Герои Антихтона: за счёт всего человечества!

* * * * *

Погода стояла необыкновенно теплая для этих мест — то есть Фамке ван дер Бумен почти не промокла и тем более не замерзла, пока дошла до края бетонного пирса. Ветер северо-западный, но совсем слабый, с небес падает одна капля в секунду, а волнение едва превышает один балл. Право, в Орегоне, где скрывался Маркус ван Борман, ей пришлось гораздо хуже. Впрочем, на сей раз она и подготовилась получше — резиновые сапоги, дождевик с капюшоном и так далее. Как и человек, сидевший на краю пирса с удочкой в руках.

— Как улов? — поинтересовалась Фамке.

Этот очередной кандидат в астронавты отреагировал на ее невинный вопрос как-то совсем неадекватно — вскочил на ноги, резко обернулся, шарахнулся назад — и только каким-то чудом удержался на самом краю причала. Да еще удочку в процессе утопил.

— Ничего страшного, — утешила его Фамке, — я тебе новую подарю. Что такое? Ты как будто призрака увидел. Тень отца Гамлета, как минимум.

— Уж лучше бы его, — просипел новый собеседник и шагнул вперед, удаляясь от опасного искусственного обрыва. — Уж лучше бы призрака… Хотя и ты вполне попадаешь под эту категорию.

— Только избавь меня от пошлых банальностей, — на всякий случай простонала она, — вроде, «ты последний человек, которого я ожидал тут встретить» и тому подобное. Ведь не последний, верно?

— Один из последних, — признался он и тяжело опустился на бетонную тумбу. — Было время, когда я считал, что ты давно умерла. Как-то раз, несколько лет назад, увидел твое имя в газетах — решил, что это другая Фамке, какая-нибудь троюродная кузина или просто тезка из твоего родного городка. Да мало ли в Белголландии ван дер Буменов? Ты ведь сама рассказывала про свой весьма многочисленный клан. А может и вовсе самозванка. Теперь вижу, что нет. Не кузина и не самозванка…

— Но ведь ты все равно рад меня видеть, Чарли? — она скорчила умилительную гримаску и присела на такую же тумбу напротив него. — Ведь рад же, верно?

— Да как тебе сказать… — проворчал «Чарли», он же Карл Густав Магнуссен — бывший наследник Дании и Норвегии, бывший лорд-протектор Исландии и Гренландии, бывший генерал-капитан Скандинавии, бывший лорд Вестероса, бывший Король Севера, шведов, вандалов и готтов; бывший военный летчик и завоеватель Шотландии… тоже бывший. — Ты ведь мне все рыбу распугала[1]!

Чернобородый мужчина натужно рассмеялся, но это был грустный смех. Погрустнела и Фамке, рассматривая его. Все еще крепкий телом, но в серых глазах поселилась какая-то пустота. Еще один из полководцев проигранной войны, потерявший практически все и удалившийся в изгнание.

— Откуда у тебя такой загар? — неожиданно спросил он.

— Из Африки, — машинально ответила она.

— Так я и думал, — удовлетворенно кивнул Чарли Магнуссен. — Semper aliquid novi Africam adferre. Из Африки всегда что-то новое.

— Много ты понимаешь в загарах, северянин, — фыркнула Королева Тихого Океана.

— Представь себе, — криво усмехнулся он. — Я ведь после войны не сразу здесь поселился. Некоторое время пришлось провести совсем в других местах и заниматься очень странными вещами… Вот, смотри, я вижу только твои веснушки под капюшоном, но готов опознать не только материк, но и страну. Одну минуту… Хм. Да. Египет. Точно, Египет. Верно, Дюймовочка?

— Ну ты даешь, Оловянный Солдатик, — искренне удивилась она.

— Это не мое прозвище, Дюймовочка, — резко возразил Чарли. — Ты называла меня «Эльфийским Принцем». «Оловянный Солдатик» — это прозвище Ханса Браге.

— Точно, — согласно кивнула Фамке, — извини. Столько лет прошло… Кстати, а ты не знаешь, где сейчас Ханс Браге? Я пыталась напасть на его след, но безуспешно.

— Он был на Шпицбергене, когда там высадились преторианцы Маши Спиридоновой, — глухо проговорил Магнуссен[2].

— Понятно, — коротко кивнула Фамке и украдкой вздохнула.

— Ничего тебе не понятно, — неожиданно зло возразил Чарли. — Русские его всего лишь в плен взяли. А убил его Хеллборн. Джеймс Хеллборн собственной персоной. Пустил пулю в голову и выбросил в море.

— Ты уверен? — осторожно усомнилась Рыжая Ведьма. — А то ведь знаешь, с некоторых пор все таинственные смерти в Арктике и Антарктике одновременно принялись записывать на счет Джеймса Хеллборна.

