Конторщица-3

Глава 1

— Наталья Сергеевна, вызовите ко мне всех работников моего подразделения. Минут через двадцать, пожалуйста, — попросила я секретаря, плотную пергидрольную женщину средних лет, которая заменяла сейчас уехавшую в отпуск Аллочку.

Женщина поправила пластмассовые клипсы, пристально взглянула на меня сквозь очки с толстыми стёклами и продолжила меланхолично печатать на машинке.

Я спустилась обратно в кабинет. Раньше он принадлежал Ивану Аркадьевичу. Да-да, тот самый полуподвальчик, тот самый кабинет, где не раз вершились судьбы сотрудников депо «Монорельс», и моя в том числе.

Иван Аркадьевич переехал теперь в просторный кабинет директора на втором этаже, а мне в наследство оставил свой. Нет, он предлагал и другие варианты, попросторнее, но мне нравилось, что этот полуподвальчик такой вот уединенный и тихий.

Вчерашний разговор получился неоднозначным. Иван Аркадьевич и слышать не хотел, что я ещё не готова, что не оправилась после своей болезни и после смерти Валеева, и всё остальное.

— А кому мне ещё это поручить, если не тебе? — просто сказал он тогда, и на этом разговор был окончен.

Вроде как заставил меня. Но на самом деле, я внутренне сама чего-то эдакого давно хотела. Возвращаться обратно на роль простой конторщицы, пусть даже «и.о. Щуки» — мне уже было скучно. Возможно потому я и затянула процесс реабилитации почти на месяц, убедив врачей (с помощью Симы Васильевны) продлить мне больничный.

Я осмотрела кабинет: в наследство мне досталось весь архив, старая мебель, и даже тщедушный полузасохший фикус в кадушке, которая сиротливо примостилась в углу.

Алевтина Никитична, конечно, убралась тут по мере понимания — вытерла пыль, вымыла полы и окно, но здесь же надо приводить всё в порядок кардинально, обживаться — в общем, работы ещё и работы.

Я взглянула на часы — двадцать минут давно прошло, а народ что-то задерживается. Мда, нерасторопная у Ивана Аркадьевича секретарша. Скорей бы уже Аллочка вернулась из отпуска, но она уехала на экскурсию в Ленинград, а это точно недели полторы-две, не меньше. Иван Аркадьевич, как ушел директором, Аллочку и Альберта с собой забрал. На мой робкий вопрос «а как же я?», ответил — «собирай свою команду сама». Но до тех пор, пока я подберу себе подходящих людей, мы договорились, что месяцок-другой я поработаю с его секретарем.

Прошло уже тридцать минут…

Тридцать пять… сорок…

Да что же это такое!

Я выскочила из кабинета и взлетела наверх. Секретарша сидела за столом и всё также меланхолично отстукивала на машинке.

— Наталья Сергеевна, вы мою просьбу выполнили? — спросила я, еле сдерживая эмоции.

— Какую просьбу? — безразлично пробормотала она, не отрываясь от машинки.

— Я просила вызвать ко мне сотрудников, — мощным усилием воли подавила вспыхнувшее раздражение я. — Через двадцать минут. Прошло больше получаса.

— Мне сейчас некогда, — равнодушно бросила она и с треском прокрутила каретку. — Не видите разве — я занята.

— Но…

— Я не ваш секретарь, а Ивана Аркадьевича, — резко отрубила Наталья Сергеевна, мазнув по мне откровенно насмешливым взглядом.

— Но Иван Аркадьевич сказал…

— Приказа я не видела, — злорадно сообщила она и демонстративно вернулась к печатанию.

Мда… теоретически она абсолютно права. Поэтому мне оставалось только взять себя в руки, развернуться и молча уйти.

Да, я могу сейчас сходить к Ивану Аркадьевичу, рассказать ему всё, и он ей всыплет по первое число, даже не сомневаюсь в этом, но в результате я получу озлобленную секретаршу, которая продолжит саботировать мои поручения ещё сильнее. Не удивлюсь, если она уже втихушку народ в курилке подговаривает и сплетни разносит. Но и так оставлять хамские выходки нельзя.

