Генерал-адъютант его величества

Глава 10

Речь, или так сказать проповедь министра религий Макурина слушалась относительно внимательно. Ну как внимательно… собрание в основном его высокопревосходительств — не толпа школьников, визгами и криками прерывать не будет. А протестные окрики, как говорил император Николай, в любом случае, невместны. Не тот контингент!

Но Андрей Георгиевич, когда выступал, несколько раз ловил спокойные внимательные взгляды членов Государственного Совета. Менталитет жителей XIX века был еще не протестный, не определяющий во главу угла, прежде всего, свое мнение. Нет, здесь больше всегоставилось умение выделять курс государства, то есть императора. И вот эти взгляды, очень оценивающие, кстати, главным образом, и пытались выделить из речей его императорского высочества, наследника и цесаревича, его высокопревосходительства министра и действительного тайного советника все нюансы реформ, их темпы и устойчивость курса. Что подразумевает император Николай I под понятием «свободы религии» и собирается ли проводить реальные преобразования?

Ведь ныне правящий император, с одной стороны, ранее был знаменит отсутствием любых реформ. И не потому, что не возможно, а потому, что не хотелось. Николай I известен патологическим нежеланием любых изменений, даже самых незначительных. А тут такие радикальные реформы. Поддержит ли он реформатора до конца? Не будет ли как у Сперанского, кстати, тоже здесь сидящего, и Александра I? Тот решительно поддержал вначале и совершенно отказался в конце.

Но с другой, Макурин является очень влиятельным человеком, даже в какой-то мере непонятным существом. Многие из собравшихся здесь, честно говоря, даже не знали, является ли святой человеком. Во всяком случае, обычным человеком. Однако, самое существенное было то, что Макурина почти точно поддерживает Господь Бог. А Вездесущий Покровитель Наш Небесный явно больше, чем император Николай. Не заставит ли он его изменить курс развития страны?

Как понимал Макурин, эти вопросы, стоящие перед членами Госсовета, были куда значительнее, чем намерение бунта, или, хотя бы, непослушания. Ох уж эти вопросы! Во всяком случае, он сам хотел бы получить эти четкие ответы.

Но пока заседание Совета закончилось. Члены императорской семьи, в том числе и Николай I пока подтвердили свое прочное намерение идти обозначенным курсом реформ, и сам министр был покоен и тверд. А остальное, по-видимому, будет явно со временем.

Сам Макурин был реально в этом заверен и с таким убеждением покинул заседание Государственного Совета…

Дабы оказаться на другом заседании, совершенно для него неожиданном. Вообще-то министр, как полагается, хотел было поехать к себе в министерство, чтобы там в тишине и покое готовится к встрече послов, проверить тезисы еще недописанной речи и так далее. Мало ли работы у министра XIX века?

Пусть пока министерство еще полностью не построено и даже рабочий кабинет министра расположен в бывшем Священном Синоде, главное — он совернейше готов к эффективной работе!

А вместо этого император настоятельно пригласил, почти приказал ему прийти в императорский кабинет и слушать кого-то, наверняка, военного министра А.И. Чернышева. Зачем ему? Как попаданец, пусть и не историк, он все равно в целом знает больше, чем император и его министр.

Макурин попытался объяснить монарху, пусть и чуть другими словами и понятиями, что святой и так все знает. Николай ведь, хм, не будет сомневаться в понимании мира Богом? Но император только несколько странно улыбнулся и продолжал его подталкивать. Пришлось идти. Не ребенок же он?

На заседании, однако, он быстро понял хитрые намерения Самодержца. Тот пожелал не только и не столько проинформировать святого, но и, главным образом увидеть через его реакцию, правильно ли разворачивается армия и не надо ли чего? Ведь ты же все знаешь!

Вот ведь же ж! А мои конкретные намерения и такие простые желания хоть немного будут учитываться?

Андрей Георгиевич даже удивился какой-то детской обиде и от этого сразу стал внимательно слушать.

Хотя, в общем-то, довольно замысловатые намерения Николая I практически не сбылись. Это же параллельный мир да еще под влиянием попаданца. Так что здесь может произойти что угодно когда угодно, вплоть даже до поражения России, и Андрей теперь уже Игоревич ничего не мог предугадать, находясь в XXI веке.

Началось уже с того, что эта война с Турцией пришлась в 1836 году и Бог знает до какого времени закончилась. Хотя Макурин, пусть и не конца четко, но знал, что при существующем монархе войны с Турцией шли примерно в 1820-е годы, когда мы победили, и в 1850-е годы с целой коалицией (т. н. Крымская или Восточная война), которую сумели проиграть. А в 1830-е годы Россия, наоборот, даже защищала Турцию от Египта. Так что вся информация попаданца ценилась на уровне мусорного ведра, не выше.

Что же до знаний святого, то до сего момента он их совсем не касался, а когда коснулся, то оказалось, что ему грозит банальнейший облом. При чем даже не из-за категорического отказа свыше — с Небес. А как понял Макурин, из-за несоответствия оператора (его то есть) и операционной системы. Тамошний Микрософт совсем не желал работать с ним, в первую очередь, из-за слабой мощности. Не с его моськи пить молоко местной хрустальной миски.

То есть на верхнем уровне, вообще, он еще понимал и достаточно четко. Россия должна была воевать и довольно легко. А уж с появлением такого юзера (термин Макурина), как святой, его страна, безусловно, должна выиграть. Но вот, когда он попытался узнать детали, хотя бы когда закончится война и какие здесь будут основные сражения, то передача информации прекратилась. Не зря говорят, что дьявол, как раз, кроется в мельчайших деталях!