— Более чем уверен, — безнадежно махнул рукой бывший Король Севера. — Ну да какая теперь разница. Еще один ушел за седым Вдоводелом. Наше море кормили мы тысячи лет — и поныне кормим собой… Только что из Египта? — он неожиданно сменил тему. — Я встретил путника, он шел из стран далеких. Этот путник — ты, Фамке. Что ты мне расскажешь?

— Если вопрос стоит таким образом, — грустно улыбнулась она, — то вдали, где вечность сторожит пустыни тишину, среди песков глубоких обломок статуи распавшейся лежит.

Из хладных черт сквозит надменный пламень…
…Желанье заставлять весь мир себе служить;
Ваятель опытный вложил в бездушный камень
Те страсти, что могли столетья пережить.
И сохранил слова обломок изваянья: —
«Я — Озимандия, я — мощный царь царей!
Взгляните на мои великие деянья,
Владыки всех времён, всех стран и всех морей!»
Кругом нет ничего… Глубокое молчанье…
Пустыня мёртвая… И небеса над ней…

— Надо же, — удивился Чарли Магнуссен, — никогда не замечал за тобой особой любви к допотопной поэзии.

— Да и я за тобой тоже, — парировала Королева Тихого Океана.

— Это верно, — согласился Король Севера, — просто в моем окружении всегда хватало ее — поэзии — поклонников.

— Как и в моем, — сказала Фамке. — Был один парень, и он как, я, любил… Черт, не то хотела сказать. Только стихами и говорил.

— Дай угадаю, — Чарли скорчил ироничную — как ему казалось — гримасу. — Его потом убили. Где-нибудь в Индокитае.

— А вот и не угадал! — воскликнула мисс ван дер Бумен. — Всего лишь пропал без вести. Но где-то там, верно. В Юго-Восточной Азии.

— Ничего удивительного, кладбище армий и империй, — проворчал Магнуссен. — Хотя и в наших краях таких хватает. Вот и мы прямо сейчас на таком прохлаждаемся. На кладбище. — Он взмахнул правой рукой, его распахнутая ладонь описала широкий круг и при этом как будто поочередно коснулась всего, что их окружало — свинцовые волны Северного моря, пасмурные тучи над головой и серые башни Торсхавена за спиной. — Вот моя пустыня, Фамке. Вот все, что осталось от моей империи. В Гренландии хозяйничают итальянские легионеры. В датском Эльсиноре сидит польский наместник. Последние три королевства Вестероса будут распущены со дня на день. А я — Озимандия! Любуйся на мои великие деянья!

— Ну, хватит сопли распускать и жалеть себя, — неожиданно резко сказала она. — Озимандия, говоришь? А ты знаешь, что все — решительно все — понимают этот рассказ неправильно?! То есть вообще не понимают. Сам подумай — «страсти, что могли столетья пережить»! «И сохранил слова обломок изваянья» — сохранил, понимаешь?! Да, Озимандия умер — но все там будем; да, его царство погибло, но царства — как люди, все там будут. Но его страсти, его чувства, его слова, его имя — все это сохранилось. Память сохранилась, несмотря ни на что! Озимандия не потерпел поражение — он победил! Победил пространство и время! Как и мы сможем победить. Ну, в самом деле, ты только посмотри на себя — расплакался, как датские жены. Как будто ты один империю потерял. В моем экипаже таких — каждый второй, включая меня. В конце концов, викинг ты или кто?! Если захочешь — и для тебя весло найдется. Не забудь прихватить топор — и там, на другом берегу, ты сможешь построить новую империю!

— Какое весло? — не понял Чарли. — Какой топор?! Что ты такое несешь?!

— Только не говори, что не слышал последние новости, — на этот раз неподдельно удивилась Фамке ван дер Бумен. — Бросить все и поселиться на Фарерах… Ладно, слушай внимательно и не смей меня перебивать…

…Разумеется, Чарли Магнуссен тоже согласился. У него не было другого выхода.

Фамке назначила место и время новой встречи, после чего повернулась и собралась уходить, но внезапно согнулась пополам в приступе истерического хохота.

— Что такое? — нахмурился Эльфийский Принц. — Опять вспомнила что-то смешное из прежних времен?

— Ты снова угадал, — сквозь слезы подтвердила Рыжая Ведьма. — Представляешь, в детстве я была уверена, что Озимандия — это женское имя. Как-то раз моей школьной подружке собачку на день рождения подарили, болонку. Принялись имя выбирать — ну я и предложила: «А давайте назовем ее Озимандия!» Как раз этот стишок в школе учили. Подружка была в восторге, болонка тоже. Ха-ха-ха! Пошли мы все вместе в сад гулять, болонка тут же кучку наложила. А я такая — «Взгляните на мои великие деянья!» Ахахахахаха! Впрочем, кличку очень быстро сократили до «Оззи»…

— Старая добрая Фамке, — покачал головой Чарли Магнуссен, — совсем не изменилась.

— Еще раз назовешь меня старой — убью к чертовой матери, — твердо пообещала она._