Журналюга

Глава 2

Вместе спустились на первый этаж, вышли из подъезда. Разумеется, никаких тебе кодовых замков: открыл дверь — и всё. Паша шел не спеша, как и положено солидному десятикласснику. Васька почти сразу же побежал вперед, ждать не стал: некогда мне, надо успеть списать домашку по математике. А то Клавдия Васильевна — учительница строгая, обязательно проверит — хотя бы у половина класса. Если не сделал задание — с ходу влепит двойку, а у него и так — одни жалкие троечки в дневнике. Мать за это его ругает, а отец так вообще грозится не дать денег на новый велик. И что тогда делать?

— На моем пока покатаешься, — пожал плечами Паша.

Сам он велосипеды никогда не любил, даже в детстве катался на них неохотно (хотя они всегда у него были).

— Ага, как же! — скривился Васька. — У твоего велика всё переднее колесо теперь погнуто, сплошная «восьмерка». Не слабо ты на нем в фургон въехал! Чинить придется…

Паша пожал плечами — так уж вышло. Васька заторопился в школу:

— Ладно, я побежал! И тебя уже ждут — Вовка с Сашкой, — кивнул на двух пареньков, поджидавших их у перекрестка. Один был высокий, худой (почти как сам Пашка Матвеев), со светлыми волосами; второй — низенький, полноватый, с круглым, почти детским лицом. На носу — большие очки с выпуклыми стеклами (признак очень плохого зрения). Паша подошел, кивнул ребятам по-приятельски.

— Ну, как ты сам, норм? — грубоватым баском поинтересовался высокий блондин. — Тут говорили, что после такого удара обычно в больницу надолго попадают…

— Или вообще дураками навсегда остаются, — добавил полненький.

Паша криво улыбнулся: бог миловал'. Пожал ребятам руки.

— Да, не слабо ты башкой треснулся, чего уж! — продолжил блондин. — Впечатался прямо в бок фургона! Протаранил, как Гастелло — немецкие танки! Аж звон пошел! А потом сидел на земле, глазами хлопаел, ничего не соображал. Хорошо, что мы с Сашкой рядом оказались, отвели тебя домой. И велик твой докатили…

— Спасибо, ребята! — искренне поблагодарил Паша. — Вы настоящие чебурашки! Сейчас уже вроде бы ничего, всё норм, обошлось, как говорится. Голова вот только иногда сильно болит… А вы-то сами как?

Не спеша двинулись к школе. До первого звонка (если судить по часам над входом) оставалась еще уйма времени, почти десять минут.

— Галинка опять зверствует, страх как лютует! — тяжело вздохнул блондин. — Сашке вон «гуся» влепила, — кивнул на своего полненького друга.

«Гусь» — это, надо понимать, двойка, — перевел сам для себя Паша. — А вот у нас в школе «неуды», как правило, «утками» звали. И ведь тоже водоплавающие…'

— И за что же? — поинтересовался Паша.

Надо поддерживать разговор. Это очень полезно — можно узнать что-то важное и интересное из этой новой-старой жизни.

— Да, считай, ни за что! — огорченно махнул рукой полненький Сашка. — Задали нам читать рассказы Горького… ну, эти… которые про босяков. А вчера Галинка вызвала меня к доске, стала спрашивать, что я читал. Я ей честно ответил: рассказ «Коновалов». Она: «И как ты относишься к главному герою?» Я — ей: «Плохо отношусь, потому что это самый Коновалов, главный герой который, совершенно пустой и никчемный человек. Нигде долго не задерживается, работает на случайных работах, а все полученные деньги пропивает. Какая от него польза обществу? Да никакой, один только вред! Мне отец рассказывал, что, когда он работал на Севере, у них тоже такие вот типы были, их называли 'бич» — бывший интеллигентный человек. Они специально на Север вербовались, там много платили… И все деньги потом пропивали. Отец говорил, что некоторые даже по пятьсот-шестьсот рублей в месяц получали!

— Ну, это ты, Сашка, загнул! — грубо перебил рассказчика блондин. — За что же им такие деньжищи? Мой дед вон — целый академик, доктор наук, преподает в вузе, и то всего четыреста с чем-то в месяц имеет. Хотя он уже старый, всю жизнь, считай, наукой занимался! Заслуженный человек, награды имеет!

