Великий диктатор

Глава 20

За два дня до моего восьмилетия умер дед Хейди. В последний воскресный общесемейный обед он заявил всем нам:

- Помру я скоро. Отец с матерью приходили во сне и звали к себе. Видимо, пора мне.

- Отец, что ты несёшь? - возмутилась моя мама. - То сон был лишь плохой.

- Эмма! Не смей мне возражать! Сказал — помру, значит, помру! - и в сердцах кинул в неё сушкой, но не попал.

И вот помер. Как и обещал. Мистика. Все повседневные дела которые были, отложили. Женщины занялись обиходом преставившегося, отец со своими братьями отправился копать могилу, а дед Кауко поехал в город заказать фотографа. И зачем на похоронах фотограф? Меня же заслали на телеграф отправить телеграммы брату Кауко в Улеаборг, тете Хелен в Гельсингфорс и дяде Бьорку в шведский город Хапаранда. До сегодняшнего дня я даже и не подозревал, что у мамы есть брат.

Ахти решили не сообщать. Всё равно он из Стокгольма на похороны не успеет, а у него ещё учебный год идёт.

По возвращению я насел сначала на маму, а затем на тётку Сусанну, пытаясь выяснить, что это за родственник у меня такой. Но те, наотрез отказались прояснять ситуацию и лишь вернувшийся с кладбища отец, немного приоткрыл тайну этого персонажа.

Дядя Бьорк был самым старшим ребенком в семье деда Хейди и бабушки Тейи. И в один прекрасный момент поссорился с ними. Отказавшись от женитьбы на выбранной его родителями девушке. И уехал. В Швецию. Где закончил железнодорожное училище, и на данный момент был инженером в местных мастерских на границе с Финляндией. Вот оно как, а я первоначально подумал, что он обиделся на своё имя. Ведь Бьорк (Björk) в переводе с шведского, это береза. Ну, кому понравиться зваться березой?

К обеду накрыли длинные столы во дворе, кроме самого крайнего, на который водрузили гроб с телом деда. На обед собрался весь клан. Люди ели, выпивали, шутили и пели песни. Как мне пояснил дед Кауко, душа деда Хейди должна видеть, что всё в клане хорошо и она может отправляться на суд божий.

А затем каждый из присутствующих подходил к телу умершего и просил прощения. Даже грудничков приносили, хотя те и не понимали ещё ничего. Для меня подобные традиции были в диковину. До этого времени в нашем клане никто не умирал, а на похороны сельских жителей, если родители даже и ходили, то меня не брали.

Когда настал мой черёд просить прощения, я растерялся. Подошёл к гробу и, глядя в желтоватое лицо ещё недавно живого человека, неожиданно расплакался. Никак не ожидал от себя подобной реакции. Ведь он для меня того, из прошлого мира, чужой человек. Но для меня из этого мира — он родной и любимый, и я уже успел сильно к нему привязаться.

- Прости меня, деда, - всхлипывая, попросил я у него прощения. - Мне будет тебя очень не хватать, - подошедшая сзади баба Тейя, обняла меня и, поцеловав в макушку, чуть слышно прошептала:

- Его всем нам будет не хватать, малыш…

Но даже после обеда, и когда все попросили у деда Хейди прощения, его не похоронили, а просто отнесли в сарай. На мои расспросы бабушка Ютта пояснила, что хоронят на второй день после смерти. Сразу после отпевания.

Отпевание на следующий день проводил отец Харри прямо в нашем дворе. Всё дело было в том, что наш хутор имел собственное кладбище. Если бы деда хоронили на сельском кладбище, то и отпевали бы тогда в церкви. А так всё просто, на улице, под дружное пение псалмов всеми присутствующими.

Утром братец Кауко привёз из города тётку Хелен с сыном Томми и дядю Бьорка. Дядя Вэйкка, муж тети Хелен, приехать не смог, так как был в плаванье. А дядя Бьорк мне понравился. Протянул руку при знакомстве и поздоровался как со взрослым, и подарил детский справочник-двухтомник по всем существующим паровозам в Скандинавии, поздравив с днём рождения. Откуда он, интересно, узнал про него?

