Бастард Ивана Грозного — 2

— А посольства ливонцев тогда к чему склонять будем? Мы приготовили претензию. Ранее они хоть по чуть платили, а эти пятьдесят лет вообще ни копья.

— Так пойти и взять самим. Как только послы скажут, что «денег нет, но вы держитесь», пойти и самим взять.

— Война?! — удивился Адашев.

— Нет, не война, а поход за данью. Придем, заберём всё, что сможем: зерно, скот, людей, и снова вернёмся назад. Всё опишем, посчитаем стоимость и оповестим Ливонцев, сколько они ещё нам остались должны.

— А земли? — опешил от услышанного Адашев.

— Земли наши, но в аренде. Надо, кстати, пересчитать стоимость пользования землями и начислять пеню за просрочку платежей. Переписать договор надо.

— Неожиданное предложение, Александр Васильевич. Надо подумать и посоветоваться с Висковатых.

— Подумайте, посоветуйтесь, но на переговорах с послами я буду присутствовать.

Адашев даже поперхнулся и закашлялся.

— Ты не доверяешь нам, государь? — сдерживая обиду спросил Адашев.

— Доверяю. Будете говорить с ними вы, я буду слушать, а ежели, что захочу сказать, то только через тебя, Алексей Фёдорович. Не те это послы, чтобы я сам с ними говорил. Да и чтобы не принижать ваше посольское достоинство. Я за тонкой стеночкой посижу и послушаю.

Адашев вздохнул с облегчением.

— А со шведами, что удумал, государь? — спросил он.

— Со шведами всё просто. Воевать нам надо в Тавриде, а посему войну допустить на Балтике нельзя ни в коем разе.

— Слава тебе господи! Услышал мои молитвы! — перекрестился Адашев.

— Не блажи, Алексей Иванович. Ты мое мнение по поводу войн слышал и ранее. И слышал, что я говорил про крымского хана и Казани. В тех краях смуту ещё долго придётся усмирять. А для того ногаев прикармливать надо лучше, а бунтовщикам головы рубить чаще, не жалея и не веря им на слово, что исправятся.

— Рубить?

— Рубить!

— Взбунтуются!

— Смотри пункт два.

— Что смотреть?

— Смотри то место, где я сказал про бунтовщиков.

Санька рассмеялся.

— Э-э-э… То есть… Рубить головы?

— Да. Там без этого не обойтись. Привлеките их соседей. Пусть рубят головы друг другу. И надо готовиться к войне с Гереем, а возможно и османами. Помнишь, место, где мы с тобой повстречались?

— На Дону?

— На Дону. На Дону на Доне… гулевали кони…

Санька вдруг тихонько запел:

— И костров огонь им согревал бока. Звёзд на небе россыпь, а я с гнедою сросся, стремена по росту, да не жмёт лука.

… и тяжело вздохнул.

— Извини, навеяло…

— Добрая песня.

Адашев был ошеломлён.

— Так вот, — продолжил Александр. — Я тебе рассказывал, когда мы с тобой ехали на буере, про дубы, что там растут и про железо, что лежит в земле. Там, где мы крепостицу поставили… Э-э-э… Ты поставил... И пленными заселил. Как там они, кстати?

— Иван Васильевич отправил туда наместника. Железный камень нашли. Возят его к тебе в Коломенское. Уже более года... И в Дуле железо нашли. Как ты и говорил.

— О, как?! А я не знал. Это хорошо. Так вот, на реке Вороне надо строить корабли и готовить флот для нападения на Азов и Тавриду. Начнём с Азова. И как можно быстрее. Моих умельцев из Коломенского отправить туда. Пусть ставят верфи.

— А на Балтике? Там тоже корабли нужны.

— Корабли без пушек, не корабли, а корыта. А пушки нужны в первую очередь в крепостях. Мы же о том говорили! Давай не будем к тому вертаться? В Туле ставить литейный завод и лить-ковать железо. Из железа тянуть винторезы. Всех, кто возьмётся лить и ковать для государства, от всевозможных сборов и тягла освободить.

— От любого тягла? — Удивился Адашев.