— Не вру я, Вовка! — с жаром произнес полненький Сашка. — Честное слово! Были такие зарплаты! Пашка, скажи ему ты!

— Верно, — кивнул Паша, — если человек где-нибудь на самом Севере работает да еще в глухой тайге, скажем, в особо трудных условиях, то так платить могут. Геологам разным, буровикам, нефтяникам… Тем, кто важные месторождения для государства разведывает, а потом их осваивает. Но особенно тем, кто работает на золотых приисках. Вот там действительно деньги большие зарабатывают! Но и труд там адский. Вкалывают по несколько месяцев подряд, почти без выходных, вахтовым методом, а потом получают на руки сразу кучу денег.

— И все их тут же спускают! — вклинился Сашка. — Отец рассказывал: у этих бичей самый шик был — пойти в ресторан и всех в зале угостить за свой счет. Или же заказать для себя и гостей всё меню…

— Это как? — не понял Вовка.

— Заказать все блюда, что есть в списке, — пояснил Сашка. — И гуляли там по несколько дней, пока деньги не кончались. А потом снова нанимались на работу, ехали в тайгу на вахту… Совсем как этот Коновалов! Сначала работает, а потом все прогуливает с дружками! Пустой человек, никчемный: у него ведь ничего не было — ни жены, ни семьи, ни смысла в жизни. Натуральный бич!

— В принципе, верно, — согласился Паша. — Ты все правильно понял. Именно так Коновалов и жил. Я тоже читал этот рассказ…

— Вот видишь! — обрадовался поддержке Славка. — А Галинка стала кричать, что я ничего не смыслю в творчестве Горького, что этот Коновалов — символ свободы, что для него невозможно жить, как все, что его пьянство и бродяжничество — это якобы форма протеста против царского режима, душившего всё живое, что он чуть ли не революционер… Поэтому и умер сразу в тюрьме — от тоски и несвободы.

— Ага, выходит, дядя Петя, что тринадцатой квартире живет, — мрачно заметил Вовка, — тоже революционер? Он после аванса и зарплаты несколько дней не просыхает, пока деньги не закончатся. А потом снова за работу принимается.

— Короче, Галинка разоралась и поставила мне «два»! — мрачно закончил Сашка. — А за что, спрашивается? Сама же всегда требовала, чтобы мы свое мнение высказывали. Ну, я ей и высказал… А вышло так, что я же и дураком оказался!

— Эх, Сашка, — вздохнул Вовка, — вот вроде ты уже почти взрослый человек, шестнадцать лет, а рассуждаешь, совсем как мелкий пацаненок. Нельзя учителям — и вообще взрослым — говорить то, что думаешь! Никогда! Никому! А надо только то, что они сами хотят от тебя услышать. Или что в учебнике написано. Учителя ведь, как и все старшие, только для вида твоим мнением интересуются, а на самом деле они всё давно уже решили и по полочкам разложили. И очень не любят, когда с ними спорят. Поступай так, тогда и будешь нормальные оценки получать, круглым отличником станешь — как наша Верочка Сагина. Выйдет, гордость наша, к доске, отбарабанит то, что в книжке прописано или что учитель на уроке долбил, и садится потом с «пятеркой». Все в школе ее любят, в пример другим ставят. Комсорг класса, идет за золотую медаль, потом в МГУ хочет поступать, на истфак. И, скорее всего, поступит — с такими оценками и ее тупым упорством. А ты так и останешься на всю жизнь вечным спорщиком и неудачником…

Паша внимательно посмотрел на Вовку: вроде бы самый обыкновенный парень, школьник-старшеклассник, а рассуждает как вполне уже сформировавшийся, взрослый человек, хорошо знающий жизнь. Что же, это тоже неплохой способ устроиться и сделать карьеру — ни с кем не спорить, повторять только то, что нужно. А также когда и кому нужно.

Хотя, честно говоря, позиция Сашки нравилась ему куда больше — своею честностью и искренностью. Тот говорил действительно то, что думал, что чувствовал. Хотя в жизни ему действительно придется трудно, подумал Паша, набьет себе шишек. Пока не поумнеет.