Бремя Власти

Глава 27

Весна 122 года от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию.

Туринская империя.

Царский город.

Кутаясь в шерстяной плащ, Великий магистр братства Астарты торопливо шагал по вымощенной брусчаткой мостовой, и в вечерней тишине каждый его шаг отдавался эхом в настороженной тишине, застывшей над городом. Узкая улочка, петляя в тисках возвышающихся по сторонам домов, вела его вверх, к центру Царского города. Остро пахло гарью недавних пожарищ и смрадом еще неубранных тел. Отбросив капюшон, Эрторий провел взглядом по окнам с наглухо закрытыми ставнями и почти явственно ощутил спрятанный за ними человеческий страх. Столица великой империи жила ощущением катастрофы и грядущих еще более худших бедствий.

Не останавливаясь, магистр мрачно нахмурил брови и свернул в темный проулок, ведущий к дворцовой площади. В наступающем вечернем полумраке зажатое между высокими заборами пространство едва просматривалось, и повернув за угол, Эрторий едва не столкнулся со стоящим на перекрестке патрулем. Старший, голый по пояс варвар прошерстил появившегося прохожего взглядом и, не найдя ничего подозрительного, показал пальцем на темнеющее небо, мол давай поторапливайся, до заката осталось недолго.

Эрторий знал о введенном Акцинием запрете на любое перемещение в ночное время, и это, вместе с наличием патруля в таком, казалось бы, неприметном месте, лишь утверждало его уверенность в правильности выбора вожака восстания.

— Хоть что-то. — Проворчал про себя Данациус, вспоминая неожиданную осечку с Зарой. Этот провал грыз ему душу с остервенением голодного пса. Лучшая ученица, его гордость и одна из лучших исполнительниц. Послушница, в которую он вложил столько сил и питал такие надежды, обманула все его ожидания. А что еще хуже, своим своеволием она подвергла опасности весь почти идеально выверенный план. Все последние дни он ломал голову над построением новой стратегии с учетом неизбежности скорого появления железных легионов у стен столицы. Абсолютного решения пока не находилось, и он пытался успокаивать себя тем, что время еще есть и что иберийская гвардия сколько-нибудь да удержит перевал.

Качая головой, Эрторий уже в который раз мысленно повторял одну и ту же мысль: «Эту отсрочку я обязан использовать по максимуму и хотя бы решить проблему с Феодорой. Кровь из носу, а до подхода армии надо взять под контроль всю столицу».

Ворча, он прошел мимо заставы, а варвар, наградив незнакомца еще одним подозрительным взглядом, повернулся к своим бойцам, демонстрируя чудовищные шрамы, исполосовавшие всю спину.

«Это правильно, что Акси делает ставку на бывших рабов, — отметил магистр про себя, — эти, в отличие от горожан и воров, не предадут. Им терять нечего, в случае поражение их всех ждет виселица, а вот главари банд и ремесленных цехов будут до последнего лелеять мысль, что смогут поторговаться с властью».

Извилистая улица вдруг вышла на прямую, открывая вид на площадь и возвышающийся над ней дворцовый комплекс. Глянув на исполинские башни, Эрторий поморщился и свернул в сторону заросшего диким плющом забора.

Скрипнули петли калитки и, раздвинув свисающие ветки, магистр прошел во внутренний дворик большого дома. Сразу за забором его встретила безмолвная фигура в длинной до пят хламиде, и тот, бросив быстрый взгляд на скрытое капюшоном лицо, задал резкий, как удар хлыста, вопрос:

— Привели?

Служитель утвердительно склонил голову.

— Да, Великий магистр, он здесь и ждет вашего суда.

— Где его взяли?

— В порту, — послушник выдержал взгляд магистра, — пытался сесть на один из фесалийских кораблей.

Не говоря больше ни слова, Эрторий быстро пересек двор, и еще один брат Астарты распахнул перед ним дверь, ведущую в подвал.

Вспыхнула свеча в руке служителя, зашуршали шаги по ступеням, и витая лестница вывела магистра в небольшое круглое помещение, освещенное висящими по стенам факелами.

Два послушника в одинаковых хламидах из некрашеного серого сукна почтительно склонили головы, а связанный человек, сидящий на табурете в центре зала, затравленно вскинул глаза. Животный страх исходящий от пленника резанул Эртория, и он молча, не отпуская из вида перепуганных глаз, подошел ближе.

— Неужели ты, Илларион, надеялся избежать наказания?

— Помилуйте! — Лихорадочно зашевелились губы пленника. — Я ничего не сделал. Это они! Это рыцари Ордена!

Магистр резко отмел жалкие причитания.

— Перестань, ты же знаешь, врать мне бессмысленно.

Некогда ближайший помощник Тироса Иберийского, конечно, это знал, но все равно не мог остановиться.

— Я не убивал! Я не уби…

Резкий удар одного из послушников, прервав вопль, опрокинул связанного Иллариона на пол вместе с табуретом.

Великий магистр сделал еще один шаг и произнес тихим, но проникающим в сознание голосом.

— Не позорься, Илларион. Прими кару достойно, ведь ты был когда-то нашим братом.

Полубезумный взгляд пленника отчаянно заметался по лицам.

— Я не хотел! Они заставили меня!

Эрторию остро захотелось придушить своими собственными руками столь жалкое и ничтожное создание, но он сдержался. Это могли бы сделать и без него, а он пришел сюда не для этого. К своему величайшему сожалению, Эрторий так торопился в этот подвал только для того, чтобы мерзкий предатель и убийца его лучшего друга остался в живых. Тот был нужен ему в задуманной комбинации, и магистр очень опасался, что несмотря на строгий приказ не трогать Иллариона, убийца Тироса Иберийского мог бы не дожить до утра.