— От любого.

— Много их. Один пушечный двор в Москве человек триста.

— И что? Даже если станет и тысяча. Лишь бы толк был. Посчитать, сколько сейчас приходится литья на душу. Столько и далее лить должны, не меньше. Указ подготовишь. Ты по норме у Мокши возьми. У того без обмана. И всё подсчитано. Я учил.

Санька горделиво ухмыльнулся но, вдруг осёкшись, отвернулся от Адашева. Что можно царю, не положено псарю. И наоборот.

Четвёрка лошадей тянула сани ровно даже по ямам и колдобинам.

— «Это тебе не телега», — подумал Александр. — «Всю душу бы вытрясла».

Была у него в Шиповом лесу лошадь. Была и телега с санями. Сани он любил. Вообще он больше любил зиму, чем лето. Особенно терпеть не мог гнус и комарьё. И здесь в этом мире они его поначалу «жучили» немилосердно, но с тех пор, как повелся с кикиморками, кровопийцы отстали.

— Так и сделаем.

— Продолжим про шведов. Дать им преференции…

— Что есть «преференции»?

— Э-э-э… — Санька вдруг забыл перевод слова. — Разрешить открыть гостиные дворы в Новгороде и Москве.

— И в Москве? — удивился Адашев.

— А чем Московские люди хуже? От пошлины казённый заказ освободить, а остальной товар на сумму первого.

— Не понял, — почесал голову боярин.

— Ну смотри… Мы говорим, привозите хороший металл, хорошее оружие, серебро, золото, мы пропускаем его без пошлины. И на сумму этого товара снижаем пошлину для остального.

— Понятно. Мудрёно. Как считать будем?

— Посчитаем… — махнул рукой Санька. — Даже так… В Новгороде шведский гостиный двор открывать не будем. Пусть в Усть-Лугу везут. Там и по берегу рыбацкие городки ставить надо. Сельдь там знатная. И другой морской рыбы много. Эх! Балтийская килечка...

Санька сглотнул слюну.

— Сети надо мелкие, чтобы её нормально ловить. Ловят тканевыми кошельками или корзинами. Там её столько, что можно черпать лопатами. Солить в бочках и отправлять во дворец. Лосось балтийский, опять же… Корабли там нужны, чтобы «лжегостей» ловили и рыбаков охраняли.

— Рыбы у нас много, — непонятно для чего сказал Адашев.

— Ты о чём?

— Ловят её все, кому не лень и ведь как ловят? Перегородят реку поперёк частоколом, крупную отбирают, мелкая проходит. А рыба, то она в верхах нерестится. А как ей нереститься, ежели её не пускают в верхи?

— Надо рыбные артели создать и рыборазводные заводы. Но это мы потом обсудим… Запиши где-нибудь.

— Уже пишу, государь.

Для записей и Санька использовал серебряный «карандаш» — обычную серебряную палочку.

— Да монастыри реки и озёра позанимали, а им указ не писан. Тяжко с ними…

— Да, — вспомнил Александр. — А Сильвестр, что ж не приехал?

Адашев хмыкнул.

— Сильвестр в печали. Закрылся в келье и молится. Рассорились они с государём перед его гибелью.

— А Макарий?

— Что с ним будет? Жив.

— Так… Старый ведь…

— Он и нас переживёт, — сказал Адашев и понял, что сказал не то. — Прости, государь, не то имел ввиду.

— Да, бог с тобой. Всё я правильно понял. Ты не чтишь метрополита?

— Андрейка Курбский зовёт его «вселукавейший», — усмехнулся боярин. — Скрывает за словесами ересь римскую, позволяя недостоверную иконопись, а сам называет истинноверующих «жидовствующими». Ты о нём, государь Сильвестра расспроси.

— Призовёшь его ко мне. Он ведь и мой духовник. Подумаем, как с «вселукавейшими» бороться. Это же они стоят за украштельства храмовые и за приписку к монастырям земель с крестьянами?

— Они, государь, — вздохнул Адашев.

Так, за разговорами о насущном, они вскоре прибыли в Великий Новгород.