Ладно, с этой дамочкой разберусь потом. Сейчас у меня более важная цель — нужно пообщаться с моими непосредственными подчиненными, дать им указания. Как обычно, Иван Аркадьевич не стал заморачиваться, официально представлять меня, просто поставил мне задачу, а сам свалил куда-то в Главуправление. Там вроде как заседание важное, дня на четыре. А мне теперь крутись как хочешь.

Я задумчиво постояла в коридоре. Мимо меня в сторону отдела кадров прошли три работницы в синих спецовках. На меня они посмотрели с любопытством и моментально зашушукались. Значит, новость по депо «Монорельс» уже разошлась и знают все. Но при этом, мои подчиненные что-то не сильно разбежались зайти пообщаться с новым руководством. Со мной, то есть.

А это — очень нехороший звоночек.

Ну ладно. Я развернулась и пошла в кабинет к Альберту.

— Что? — хохотнул он. — Ну, а что ты хотела, Лидия Степановна? Я Ивану Аркадьевичу говорил, что так оно и будет, но ты же сама его знаешь. Сказал — и всё. А дальше крутись, как хочешь.

Я кивнула.

— Ладно, помогу, по-дружески, — вдруг заявил Альберт, роясь в бумагах на столе. — Я сейчас сам пробегусь, соберу их всех. Давай только в малом зале? У меня там просто потом совещание тоже. Не хочу туда-сюда бегать.

Я кивнула опять.

— Там тебя представим и поговорим заодно. Я сам тебя представлю. И приказ где-то должен уже быть готов… — Альберт, наконец, вытащил нужную бумажку из вороха, — а-а-а, вот и он! Но ты мне за это будешь должна…

— Что должна Альберт Давидович? — еле сдержалась я, чтобы не скривиться на такой откровенный фортель.

— Услугу…

— Какую?

— Потом узнаешь… как время придёт… — хмыкнул Альберт и мне это сильно не понравилось.

Но пришлось соглашаться. Ох, не люблю я «кота в мешке», но с другой стороны, раз пошел открытый саботаж подчинённых — не воспользоваться его помощью было бы глупо. Тем более у Ивана Аркадьевича он теперь второй зам.

Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления.

— Но услуга должна быть равноценная, — всё же сообщила я Альберту, перед тем, как выйти из кабинета (уж очень интересно было увидеть его реакцию). И, судя по нахмуренному лбу, моё замечание ему явно не понравилось.

И пусть. Манипулировать собой не дам. Кроме того, нужно проверить — милый Альбертик просто воспользовался моей ситуацией или это его ручонок дело?

Примерно через полчаса все собрались в малом зале. Я оглядела своих подчинённых, и картина меня убила.

Итак, в моём подчинении теперь находились следующие товарищи:

1) Марлен Иванович Любимкин и Тамара Викторовна Герих — это те люди из комиссии, которые рассматривали щукинскую служебку на меня год назад и хотели меня наказать, изгнать и так далее.

2) Эдуард Иванов (он же Эдичка) — ответственный товарищ, который курировал нашу делегацию на Олимпиаду-80, известный блюститель нравственности, который сурово обличил моё непристойное поведение перед всем коллективом сразу же после того, как я отказалась пойти с ним в ресторан.

3) Щука, она же Капитолина Сидоровна Щукина — моя бывшая начальница, думаю, тут вообще без комментариев. И Швабра, она же Ксения Владимировна Сиюткина, начальница Зои Смирновой, которая мало того, что гнобила её, так ещё и приписывала все её результаты себе.

4) какие-то три малознакомые тётки с постными лицами. Я их в конторе иногда видела, но пересекаться — никогда не пересекалась. И ещё долговязый пожилой мужчина сердитой наружности. Этого вообще впервые вижу.