Одним взглядом заставив умолкнуть скулящего Иллариона, он задал вопрос, и тон его в этот момент не сулил пленнику ничего хорошего.

— Ты хочешь еще пожить, Илларион?

Не веря своим ушам, бывший послушник Астарты молча уставился на магистра изумленным взглядом, а тот мрачно продолжил:

— Ты заслужил не просто смерть, а мучительную казнь, заставившую бы тебя сполна испить чашу боли. — Данациус испытал легкое удовлетворение от вновь вспыхнувшего в глазах Иллариона ужаса. — Да, заслужил, но я готов дать тебе шанс искупить хотя бы сотую долю твоей вины.

Илларион застыл, боясь спугнуть забрезжившую надежду выжить, а Великий магистр произнес так, словно бы он до последнего глушил в себе жажду справедливого возмездия.

— Ты пойдешь во дворец. Прямо к председателю Священной комиссии Трибунала.

Эрторий замолчал, и Илларион, борясь с собственным страхом, прошептал:

— Я не могу, они убьют меня!

По лицу магистра пробежала страдальческая гримаса — боже, что за идиот, и пленник сразу же осознал, что завтрашняя казнь в любом случае лучше, чем сегодняшняя.

— Дворец ведь в осаде! — Илларион сжался, словно чувствуя, что говорит ненужные слова, но все же добавил. — Меня убьют еще у ворот. А если даже и пустят во дворец, то отправят прямиком в застенки Трибунала, а не к председателю Священной комиссии. Я не…

Взгляд Эртория заставил пленника заткнуться.

— Ты не о том думаешь, Илларион. Запомни, ты жив ровно до тех пор, пока нужен мне. Вот о чем тебе следует задуматься. — По знаку магистра перед пленником поставили стол с чернильницей и бумагой. Через мгновение ему развязали руки, и Эрторий спросил:

— Ты же ведь помнишь почерк прокуратора Исидора Феоклиста?

Не понимая к чему ведет магистр, Илларион утвердительно кивнул, а тот, не меняя выражения лица, удовлетворенно подумал: «Это хорошо». Он знал о способностях всех послушников, сумевших подняться в иерархии братства, и Илларион был не исключением. Умение этого парня копировать другого человека, его движения, походку, и даже почерк, были ему хорошо известны. Возможно, вырасти Илларион в другой семье, он мог бы стать прекрасным актером, и судьба его была бы не столь печальной.

Великий магистр кивнул на разложенный чуть желтоватый лист.

— Пиши его почерком. Господину моему, председателю верховной комиссии Священного трибунала, от слуги твоего, прокуратора Великой армии Исидора Феоклиста.

Илларион начал старательно выводить буквы, а Эрторий продолжил диктовать.

— Сообщаю вам о величайшей беде, постигшей нас. Цезарь Северии Иоанн обманным путем сумел захватить власть в армии и, коварно заманив в ловушку, перебил посольство патриарха и всех слуг Огнерожденного, как Трибунала, так и Ордена. Теперь это исчадие Ариана задумал сокрушить всю церковь Огнерожденного, сманив на путь измены императрицу Феодору. Мне стало доподлинно известно, что презренным Иоанном было передано послание вдове императора, в коем он предложил ей супружеский венец в обмен на головы патриарха, магистра Ордена и членов священной комиссии. Более того, я имею абсолютные доказательства, что данное предложение было принято Феодорой. В это трудно поверить, но этот коварнейший из сынов Ариана сумел соблазнить достойнейшую женщину возможностью признать малолетнего Петра своим наследником с последующим вступлением на трон. Молю вас об осторожности, да сохранит вас Всеблагой Господь!

Закончив, магистр склонился над столом и перечитал написанное.

— Уверен, что почерк не отличить? — Его взгляд впился в глаза Иллариона, и тому даже не потребовалось отвечать.

— Хорошо, тогда ставь подпись. — Он дождался, когда тот закончит, и кивнул одному из послушников. — Печать.

Вырезанная с абсолютной точностью печать священного Трибунала вынырнула из складок хламиды, и ее оттиск, отпечатанный уверенным жестом, появился на исписанном листке бумаге.

Другой послушник, дав высохнуть чернилам, скатал письмо в трубку, и спрятал в кожаном тубусе, а Эрторий, проследив за этими манипуляциями, вновь перевел взгляд на пленника.

— В городе еще осталась ячейка Трибунала, и мы следим за ней. Тебя аккуратно подставят им, и твоя задача всего лишь быть убедительным. Исидор доверил тебе это письмо, потому что других слуг Огнерожденного в армии не осталось. Все казнены Иоанном, а сам прокуратор в момент передачи был уже смертельно ранен. Остальные подробности придумаешь сам, ты, я знаю, в этом большой мастер. Главное не перебарщивай и поменьше ври. Запомни, от того поверят они тебе или нет, напрямую зависит твоя жизнь. — Он подошел ближе и положил открытую ладонь на голову Иллариона. — Если задание не будет выполнено, то поверь мне, ты будешь мечтать о смерти. — Он убрал руку и демонстративно сжал ладонь в кулак. В следующее же мгновение, пленник рухнул на пол, скуля и зажимая живот, словно невидимая сила безжалостно скрутила его внутренности.

Отчаянно задергалось в конвульсии тело, из оскаленного рта потекла пена, а остекленевшие глаза налились кровью, грозя выскочить из орбит. Эрторий позволил себе несколько секунд злорадного торжества, наблюдая за изгибающимся от боли бывшим послушником, а затем вновь разжал ладонь.

— Захочешь предать, вспомни об этом мгновении, Илларион! Твоя жизнь отныне в моей руке.