его отделения оттеснили их подальше, чтобы толпа не мешала нам работать.

Подкатила труповозка, из которой выбрались двое дюжих санитаров в грязных халатах.

– Постараюсь сделать оба вскрытия уже сегодня, – сказал эксперт. – Результаты сообщу либо вечером, либо, на крайний случай – завтра с утра.

Мы вернулись на Петровку и сразу погрузились в изучение бумаг. Первым делом, я попросил Бахматова отобрать всех извозчиков, которые попали в зрение уголовного розыска. К счастью, среди них оказался и Комаров, который служил в транспортном отделе Центрального управления по эвакуации беженцев и пленных Наркомата внутренних дел, сокращённо – Центрэвака.

Ничего особо криминального за ним не водилось, но сыщиков насторожил тот факт, что Комаров часто бывал на конном рынке, при этом непохоже, чтобы искал клиентов, которых было необходимо куда-то отвезти, и кобылу свою так и не продал.

С одной стороны… ну может отдыхает таким способом мужик, в моё время, к примеру, специально в гараж ходили, подальше от бдительного ока жены: повозиться, подумать, пропустить стопочку.

С другой: на какие шиши, спрашивается, семью тогда кормить, если извозом почти не промышляешь и лошадь не продал?

Правда, коллег смущала героическая биография товарища: воевал в гражданскую, был отмечен начальством, да и в Центрэваке о нём отзывались только положительно. Толковый и исполнительный работник, примерный семьянин, скромный, может выпить – но опять же в меру, правда, набожный… ну, так у нас советская власть преследованиями по религиозному признаку не занимается. Вера – личное дело каждого гражданина.

В общем, не вязалось вышесказанное с обликом кровожадного убийцы. Потому и не сразу на него сыщики обратили пристальное внимание.

– Чего это ты материалы на этого гражданина в руках крутишь? – недоумённо спросил Бахматов. – Как там его… Комарова, – прочитал он фамилию. – Что тебя в нём заинтересовало.

– Да вот, тут написано, что у него пару месяцев назад пополнение в семье случилось, дочка родилась, – вывернулся я.

– Так не у него одного, – заметил Бахматов. – Я тебе наугад сейчас ещё с десяток таких надёргаю.

– Я понимаю, – вздохнул я. – Но есть ещё одна вещь. Вам ведь удалось установить личности нескольких погибших?

– Ну… Ох, и пришлось тогда побегать. Все они как выяснилось – приезжие, к нам в МУР материалы по их пропаже не приходили. Вышли почти чудом.

– Именно, что чудом, – согласился я. – Я покопался в их бумагах. Везде свидетели говорят, что видели их в последний раз на Смоленском конном рынке, так?

– Так.

– Комаров тоже регулярно бывает на этом рынке.

– Знаешь, сколько там такой публики бывает в базарный день?! – в сердцах воскликнул Бахматов.

– Догадываюсь, что до хрена!

– Именно! Это же не просто рынок, а золотое дно для извозчиков: этому товар отвези, того до нужного адреса подбрось. В общем, извозчиков там как мух на дерьме, уж извини за выражение. Да и место скажу я тебе – тоже дерьмовое.

– Ничего, выражение хоть и грубое, но образное, – усмехнулся я. – Но круг всё равно сужается. Загибай пальцы, будем вместе считать.

– Излагай, Пинкертон, – хмыкнул Бахматов.

Я пропустил мимо ушей его усмешку.

– Поехали. Комаров часто пасётся именно на Смоленском рынке – это раз. Он извозчик – это два. Есть некоторые сомнения в том, как он зарабатывает себе на хлеб – три. Недавно появился ребёнок – четыре…

– И со всем этим ты собираешься идти за ордером на его арест? – откровенно развеселился Бахматов.

– Погоди, Лёня. Я тебя. Конечно, понимаю: приехал откуда-то хрен с горы, учит тебя, опытного сыщика как преступников ловить… Разумеется, твоя ирония уместна. Но попробуй всё-таки выслушать мои аргументы, – попросил я.

