Капитали$т: Часть 1. 1987

— Чего тебе? — удивился Витя.

— Контрольную! Я ж в химии — ни в зуб ногой!

— А тебе пусть Юлька Голубева решает, — отрезал Витёк. — Все, пойдем, Лёха! А то родители хватятся.

А дома отчего-то накатила грусть и это дурацкое чувство — ощущение собственной своей неуместности в этом времени и этом месте. Ничего мне не хотелось. Хотелось обратно. В двадцать первый век, к смартфонам, яндекс-доставке и остальным плюшкам. Тридцать с лишним лет ждать... А впереди — безумная свистопляска, слом старого мира и совершенно непонятные перспективы. Я никак не мог отделаться от ощущения, что меня прет со страшной силой и скоростью громадная волна... прет, чтобы швырнуть куда-то. Ладно, решил я, отходя ко сну. Мы еще побарахтаемся.

В областной исполком я отправился сразу после школы. Отправился при полном параде — никаких джинсов и кроссовок — отутюженный костюм, свежая сорочка, галстук и комсомольский значок. А вместо сумки — черный пластиковый кейс. Так что, внешне я вполне мог сойти за какого-нибудь комсомольского чиновника средней руки.

Областной исполком слегка удивил меня полным отсутствием на входе милиции и рамок-металлоискателей. Оказывается, в смутные перестроечные времена чиновники совершенно не были озабочены вопросами собственной безопасности, им не чудился потенциальный террорист в каждом посетителе... вообще, кто бы мог подумать, что государственное учреждение может функционировать без бронированных дверей, решеток, вооруженной охраны и пропускного бюро. На вахте сидел почтенный дедушка, который мирно читал газету и совершенно не обращал внимания на снующих мимо граждан. Я уверенным шагом подошел к нему и поприветствовал со всем возможным тактом:

— Добрый день!

Почтенный дедушка оторвался от газеты не сразу, некоторое время он читал, слегка шевеля губами, но все же оторвался и вопросительно посмотрел на меня.

— Скажите пожалуйста, Николай Петрович в каком кабинете принимает?

Дедушка поправил очки и надолго задумался.

— Николай Петрович — это Соколов? — спросил у меня вахтер. И, не дождавшись моего ответа, сказал утвердительно: — Соколов. А если Соколов, то значит в двести четырнадцатом. Второй этаж, налево.

— Большое спасибо! — сказал я.

Дедушка поднял отложенную газету и навсегда забыл о моем существовании.

На втором этаже мне повезло. Зверь, что называется, бежал на ловца и с Николаем Петровичем я столкнулся в коридоре буквально нос к носу, когда он с папкой свекольного цвета выпорхнул из кабинета.

— Николай Петрович! — воскликнул я радостно.

Он посмотрел на меня с удивлением, попытался вспомнить, кто я такой, не вспомнил и спросил с некоторым неудовольствием:

— А вы из какого учреждения, молодой человек?

— Я не из какого учреждения, — объяснил я радостно. — Я Петров Алексей, помните? Мы с вами в одной палате, в больнице...

Николай Петрович улыбнулся и всплеснул руками.

— Ну как же! Алексей Владимирович! Каким ветром в наших краях? По комсомольской линии что-то?

— Нет, я не по комсомольской... Я к вам, по делу.

— Ко мне? — удивился Николай Петрович. — Ну, отлично. А знаешь что... Мне тут нужно на минутку... по делу. Ты заходи, Алексей, в мой кабинет. Посиди, пока я бегаю. А я постараюсь быстренько... Добро?

— Добро! — сказал я с огромным облегчением. У меня будто камень с души упал.

Кабинет Николая Петровича был казенным, неудобным и безликим. Ничего, что указывало бы на стремление к комфорту и роскоши. Даже наоборот — какая-то аскеза чувствовалась во всей обстановке. На рабочем столе нагромождение бумаг и телефон. Шкаф с кучей папок. Неудобные скрипучие стулья. О стремлении обитателя кабинета к комфорту свидетельствовал только видавший виды настольный вентилятор. Эпоха цыганского барокко еще не наступила. В казенных кабинетах сплошной минимализм.

Николай Петрович действительно не заставил себя долго ждать. Минут через двадцать он ураганом ворвался в кабинет, швырнул папку куда-то в сторону шкафа и бессильно упал на стул.

— Совсем замотался, — сказал он устало. — То одно, то другое... Но ты, Алексей, не обращай на меня внимания, рассказывай. Как здоровье?

— Все в порядке, — сказал я бодро. — Спасибо докторам.

— Это хорошо. Тогда рассказывай. Что там за дело у тебя?

И я начал рассказывать. Николай Петрович внимательно слушал, кивал и усмехался.

— Видеосалон, значит... — сказал он, когда я закончил. — Ну что же... у нас сейчас гласность. А значит — цензура идет к... А отцу говорил уже?

— Вы знаете, Николай Петрович... — начал я.

— Всё. Понял. Вопрос снимается. Действительно, зачем тревожить отца по пустякам? Только, видишь ли, Алексей. У меня тут, — Николай Петрович похлопал рукой по стопе бумаг, — краны. Подъемные. У меня тут экскаваторы. У меня тут плиты и кирпич — будь он трижды проклят! А у тебя — фильмы, да еще и заграничные. Это не мое ведомство, уж извини. Сам я помочь тебе ничем не смогу.

Николай Петрович нервно побарабанил пальцами по столу и посмотрел в окно:

— Жара сегодня. А обещали дождь. Все врут, даже синоптики.

Ну вот, подумал я. И что теперь говорить пацанам? Такой простой вопрос решить не смог... Я посмотрел на Николая Петровича. Он сидел и явно что-то прикидывал.