Николай I. Освободитель. Книга 4

Глава 13

В апреле Саше исполнилось семь лет, ему уже потихоньку начали подбирать учителей, а детских мамок-нянек менять на суровых мужчин-воспитателей. Впрочем, я старался проводить с наследником побольше времени дабы привить ему по возможности свое мировоззрение, что мне казалось возможно даже более важным, чем бесконечно возникающие «срочные» государственные дела. И уж точно я тратил на воспитание наследника больше времени, чем покойный Павел, который и вовсе заглядывал ко мне сильно не каждый день. С другой стороны, я был аж третьим сыном, так что однозначное сравнение тут было бы не совсем корректно.

После дня рождения сына — я по привычке в отличие от местных считал день рождения большим праздником чем именины — волевым решением отставил текущие дела в сторону и, воспользовавшись возвращением Александра к исполнению обязанностей императора, решил взять отпуск.

Весной-летом 1825 года мы впятером — включая маленькую Олю — совершили небольшой круиз по Балтийскому и Северному морям. Заехали к тестю в Берлин на пару недель, побывали в Копенгагене, Амстердаме и Лондоне.

В Прусской столице нас как обычно встретили с распростёртыми объятиями, поскольку отношения между двумя государствами сейчас находились на наивысшей точке. Не удивительно, учитывая постоянную кредитную подпитку, которую Петербург оказывал Берлину. Немцы по уши погрязли в долгах, и даже приобретенные по окончании прошедшей войны земли в центральной Германии — надо признать неслабо разоренные и требующие значительных вложений, прежде чем начнут приносить прибыль в казну — помочь в данной ситуации не могли.

Десять миллионов русского кредита подобно воде сквозь пальцы ушли на подготовку и ведение войны, — причем по большей части они вернулись в русскую же казну через покупку в империи оружия, продовольствия и прочего необходимого для современной войны — и к началу 1825 года оказалось, что даже обслуживать набранные ранее долги Пруссия уже не в состоянии. Под секвестр пошел королевский цивильный лист, армия, инфраструктурные проекты и все равно призрак надвигающегося банкротства никак не хотел отдаляться.

В такой ситуации я привез тестю проект образования таможенного союза между Россией и Пруссией, который должен был способствовать росту товарооборота и соответственно — общей выгоде. Ну а в качестве жеста доброй воли русский Император соглашался выделить еще миллион серебряных рублей в кредит западному соседу и родственнику.

Причем в новом кредите — с помощью которого Берлин должен был частично перекрыть предыдущие долги — процентная ставка не только не снижалась, но даже вполне себе росла. Чуть-чуть — на 0,5% годовых, но этого было достаточно, чтобы все понимали главный посыл Санкт-Петербурга: благотворительностью мы не занимаемся и нищим не подаем.

Деньги Фридрих Вильгельм с радостью принял, а насчет таможенного союза обещал подумать. Положение Пруссии сложилось отвратительное, но не на столько отчаянное, чтобы открыто ложиться под Россию. С другой стороны, баланс сил в германских государствах был существенно смещен в сторону Австрии, и вряд ли положение Берлина могло в обозримом будущем как-то улучшиться, скорее наоборот.

Эх знал бы тесть, благодаря кому его государство могло пролететь подобно фанере над Парижем мимо шанса на европейское господство… Но опять же, возможно в этом варианте истории Германия будет меньше страдать от войн и поражений в них, кто знает.

Посмотрели введенную в строй только в предыдущем 1824 году Потсдамскую железную дорогу длинной чуть меньше 20 километров. Железные рельсы, купленные — на те самые кредитные деньги — у нас же паровозы… В общем, сомнительное достижение. Пруссаки отставали от нас в плане железных дорог лет на десять-пятнадцать.

В Лондоне встретился с наследником престола Вильгельмом, который уже сейчас потихоньку перебирал на себя обязанности короля на фоне плохого состояния здоровья старшего брата. Король Георг IV слишком любил поесть, отчего страдал от крайней формы ожирения, был практически слеп на один глаз и с трудом мог передвигаться на своих двоих. Плюс лечили его опийной настойкой, что приводило к нередкому выпадению короля из реальности на периоды по нескольку дней. Естественно полноценно править такой, по сути, инвалид не мог.

Познакомились с маленькой принцессой Викторией, которой, судя по всему, и в этой истории предстоит занять трон после своего бездетного дяди Вильгельма. Маленькая пухлощекая девчушка пяти лет отроду с подозрением встретила очередных незнакомых ей взрослых, и так и не пожелав ничего сказать в ответ на наши приветствия. И не скажешь, что эта юная барышня в будущем добрых шесть десятков лет будет занимать английский трон и выведет империю на пик ее могущества. Впрочем, вполне возможно, что в этот раз кое-кто — не будем показывать пальцем — сможет подставить островитянам на этом пути знатную подножку.

— Забавная девочка, — прокомментировала увиденное Александра. — Кстати по возрасту вполне подходит нашему Саше.

— Ну да. Только вот учитывая сложившуюся ситуацию, ей скорее всего придется занять трон, поэтому мужа ей подберут попроще, чтобы не отсвечивал. — Я оглянулся, убедился в отсутствии лишних ушей и добавил, — а еще у Виктории проблемы со здоровьем. Она носительница гемофилии. Знаешь такое заболевание.

— Гемофилии? — С определенным трудом выговорила слово жена, об этой болезни она явно не слышала.

— Да, из-за нее у больных плохо сворачивается кровь и даже мелкая ранка может стать смертельно опасной. Непосредственно болеют ею мальчики, а девочки только носят в себе и передают потомству.

