Генерал-адъютант его величества

Глава 5

В Санкт-Петербург из Сибири Макурин приехал в санях в составе целого обоза. Все-таки настоящая зима уже, пусть и в календаре только ноябрь. Ничего, в бытность свою в прошлой жизни, еще до потепления XXI века, тоже помнил, как в ноябре снег толстым слоем ложился, солидно так до весны. Это потом так погоду развезло, даже в новый год дождь шел, и снега совсем не было.

В столице он привезенный народ быстренько разметал, в основном по своим учреждениям общепита. Не фиг расхолаживаться, отпуск еще не скоро, в XXI веке только. Так что кто куда, кто в трактир, кто в ресторан согласно служебному списку. Нищенку эту, кстати, Аленкой ее кличут, он привез в дом, нечто вроде любимица зверушки у жены будет — то есть между любимицей служанкой и приживалкой. Последние, правда, были в основном старушки, но ведь своя рука владыка.

Настя, увидев красивую девчонку — приживалку, ничего не сказала, но такискоса глянула, как рентгеном просветила, Андрей Георгиевич в какой-то момент себя почувствовал совершенно голым, хоть срамоту свою руками прикрывай.

Но ничего, жену свою поцеловал, в щечку, тихонечко погладил в лебяжьюшейку, потом по большому уже животу, Настя и притихла. По правде говоря, она в это время все больше думала про своего сыночка, даже муж был не особо нужен. А Макурин и не собирался ей надоедать. Посмотрел своим особым взглядом, все ли в порядке, посидел с женой, выслушал ее жалобы, перемежаемые мечтаниями после рождения сыночка, и отбыл в Зимний дворец, куда жена ее пока не ездила, находясь как бы в кратковременном отпуску.

Император Николай находился по рабочему своему распорядку сегодня на плацу, гонял какой-то гвардейский полк. Но приезду святого обрадовался. Да так, что даже изволил отразить это на лице своем. Отдал командование штатным командирам, поволок в свой рабочий кабинет и потребовал:

— Рассказывай!

Пожал мысленно плечами, кратко, буквально с десяток слов, прошелся по своему путешествию. А что, Николай I и сам все знал, а что не знал, так Макурин и не собирался излагать. Сказал, что цели достигнуты и религиозная напряженность явно снижена. В конце чуть было не пропустил свой «подарок».

— Вот-с! — представил он чиновника, — разрешите вам представить — Митрофан Спиридонович Гаврила, коллежский регистратор!

Император был явно не рад новому человеку в своем окружении, хотя и Макурину это никак не выделил. Просто пресно взглянул на него, сказал нечто вроде:

— Ну-ну, посмотрим.

На это Андрей Георгиевич, никак ни в чем не бывало, приказал чиновнику присесть, предложил императору проэкзаменировать его письмом.

Что же, монарх не то чтобы был против, хотя и согласие свое почти выдавил. Но после пяти минут правописания буквально воспарял. Текст был чистый, без чернильных помарок, почерк каллиграфический. Правда, сделал их ученик две грубейшие ошибки, но это пусть, научится.

— Где ты его нашел, чудо этакое? — уже удивился, радуясь, Николай. Вопрос бы из разряда риторических, отвечать было не обязательно. Вместо этого Макурин предложил, пока Гаврила не научится, прикрепить к нему одного из дворян-письмоводителей, который был грамотен, но безобразно писал. Так хоть какой-то толк будет и с того и с этого.

Император согласился, хотя и с некоторым скрипом. Как понимал попаданец, единственно из личных побуждений. Не мог он потерпеть, что за него, самодержавного императора, кто-то будет решать. Ничего, как-нибудь перетерпится, почерк-то у Митрофана без дураков хороший. А ему теперь работать письмоводителем, по сути, писарем, никак было нельзя. И не по чину и некогда.

Пообедал исключительно из необходимости увидеть императрицу Александру Федоровну и старшего сына цесаревича Александра. Остальные были еще неразумные дети, а великая княгиня Татьяна предпочла, так на всякий случай, и не видеться. Макурин даже не стал вспоминать. Она сейчас в таком возрасте, что влюбляется буквально во все и во что, и считает, что это тоже должно влюбляться. А ведь еще великая княгиня! Андрей Георгиевич, посоветовавшись с ее августейшими родителями, решил просто держаться некоторое время поодаль. С нею он решительно поговорил, категорически отказал, ее дражайшие папА и мамА (ударения на последние гласные) согласились с ним. Теперь надо только подождать очередного объекта пылкой девичьей любви и желательно на как можно большем расстоянии. Ух!

Напоследок поговорил еще тет-а-тет с императором по его просьбе, читай приказу. Николай объявил, что сейчас он на него не сердится, что привезенный им чиновник ему вполне нравится, и что, наконец, ему надо приехать на очередной Государственный Совет — ведь он, кажется его член?

Охти мне, вот как мне смеяться. Раньше он все говорил известное двустишие эпохи перестройки: «Вот мой член, но я не член КПСС». А теперь стал таким же членистоногим. Вот же ж зар… нехороший такой!

Подождав его одобрительный кивок, с весьма, правда, кислым выражением лица, император добавил, что там его будет ждать очередной подарок-награда, о чем они уже доваривались. Что с нему он, как пресвятой деятель, может приехать всегда, а как министр обязательно должен приезжать каждую среду в 11 часов с коротким докладом.

С тем и уехал. Спать одному во дворце, когда беременная жена ждет его дома, в своем замке, было очень неконструктивно. Как будто он на нее злится. Впрочем, сразу туда не поехал, пропутеществовал по сильной дуге в столице, глядя после долгого отсутствия на трактиры и рестораны. Получалось, почти как чужой. Или, точнее, почти чужой. Нет, без пошлых инсинуаций, просто увидел то, что раньше не обращал внимания или как бы считал второстепенным, а случилось наоборот.