Сразу после отпевания, приехавший из города фотограф сделал групповой снимок всех присутствующих с умершим.

И только после этого, предварительно заколотив гроб, все отправились на кладбище. Оно, было не очень большим. Полтора десятка одиночных могил с каменными крестами и одна братская могила с большим надгробным камнем на месте захоронения умерших от чумы 1854 года.

Никаких цветов или венков не было. Под псалмы опустили гроб и закопали. Установили временный крест, и каждый из присутствующих возложил на место захоронения по веточке хвои.

- Как только хвоя засохнет и опадёт, значит его душа отправилась на суд и пора ставить надгробье, - пояснил мне дед Кауко вечером, когда я всё же решился спросить его про эту традицию.

- Деда. А ведь дядя Бьорк — железнодорожник. Может, спросишь его про стоимость постройки железных дорог в Швеции?

- Я тебя услышал, - не совсем понятно ответил он мне и отправил меня спать.

Через пять дней, приехавший из города поверенный деда Хейди огласил завещание. Всем его детям — трем дочерям и сыну досталось по две с половиной тысячи марок. А дом и остаток на счёте — его супруге, бабе Тейе. Всем внукам и внучкам досталось по небольшим золотым украшениям. Мне, согласно его воле, достался золотой нательный крестик с золотой же цепочкой, что вызвало удивление не только у меня, но и у всех родственников.

Нательные кресты здесь никто не носил. Вообще. Я, конечно, слышал в своём предыдущем мире, что лютеране не носят кресты, но сам с этим столкнулся только здесь. Помнится, на второй год своего сюда попаданства я спросил об этом у деда Кауко, и тот, немного подумав, ответил:

- Мы верим в Спасителя, а не в вещи, - и взлохматив мою шевелюру, добавил. - Рано тебе про это думать. Подрастешь, поймёшь.

Я подрос, но так и не понял, но принял местные правила. И вот сейчас пребывал в глубокой растерянности — что делать? Порассматривал украшение, да и отдал его матери, от греха подальше. Вырасту, может буду носить. А так пусть у неё лежит. К этому моему поступку остальные родственники отнеслись с одобрением. А кузен Микка, видя, что я сделал со своим золотом, отдал золотой перстень, полученный из рук бабушки Тейи, своей матери.

Однако. Я даже и не знал, что дед Хейда настолько богат. Жил скромно, сам никакого золота не носил, нас, мелких, правда, баловал. Покупал нам различные сладости почти еженедельно. Но сам он был почти не у дел в клане. Куда пошлют, то и делал. Был практически чуть ли не чернорабочим.

Сразу после оглашения наследства родственники разъехались, и жизнь вошла в привычную колею. За одним исключением — за всеми этими событиями про мой восьмой день рождения вспомнили только три человека. Дядя Бьорк, сестричка Анья, подарившая мне большого самодельного тряпичного кота, и брат Эса. Братец презентовал мне новенькие и чуть великоватые ботинки изумительного рыжего цвета. За что я был ему очень благодарен. Из старой обуви я уже вырос, а бегать босиком было не очень комфортно, так как лето выдалось холодным.

…..

О железной дороге я деду Кауко намекал переговорить с дядей Бьорком не просто так. Отгрохав гигантскую печь, дед и управляющий совсем забыли о логистике. Печь выдавала в год от одиннадцати до двенадцати миллионов кирпичей. Это было просто гигантское количество. Всем владельцам завода нравилось это число, а ещё больше нравилась сумма дохода от продажи кирпичей.

В Империи красный кирпич стоил одну копейку за штуку. В соответствии с курсом, в княжестве один кирпич стоил три пенни. А многоцветный и тротуарный кирпичи стоили ещё дороже. Но, как говориться: «Было гладко на бумаге, да забыли про овраги, а по ним — ходить». Про сбыт и про доставку в город никто не подумал.