— Откуда ты знаешь? — Удивленно вскинула брови великая княгиня, — я об этом не слышала.

— Знаю, — загадочно улыбнулся я, мысленно матерясь за свой длинный язык. Перед тем как болтать нужно было как минимум узнать, что местным известно об этой болезни. — Только никому об этом не говори. Если Виктория займёт трон, такая информация может стать настоящим козырным тузом, вынутым из рукава. Гиря, брошенная на весы размером со слона. За то, что мы будем хранить молчание, англичане очень дорого заплатят.

— Ну да, — медленно кивнула Александра. — Иначе все узнают, что потомство королевы порченное, и никто не захочет с ними вступать в брак. Понимаю, буду молчать.

Съездили с женой посмотреть на первую Английскую полноценную публичную железную дорогу Ливерпуль-Манчестер. Она, мягко говоря, не впечатлила: и скорость передвижения и комфорт пассажиров нельзя было сравнивать не то, что с Гатчинской железной дорогой на даже с как бы «заводской» веткой Пермь-Нижний Тагил.

Особенно насмешили паровозики, явно проигрывающие нашим в мощности и общем технологическом уровне. Не зря все же я начал вкладываться в эксперименты с паровозостроением за десять лет до открытия первой полноценной железной дороги.

С другой стороны, надо отдать британцам должное, не смотря на определенную техническую убогость — я даже по случаю выкупил за смешные деньги пару списанных уже паровозиков для будущего музея — англичане поставили дело на твердую коммерческую основу, а учитывая несопоставимость денежного ресурса, вскоре они вероятно должны были сначала догнать нас, а потом и перегнать. Грустно, но пока в плане массового внедрения техники нам с британцами тягаться было достаточно сложно. Что там сложно: просто невозможно.

В Нидерландах подписал договор на поставку восьми паровозов для их собственной «экспериментальной» железной дороги Амстердам-Харлем, а также заказал постройку нескольких транспортных кораблей для обслуживания маршрутов РАК.

Надо признать, что везде появление «Суворова», служащего нам такой себе разъездной вооруженной яхтой вызывало удивление и шок. Не то чтобы пароходы были совсем уж уникальной редкостью, однако именно военных пароходов пока было совсем не много. Единицы.

В начале осени 1825 года я дал старт еще одному небольшому проекту, о котором очень давно размышлял, поглощая во множестве блюда доминирующей тут французской кухни. Собственно, французская кухня, если брать не крестьянский стол, а именно ресторанный уровень, в это время была чуть ли не единственной. Я же хотел это изменить.

— Итак господа, — сидящие за столом повара чувствовали себя явно неуютно. Времена, когда шеф-повар модного ресторана мог быть знаменитостью, медийной персоной, спокойно вращавшейся в высшем обществе, были еще очень далеки, а работники ножа и поварешки оставались по статусу где-то на уровне обслуживающего персонала. Естественно приглашение отобедать с великим князем и наследником престола в такой ситуации воспринималось с немалой тревогой, — я попросил вас сегодня посетить Михайловский дабы обсудить важную на мой взгляд проблему. Отсутствие как таковой высокой русской кухни, сочетающей передовые кулинарные приемы, течения ну и конечно национальный колорит.

Ради такого случая я приказал дворцовым поварам приготовить некоторые блюда из прошлой жизни, которые у меня ассоциировались именно с русской кухней: холодец, окрошка, салат «оливье», котлету по-Киевски и еще с десяток других традиционных для постсоветского стола кулинарных шедевров.

— Ваше императорское высочество, — совсем по-ученически поднял руку один из поваров, что в купе с достаточно массивной внешностью выглядело достаточно забавно, — а почему вы обратились именно к нам?

— Хороший вопрос, — я усмехнулся и кивнул. — К сожалению, в Петербурге, не смотря на всю «столичность» города, совсем не много действительно хороших поваров имеющих к тому же русскую фамилию и православное вероисповедание. Согласитесь, господа, не дело допускать каких-нибудь французов до наших посконных пирогов с визигой, что они в них могут понимать.

По обеденной зале прокатилась робкая волна смешков. Повара начали потихоньку выдыхать и задавать насущные вопросы, переводя собрание на более-менее рабочие рельсы.

Конечно, национальная кухня — это совсем мелочь, особенно в сравнении с теми же железными дорогами или тяжелой промышленностью. Однако если брать общую канву продвижения русской культуры, то почему бы и не поднять этот вопрос сейчас, пока та же азиатская кухня европейцам еще совсем не известна и место ее не занято.

Вообще некоторый опыт ведения ресторанного бизнеса у меня уже тут был. Товарищество «Русский шоколад» к 1825 году уже имело на балансе не только собственное кондитерские фабрики, сахарозаводы, магазины и транспортные корабли для перевозки не растущих, к сожалению, в России какао-бобов, но также сеть небольших кафешек, ориентированных на продажу сладкой продукции. По сути, «Русский шоколад» стал прообразом такой себе вертикально ориентированной транснациональной компании, которая владела всей цепочкой от начального производства до точек розничной торговли. За двадцать лет существования годовой оборот сладкой фирмы вырос с тридцати тысяч рублей до пятисот. Не рекорд, конечно, но и стыдиться подобным результатом тоже не стоило.

Впрочем, опытом это назвать было не совсем честно, поскольку напрямую в управлении сладким бизнесом я участия не принимал, ограничившись вложением денег, идей и административным прикрытием, без которого вести дела в России, к сожалению, и в эти времена было достаточно проблематично.