– Да я вроде внимательно тебя слушаю. А насчёт всяких хренов с горы – это ты брось!

– Уже бросил. Прости, если был не прав, – улыбнулся я. – Давай к делу вернёмся. Вы через соседей можете аккуратно так пораспрашивать: этот Комаров или жена его не предлагают время от времени купить или обменять какие-нибудь вещи?

– Да что ты к нему привязался? – нахмурился Бахматов. – Дался тебе этот Комаров!

– Так не только он! Вот ещё подходящие кандидатуры, – выложил я материалы на нескольких человек из списка. – С ними тоже необходимо поработать аналогичным способом. Выясним, что ошиблись на их счёт – плавно перейдём к другим и так далее.

– Ладно, – буркнул Бахматов. – Не учи отца… Понял я твою задумку. Телефонирую нашим, пусть отрабатывают по твоему списку.

– Только поосторожнее, – попросил я. – Тот тип из «Вечерки» ведь неспроста на набережной почти сразу после нас появился. Кто-то с ним поделился информацией, и можешь быть уверен: это ни я, и ни товарищ Трепалов. Кто-то из ваших на язык не воздержан.

– Учтём, – вздохнул Бахматов. – У меня такие же мысли появились.

Незаметно наступил вечер. Инспектор попрощался и оставил нас, мы с Трепаловым ещё немного повозились с бумагами, пока, наконец, Александр Максимович ни сказал:

– Всё, Георгий, на первый день хватит. Пора и честь знать. Пошли домой.

Поскольку наши мысли совпадали на все сто, доказывать обратное я не стал. Хорошо хоть удалось подкрепиться бутербродами, которые по нашей просьбе нам принесли из столовой. Они да слабенький чай составили весь наш сегодняшний ужин.

Несмотря на позднее время, здание Петровки продолжило жить своей жизнью. Во многих окнах всё ещё горел свет.

В другое время ночная прогулка по Москве могла бы доставить удовольствие, но сейчас каждый из нас шёл, погрузившись в глубокую задумчивость.

Моё появление в квартире вызвало переполох: соседи, с которыми я ещё не успел познакомиться, ещё не привыкли к поздним приходам. Стоило мне отпереть большую входную дверь, как в проёме нарисовалась угрожающая фигура с маузером в руке. Из одежды на мужчине было только белое исподнее бельё.

– Не стреляйте, – усмехнулся я. – Свои.

– Какие ещё свои? – угрожающе повёл маузером мужчина. – А ну говори, а то милицию вызову!

– Ваш новый сосед, Георгий Быстров, – сказал я. – И да, на всякий пожарный – я как раз в милиции работаю.

Мужчина смущённо спрятал маузер за спину, переложил его в другую руку и выставил вперёд правую ладонь.

– Вот значит и познакомились. Давид Штерн, краском. Вы не обижайтесь, товарищ Быстров. Милиция, конечно, на месте не сидит и хлеб свой кушает не зря, но и бандиты тоже не зевают. Приходится проявлять бдительность, особенно в такое позднее время.

– Давайте на днях как-нибудь посидим, познакомим получше, – предложил я. – С меня угощение.

– Замётано! – обрадовался Штерн.

Он спохватился.

– Ох, чего это я вас на пороге задерживаю. Проходите, располагайтесь. Если ночью детский плач услышите – не волнуйтесь, это у моего младшенького зубки режутся.

– Хорошо, – кивнул я.

Штерн ушёл к себе, а я вошёл в свою комнату.

Чекисты не подвели, в комнате появилась пусть разнокалиберная, собранная с бора по сосенке, но всё-таки мебель. Скрипучая солдатская кровать, вещевой шкаф и два табурета.

Ничего, для начала вполне хватит, а там разживёмся, подумал я, скидывая с себя одежду и залезая под одеяло.

Надеюсь, к завтрашнему дню муровцы накопают достаточно, чтобы можно было взять за жабры Комарова.