На него обрушился такой объем сведений, что бедная головушка не выдержала, и Макурин сам не понял, как потерял сознание в ходе соаещания.

Он пришел в себя уже на полу рабочего кабинета императора. Конечно же, до этого сидел на столе у стола в большой картой, слушал высокого сановника и генерала Татищева и пытался поработать с каналом святого. Что б тебе, не мог лучше на софе, а еще лучшего дома вчера или позавчера.

Ну что же делать, будет теперь мучиться прилюдно, прямо-таки при императоре. Вон, кстати, он сам нагнулся над ним. О, Боже, как болит проклятая голова! Такое чувство, что сотня маленьких дьяволят стараются, пилят, хотят, чтобы он снова рухнул в беспамятстве перед монархом.

— Андрей Георгиевич, с вами все в порядке? — Николай действительно оказался в беспокойстве и это хотя бы частично его успокоило. Как никак, самолично император беспокоится!

— Со мной все хорошо, государь, — слабо заговорил он и попросил: — позвольте мне присесть хотя бы на полу.

Эта маленькая просьба тут же была выполнена на самом высоком уровне. Все мужчины — сам император Николай, цесаревич Александр, министр Татищев бросились помогать ему.

Макурин при их помощи кое-как сел. Окружающий мир сразу же закружился в дьявольской пляске. Намерение все объяснить и успокоить пришлось временно отложить. Он закрыл глаза и на некоторое время затих, пытаясь помочь себе эффективной методикой далекого XXI века. Это ему, кажется, удалось. Во всяком случае, сначалаперед закрытыми глазами перестали кружить алые огни, потом и окружающий мир успокоился и замер.

А потом ему стало хорошо. Словно кто-то могучий и сильный (Бог?) отчески провел ему по голове. И не по волосам, а прямо по мозгам. И, разумеется, не ладонью. Но очень хорошо.

Видимо, это был комплексное влияние. Он не только выздоровел, но и значительно окреп и стал сильнее. Вся это дьявольская слабость, кружение головы и вялость тела прошли, как не бывало.

Но одновременно ему вдруг все четко стало понятно. Увы, но голова святого — не тот инструмент, чтобы познавать Вселенную или, хотя бы, одну из войн. Понятие было твердым и всеохватным, не требующим доказательств и категорически подкрепленным на всех уровнях — от морального до физического.

Макурину сразу же стало ясно, что без Божьей помощи тут не обошлось. Бог, не только Всемогущ, но и Безответно Добр. Но одновременно ему стало понятно, что его понятие всеобъемлющего мира, которым человек, будь он хоть как силен и могуч, увидеть не сможет, существовавшее только в туманно-эмоциональном виде, теперь окрепло и выкристализировались. Увы, даже его умения и мощь святого не могут помощь. Ведь даже Бог на Небесах ему мягко говорил, что и ему в человеческом обличии это не объять. А уж человеку, пусть святому, тем более!

Он уже сам, не опираясь на помощь мужчин, сначала встал, а потом сел на тот же самый стул, с которого только что постыдно упал.

— Увы, государь, — Макурин отрицательно посмотрел на Николая, — вот время доклада его превосходительства военного министра, я попытался получить всеобъемлющие данные о войне с помощью Нашего Всемогущего Бога

— Вам отказали? — с интересом спросил Татищев. Как же, святой буквально на глазах являет чудо, а он в присутствии государя становится свидетелем. Потом опомнился под любопытно — недовольным взглядом Николая I, не понимающим, как военный министр так осмелел: — извините, государь, я виноват. Просто Андрей Георгиевич святой, а я сторонник нашей церкви.

Император пусть и сухо, но кивнул. Вспомнил, что министр еще с молодости был знаменит своей гульбой в парижских вертепад и долгими молениями в посольской церкви.

— Так как же, Андрей Георгиевич, извольте объяснить, — обернулся он уже к Макурину: — если, конечно, Господь вам позволит.

Последняя оговорка давалась императору с трудом, все-таки монарх всегда был всемогущ в России.

— Господь Наш Всесилен, но Добр, — перекрестился святой, — мне, кажется, он позволит мне это сказать близким мне людям.

Макурин несколько лукавил. Близкими они, разумеется, не были, даже военный министр — дальний родственник. Ну его к лукавому, такого родственника. Но, с другой стороны, от этих людей так много зависело, почти все на Земле.

Подождал немного, ожидая реакции Бога. На самом деле ждал, а не обманывал окружающих. Бог существовал — это он знал четко. Он также понимал, что Господь не всесилен, как это думали верующие. По разным причинам, вполне естественным, но и Бог в чем-то был ограничен. Но все равно, по сравнению с людьми, даже со всем человечеством, он был очень силен и всемогущ. И не надо было его злить, от этого было бы плохо всем.

И присутствующие молчали и ждали, как на памяти у умерших. И император не возникал. Он уже видел, как Господь реагирует, Земля аж трясется.

Наконец, Макурин решил, что времени прошло достаточно и Господь, если бы был недоволен, то отреагировал. А если молчит, то можно. То есть он сразу подумал, что Бог не обратит на их разговор, но вдруг. Да и присутствующих надо было приструнить, ибо хоть он и святой, но человек, пусть кое-кто и сомневается.

— Я обратился к Небу с просьбой помочь, если и не России, то хотя бы мне, — сказал Макурин и подождал, теперь уже реакции окружающих. Сказано ведь было неподобающе. Так мог высказаться в России только император, но не министр, тем более, при своем любимом монархе.