Целитель-9

* * *

Не сказать, что я вел себя наподобие ученых из комедий, рассеянно намазывающих на хлеб горчицу вместо джема. Нетерпение я кое-как унял, да и аппетит мой не страдал недостаточностью. И суп с сайрой умолол, и макароны с котлетой, и румяный кексик схомячил, выдув кружку крепкого чаю.

Отяжелел, но и подобрел, успокоился чуток. В конце концов, что такого произошло? Да ничего! Если повезло, затеем новую серию экспериментов, будет, чем в январе заняться. Ну, а коли везение не на моей стороне, продолжим нудные опыты, нарабатывая горы статистики, чтобы, к весне поближе, перекрутить гигантский объем скучных, сухих цифр — и отжать пару капель истины…

— Привет, жрун! — за наш с Леной столик присел встрепанный Киврин. — Леночка, хватит его откармливать! Смотри, округлился как — щеки из-за спины видать…

— Убью… — пробормотал я. — Ну?!

Володька откинулся на спинку, довольно ухмыляясь.

— Прорыв, старик, прорыв! — выразился он с чувством, и прижмурился, будто кот, которому за ушком почесали. — Ни единой деформации на срезе! Уж мы над образцом поизгалялись… расчленили и вдоль, и поперек. А ничего! Нормальный металл. Сравнили с исходником — один к одному! Наташка химанализ не закончила еще, но это так, перестраховка…

— Отлично! — пробормотал я, веселея. — Ну-у… Тогда начнем новую серию! Готовь органику — дерево, кожу, кость…

— Есть у меня одна заготовочка, — покивал Володя. — Из слонового бивня! Дров и так полно… Слу-ушай… Тут баба Валя грозилась, будто у нее в морозилке китовое мясо завалялось — кубики такие, по два кило. Помнишь, в «Океане» продавались? Может, их тоже спробовать?

— А чего ж не спробовать? — хмыкнул я, благодушествуя. — Спробуем… Эх, спрыснуть бы радость!

— Обмыть еще один «маленький шажок для человечества»? — засмеялась Лена, и вкрадчиво мурлыкнула: — Коньячок сойдет?

Мы с Кивриным переглянулись, и кивнули спевшимся дуэтом.

— Сообразим на троих! — строго подняла палец Браилова, и мило улыбнулась.

Вечер того же дня

Около границы Актюбинской и Оренбургской областей

Скорый поезд долго мчал по унылой, безрадостной степи, и вот, наконец, земная кора стала горбиться возвышенностями, дальними подступами к Уральскому хребту.

А Призрак Медведя увидал зиму — бесконечный, уходящий за горизонт снежный покров, сверкавший под ясным небом, отливавший синевой в тени или стерильно белевший, когда вышнюю лазурь затягивали облака.

Даже в темноте наносы смутно отсвечивали…

Мензис включил свет, и окно превратилось в плохое зеркало, отразившие плацкартные удобства. Мануэль с Франсуа, занимавшие боковые места напротив, подсели поближе, а Джерри с Жосленом разлеглись на верхних полках.

— Готовимся, — забубнил Клегг, поглядывая на узкий проход. — Держите документы, — он протянул Чаку бэушный конверт, набитый корочками. — Здесь трудовая книжка — без нее не примут на работу. У тебя тут удостоверение горнорабочего, Ашир, и права. Можно будет водителем устроиться…

Раздав всем по набору, Мензис хлопнул себя по коленям.

— Значит так. В Москве снимем квартиру, всё по-честному чтоб. Нам с милицией связываться ни к чему. Адрес есть. А потом надо будет разделиться. Двое останутся со мной, — Клегг кивнул на верхние полки, — а Ион с Тынисом и Аширом выедут… — он сбавил голос. — Ну, как бы на разведку. Я правильно поделил?

Мануэль с Франсуа молча кивнули — с Чарли они сработались, тот вообще никого не напрягал. Убить мог запросто, а выеживаться… Не его стиль.

— Ехать всей толпой — значит, вызвать подозрения, — продолжал бубнить Мензис. — А вы осмотритесь. Но крайне осторожно. Там есть поселочек один, Нижние Дубки называется. С одной стороны… э-э… коллективная ферма… М-м… Вспомнил! Колхоз называется. Можно на нем… м-м… в нем работу найти. Или на заводике — это еще ближе к объекту — канализация оттуда к заводским очистным подведена. Рядом всё. Ну, на месте разберетесь. И еще…

Клегг вынул из сумки плоские коробочки, чуть больше пачки сигарет «Столичные», с маленьким окошком индикатора и выпуклыми кнопками.

— Это — радиофоны. «Моторола» пробовала что-то подобное выпустить, но уж больно громоздко выходит. Берите, будете на связи. Сюда, — англичанин стукнул пальцем по плашке с блестящими буквами «VEF», — особую карточку засовывают. Я их уже вставил, они на вас зарегистрированы. Сейчас… Так… Вот это — твой…

Призрак Медведя взял в руку радиофон, прикидывая вес. Легкий совсем… Prigoditsya v hozyastve.

По коридорчику прошаркал древний, сгорбившийся под грузом лет аксакал в полосатом халате и засмальцованной тюбетейке. К груди он прижимал комплект постельного белья.

— Стелимся, — обронил Мензис, и снял с третьей полки свернутый матрас. — Поздно уже.

Чак кивнул, дожидаясь, когда же погаснет свет. Покряхтев, повозившись, Клегг улегся. Нашарил выключатель, и щелкнул, убавляя ясность.

За стеклом снова расстелились снежные просторы, вдали сливавшиеся с чернотой ночи. А ближе к путям вздымались и опадали сугробы. Желтые квадраты отсветов скользили по белесому насту, словно догоняя состав.

Призрак Медведя сонно моргнул. Вытянулся поверх одеяла, не раздеваясь, лишь стащив дырявые носки, и закрыл глаза.

Его отец погиб в Вундед-Ни, вместе с дядей матери, Красным Волком. Тот, наверное, за всю жизнь слов меньше сказал, чем уместится на одной странице, таким молчаливым был. Их обоих расстреляли с вертолета. Красного Волка выпотрошили очередью, перебив хребет, а отцу разворотили грудь.

Деда его, Бьющую Птицу, убили бандиты — отомстили за смерть своего главаря, чей рыжий скальп украсил поводья дедушкина боевого коня. И как его внуку прикажете относиться к бледнолицым?

И только на вьетнамской войне, случайно пересекшись с русскими летчиками, Призрак Медведя понял, что не все белые — мерзавцы, что суть человечья не в окрасе кожи. А в цвете знамени.

Над Белым домом вьется полосатый флаг, усыпанный звездами по числу земель, отнятых у предков Чака. А вот над колоссальным пространством, где затерялся их поезд, реет красный стяг.

В нем смешаны пролитая кровь героев, краски заката и утренней зари, гордое братство и радость побед.

«…И оттенок моей собственной шкуры!» — наметил индеец улыбку.