5) Корнеев Виктор Гаврилович — вредный начальник транспортного цеха, у которого всегда очень трудно было получить подпись на акты списания, Фомин Ираклий — вздорный приемщик на колесно-роликовом участке, и хохотливый Севка — инструментальщик из ремонтного цеха, у которого в голове тарам-барам и ветер.

Мда, в общем, коллективчик ещё тот.

Все сидели (кроме Севки, тот вроде как дремал) и смотрели на меня примерно с таким видом, как каннибалы острова Буга-буга смотрят на внезапно выброшенного штормом на берег белого моряка.

Поэтому, когда Альберт меня в двух словах представил и помахал перед всеми приказом, заготовленную напутственно-мотивирующую речь я решила не провозглашать. Вместо этого посмотрела на них взглядом товарища Сталина, и сухо произнесла:

— Слышали все? Вот и прекрасненько. Надеюсь, сработаемся, товарищи, — я ещё раз обвела взглядом притихший электорат, — завтра с утра жду всех по очереди у себя в кабинете с докладами о проделанной работе за год, о результатах и планах на следующий период. Регламент — двадцать минут. Каждому. Будем решать, что дальше делать. А теперь, идите работать, товарищи. Не задерживаю…

Я шла домой. Пользуясь служебным положением, удалось выйти чуть раньше.

Чтобы скостить путь, я пошла через пустырь напрямик. Люблю ходить сюдой, здесь всегда тихо, спокойно и как-то умиротворительно. Я подставила лицо мягкому весеннему солнышку и улыбнулась — на щеку легкий, пропахший ромашками, ветерок швырнул пушок раннего одуванчика, щекотно. Поздняя весна — моя любимая пора: вроде, как и лето ещё не началось, такой прям жары-жары ещё нету, и всё как-то так радостно, приятно, аж душа поёт. Воздух пропитан ароматами цветов и налитых соком трав, а в воздухе чувствуется предвкушение свободы.

Я перешагнула через узенький, в две ладони, ручеёк, который весело побулькивал, пересекая тропинку. От неожиданности большая бурая лягушка отпрыгнула в сторону и сварливо квакнула, ошеломлённо вращая выпуклыми глазами.

Раньше здесь ходить было невозможно, но после того, как соседний со стойкой овраг засыпали и высадили там ёлки, средь густо поросшего одуванчиками и лопухами пустыря возникла удобная тропинка. Я шла по ней и размышляла: круговорот последних дней так затянул, что мое то ли «возвращение», то ли «галлюцинация», как-то отошли на второй план. А ведь есть, о чем подумать. Вот взять хотя бы…

Мои мысли прервал какой-то посторонний звук — в зарослях гигантских лопухов кто-то громко чихнул. Я прислушалась. Кто-то чихнул второй раз и явственно сказал: «Свинство!». Не удержавшись, я заглянула туда. Каково же было мое удивление — прямо посреди пыльных лопухов сидела моя Светка и хмуро рассматривала огромную ссадину на коленке.

— Ты что здесь делаешь? — удивилась я, раздвигая листву.

Светка вздрогнула и удручённо посмотрела на меня из-под спутанной чёлки:

— От Тольки Куликова прячусь, — наконец, сообщила она, и сорвала большой подорожник.

— А что ты с ним не поделила?

— Рогатку его сломала и выбросила, пока он в футбол гонял, — показательно грустно вздохнула Светка, но раскаяния в её глазах я не увидела.

— Нужно же уважать чужую собственность, — сообщила известную педагогическую мудрость я.

— Он из неё по замку из песка стрелял, — привела несокрушимый аргумент Светка и глаза её полыхнули от гнева. — Маринка с Владькой в песочнице замок полдня строили, большой такой получился, а потом их тётя Клава на обед загнала, а Куликов взял из рогатки весь замок расстрелял! Они вернулись — а замка уже нету. Вот разве это справедливо? Кто-то стоил, строил, а Куликов — раз — и расстрелял всё!

— А где ты так коленку разнесла? — спросила я, чтобы свернуть с социально опасной темы. — Боевые раны девочку не украшают. Сражения — это удел мужчин.