Или, главное уже построил, сейчас уже за мелочь приходится браться. Тоже ведь необходимо приводить в порядок. Так, например, стал яйценосцем. Это не то, что вы подумали, мужики, попаданец просто вычленил логистику и продажу куриных яиц в отдельную линию. Казалось бы, обычная рыночная цена в одну копейку за десяток это много? А за сто тысяч яиц с одной моей куриной птицефермы? А еще столько с его крестьян и с соседних поместий?

Получилось так недурно, что Андрей Георгиевич с разрешения императора Николая отправил целый корабль с пятьюстами тысяч яиц и ста тысячпудов т. н. крестьянского (сливочного) масла в Англию. Вышло тоже не похо и с его стороны и со стороны англичан, которым очень понравилось качественная и не очень дорогая продукция в весьма значительном количестве.

А уж в России, в первую очередь в Санкт-Петербурге, так сказать фирма стала заметным явлением пока еще яиц и масла, но ведь не в последний день живем?

У него, конечно, было еще мясо, мед, соль и кое-что по мелочи. Но Макурин понимал, что в большом масштабе он пока эту продукцию не вытащит. Объем товара, логистика, проблема хранения и продажа, вопросов много, а он фактически один. И ведь еще министр и действительный тайный советник! С одной стороны хорошо, административный ресурс такой большой (он ведь еще святой!), что не каждый конкурент решится бороться с ним. А с другой, откуда ему брать время? Министерство, заботы святого, а ему буквально через день приходится приходить в церковь. И не только в православную и не только в столицу. Страшно сказать, но он уже митрополит православной церкви, епископ старообрядческой и кардинал католической. И приходится еженедельно бывать на докладах императора, каждодневно выслушивать мольбы и просьбы милый жены Насти. Господи, найди мне каких-либо сил!

Бог, кстати, снизошел к нему, Макурин прямо-таки физически и морально почувствовал поддержку свыше, словно кто его поддерживал в спину или, условно говоря, дал ему пропеллер в задницу. Успевал во многих местах сразу.

Да и то, это же XIX век, требуют всегда много, а тут же дают отмашку, мол, не работай изрядно, Господь не велит. На счет последнего вообще смешно, они-то откуда знают, болтливые?

Министр может работать по два-три часа в сутки, лишь бы министерство у него крутилось-вертелось, как хорошо смазанный механизм. Это, конечно, не относится к трудоголикам и к карьеристам (а это львиная часть министров). А вот министры со связями и по родственным отношениям приходят на службу четко по часам (брегетам), чтобы показаться и строго-благосклонно дать нагоняй/благодарность подчиненным. И все, служивые.

Макурин уже чиновничью карьеру делать не собирался. Поэтому и приходил только посмотреть на работу подчиненных и дать, где надо, подпись его превосходительства министра.

В свою очередь его императорское величество Николай и благословенная жена Настя тоже особенно не грузили, понимая, что святой и так загружен по ватерлинию не зачем ему мучить.

Через месяц такой работы Макурин даже облегченно вздыхал и размышлял на перспективу, прежде всего, коммерческую. Подумалось вдруг, что надо подтянуть некоторые направления производства и торговли. И не то, чтобы денег больше, это понятно, а, главным образом, простым людям облегчить жизнь.

Например, соль. Сама она, в принципе, для него бесперспективна, для современников и так вполне достаточно. Торговцев много, государство постоянно прессует, ведь эта сфера исторически была хорошей статье дохода. Посему работы и нервов много, денег мало. Он даже столицу бы отдал, добычи здесь скопейки. Но нет, император уже не позволит, исчезновение дешевой и качественной соли гарантированноприведет к бунтам или, хотя к волнениям. Да и сам привык к ней. Отдавать же соляной источник отдавать не хочется, от своих крестьян он дает немного даже не напрямую денег, но припасов. Как, к примеру, останешься без соленых огурцов, когда от них все без ума — от императора Николая и простых крестьян?

Изворотливый ум торговца на два века уже подсказывал — надо расширять производство продуктов на соляной основе. Например, соляные грибы. И сами они традиционно крестьянами собираются и публикой активно поедаются, особливо с водочкой. Но грибы — сфера исторически занятая. Дешевая соль позволит ему легко стать грибным монополистом в столице. Но что это ему даст — дешевую известность на пару медных копеечек?

Нет, он, разумеется, не отказывается и от соленых огурчиков и от оных же грибочков, но все это не то, нет там изюма, который бы позволил развить производство сразу и на большие доходы без надоедливых конкурентов, которые тоже есть хотят.

Ответ Макурин нашел к своему немалому удивлению на крохотном рыбном базаре на два прилавка. Увидел, остановил кучера, просто так пришел, поглазеть на людей, да ноги размять.

Рыбы здесь продавали разную, что только давали Балтийское море и пресноводные притоки. Андрей Георгиевич сам хотя бы раз в неделю ел, но как-то даже не интересовался, какая это. Вкусно готовят повара и достаточно. А вот как это?

Старый рыбак на вопрос, почему у него не очень берут, только вздохнул:

— Так ить, барин, селедка это, рыба вонючая и невкусная, хоть и питательная. Поэтому берут ее только бедняки и откровенные нищие, и стоит она сущие гроши. Просто постоишь так полдня и начнешь продавать себе в убыток, лишь бы домой не таскать. Дома-то ее же будешь лопать без соли и хлеба.