Пришлось им снижать цену и продавать прямо с завода по одной пенни за кирпич. Предприимчивые односельчане смекнули, что могут не только по дешёвке приобрести кирпич для собственных нужд, но ещё и заработать, перепродавая его. Но в простые сани или повозку вмещалось максимум полторы сотни кирпичей, каждый из которых весил по одному бисмерпунду или по пять килограмм, кому что ближе. И тогда в селе возникло несколько артелей, которые и занимались перевозкой и торговлей нашими кирпичами по всей губернии.

Нам терять доход от невозможности торговать по общепринятым ценам было очень неприятно. Но единственная возможность вывоза такого количества кирпича на большой рынок была в строительстве ветки железной дороги от Улеаборга до нашего завода. Всё упиралось в цену. Строительство одной версты дороги оценивалось в пятнадцать тысяч рублей для стандартной колеи и примерно семь тысяч для узкой колеи. Плюс, необходимость постройки моста через речку Калимеэнояв селе Корвенкюля.

Поэтому я и настропалил деда Кауко на разговор с дядей. А вдруг в Швеции строительство дешевле? Правда, не знаю, разговаривал он с ним или нет, так как у нас неожиданно вылезла другая проблема. Нашим паровым машинам перестало хватать топлива. А всё из-за их, деда с управляющим Кевином Райтом, жадности.

Сначала у нас была одна паровая машина, которая работала на насос и на «миксер», как называл англичанин барабан для замешивания глины. Затем эта неугомонная парочка, обратив внимание на громадное количество кирпичного боя, скапливающегося у нас, решила производить цемент. Благо, щебень свой тоже был. Для дробилки и сушилки пришлось ставить вторую паровую машину. На мои робкие подсказки, что надо брать паровичок с запасом, никто не обратил внимания, а зря.

По мере расширения хозяйства завода расширялся и список механизмов, которые требовалось подключать к приводу. Это и несколько станков, которые по настоянию управляющего были приобретены в наши мастерские, и вентиляция с поддувом для небольшой литейки. За всем в город не наездишься, а кое-что можно и на месте сделать, была бы возможность.

Динамо-машина компании «Siemens & Halske», которую приобрели по подсказке найденного мной электрика, мало того что занимала много места, так ещё и требовала дополнительный двигатель. Для того чтобы сэкономить, дед Кауко распорядился перенести лесопилку дяди Каарло на территорию кирпичной фабрики. А заодно подключить паровую машину, которая крутила ленточную пилу и дровокол, ещё и к нашей динамке.

Ежедневно три паровые машины сжирали кучу древесины и у нас очень скоро наступил топливный кризис. Вроде бы и дрова есть, которые производил на лесопилке дядя Каарло, но использовать их нельзя. Так как они уходят клиентам в город по долгосрочным контрактам. Поэтому собрали срочное совещание и меня туда затащили.

У меня идея, как избавиться от нехватки топлива, была уже давно. Но я даже и не подумал вылазить с инициативой. Всё равно, рано или поздно спросят, а я им и предложу. Благо, я свою идею уже перенёс на бумагу и просто делал вид, что что-то рисую, краем уха слушая, как ругаются взрослые.

- Надо купить земли с лесом, - предлагал мой отец.

- А где такая земля продаётся? - ехидно интересовался у него дядя Каарло.

Это я раньше думал, что Финляндия — это сплошные леса. А на самом деле в нашей Северной Остроботнии с лесом всегда была проблема. Единственный источник стройматериалов, отопления и приготовления пищи.

В регионе ещё была жива история про группу финнов, которые переселились в шведский Норрботтен именно из-за нехватки леса. Местные жители так испугались массового переселения и массовой же вырубки лесов, что риксдаг Швеции отправил туда войска, которые, арестовав всех финнов, депортировали их в североамериканскую колонию «Новая Швеция».