Бремя Власти

Глава 11

Ольгерд переводил взгляд с одного орущего рта на другой и думал: «Как изменчиво и непостоянно настроение толпы. Только что казалось, ничего не интересует этих людей больше чем желание покарать преступников, а сейчас они даже не вспоминают о беднягах. Все увлечены завтрашними выборами, и судя по всему, — тут он поймал торжествующий взгляд Озмуна, брошенный на своего главного противника, — мою кандидатуру никто всерьез не рассматривает. С одной стороны, это печально, ибо даже не представляю, как такой расклад изменить, а с другой, пока туры бодаются между собой, у лисы есть шанс утащить добычу и не попасть под копыта».

Прошло совсем немного времени с момента получения печальной новости, а дружина руголандцев уже расслоилась. Без особого труда можно было выделить четыре основные группы. Где-то с четверть дружины столпилось вокруг Кольдина, примерно столько же рядом с Озмуном, основная масса, пока еще не определившаяся, начала потихоньку расходиться по своим делам. Особняком остался стоять десяток из младшей дружины с возвышающейся над всеми головой Фрикки, и Ольгерд, заметив, как тот радостно машет ему рукой, немного оттаял душой. — «Есть все-таки здесь люди готовые пойти за мной».

От размышлений его оторвали резкие слова Озмуна.

— Девку твою, Оли, от греха подальше запрем до суда вместе с остальными рабами.

Ольгерд нахмурился, и Озмун криво усмехнулся.

— Да не бойся, ничего с ней не случится. Пока… — Он дал знак стоящим рядом бойцам, и те начали поднимать сбившихся в кучу рабов.

Кто-то из дружинников поднял лицо и крикнул:

— Давай, ведьма, слезай сама, пока тебя за волосы не стащили!

Ольгерд уже хотел было ответить что-нибудь резкое, но тут за спиной послышался шорох, и не успел он развернуться, как Ирана, резко оттолкнувшись, спрыгнула в воду. Сноп брызг взметнулся в разные стороны, и прежде чем крепкие руки дружинников потащили ее на берег, взгляд девушки скользнул по лицу Ольгерда. Впервые за последние месяцы это мимолетное касание глаз напомнило ему ту прежнюю, гордую и независимую Ирану, которую он встретил когда-то на глухой, лесной заимке.

Стиснув зубы, Ольгерд сдержал порыв вмешаться и, проводив глазами удаляющиеся спины, подумал: «Ничего, потерпи немного, я скоро вытащу тебя».

Дальше все потекло так, словно ничего и не произошло — самый обычный день. Пришла груженая ладья, значит, надо вытащить ее на песок, разгрузить и прочее. Руголандцы продолжили заниматься ежедневной рутиной, и Ольгерд, тащивший корабль вместе со всеми, наконец-то, смог пожать руку своему другу. Фрикки рукопожатием не удовлетворился и, обняв товарища, похлопал того по спине своей огромной «лапой».

— Жаль твоего дядю. Даже не представляю, как с ним могло такое случиться. Хорошо хоть ты остался цел.

Ольгерд молча уткнулся другу в плечо. Только сейчас ему вдруг пришло в голову, что сам он ни разу не пожалел Рорика и погибших ужасной смертью ребят. — «Я превратился в чудовище, — кольнула горькая мысль, — в холодное, бесчувственное чудовище, одержимое лишь гордыней и чувством мести».

Ослепленный волной раскаяния, Ольгерд бросал самому себе обвинение за обвинением, хотя, если бы та демоническая сила, что поселилась в его душе захотела ответить, то она непременно отметила, что для настоящего чудовища он непростительно чувствителен и слишком обременен человеческими привязанностями.

К счастью Фрикки не заметил душевных мук, терзающих друга, и потащил его к остальным встречающим его товарищам. Здесь на берегу собралась не вся младшая дружина, а лишь те, кто беззаветно поверил в счастливую звезду Ольгерда. Сейчас улыбаясь и отвечая на приветствия, Ольгерд лихорадочно думал о том, что времени у него совсем нет и следует торопиться, но вот с чего начать и как заставить поверить в него хотя бы этих ребят, ему в голову не приходило. Неожиданно, помощь пришла с той стороны, откуда он совершенно не ожидал.

Стоящий рядом и скалящийся в довольной улыбке, Фрикки вдруг посерьезнел и, в разрез с общим бессмысленно-радостным гомоном, заявил:

— Оли, ты же слышал о завтрашних выборах?

Ольгерд лишь молча посмотрел на друга, мол что за вопрос, я же не глухой, и Фрикки, заговорщицки блеснув глазами, резко перешел на шепот:

— Я хочу завтра выкрикнуть твое имя! — Он обвел взглядом всех. — Что скажете?

Его слова вызвали у парней минутное замешательство, что подсказало Ольгерду — подобная мысль никому из них в голову не приходила.

Когда первая оторопь прошла, то послышались сомнения.

— Из младшей дружины в конунги⁈ Не поддержат!

— Пойти против Озмуна и…

Фрикки, прервав разноголосицу, разъярился.

— Да не трусьте вы! Ольгерд — единственный прямой наследник Хендрикса, и вы все видели его в бою! — Он выпрямился и повысил голос. — Да что там, я вам вот что скажу. Нет в мире бойца круче Ольгерда. Я это утверждаю и не советую никому спорить со мной!

Теперь взоры десятка парней обернулись к Ольгерду — а что ты скажешь?

Всматриваясь в лица ребят, Ольгерд выдержал паузу, словно бы в эту минуту действительно делал сложный выбор. Ему вдруг пришло в голову, что одного его согласия будет сейчас недостаточно. «Нужна воля богов, — вспыхнуло озарение, — воля небес, толкающая меня на этот путь!»

— Мы возвращались почти две недели. — Он начал говорить негромко, заставляя прислушиваться к своим словам. — Все это время я сидел на скамье и, махая веслом, думал о своем месте в этом мире и о том, что будет со всеми нами после смерти Рорика. И вот одной из ночей я почувствовал прикосновение божественного луча, и воля небес прозвучала в моем сознании. Оллердан приказал мне повести вас за собой к невиданным вершинам славы и подвигов. — В этот момент Ольгерд практически не врал, он, действительно, чувствовал нечто подобное и слышал эти прочувственные слова, вот только он не был уверен в том, что произносил их Оллердан, а не Ирглис, но в посвящать других в свои душевные противоречия было бы верхом неразумности.

Парни слушали его рассказ, раскрыв рты, и после того, как он закончил, ни у кого не осталось сомнений — только он, Ольгерд, должен быть избран конунгом. Это всеобщее единение на короткий миг наполнило сердца юношей эйфорией сопричастности к чему-то великому и неизведанному, но природная прагматичность руголандцев вскоре взяла свое и раздались осторожные вопросы.

— Нас же всего десяток…

— Даже если вся младшая дружина проголосует за Ольгерда, это не изменит общего расклада голосов.

— Да старики нас и слушать не станут!

Ольгерд смотрел на парней и ждал, когда они поутихнут, кое-что он все же успел придумать, но сначала это надо было обсудить с Фарланом.