Победителей не судят

Глава 42

— Не знаю, на что может надеяться ваше высокопревосходительство, но война японской императорской армией проиграна, как и ваш флот потерпел поражение. Понимаю, осознавать это для вас, маршал, крайне неприятно, но сие есть факт и с ним нужно смириться. Или умереть, чтобы не увидеть позора, но этим шагом заодно погубить свою собственную страну — выбор исключительно за вами, Ойяма-сан!

Фок пристально посмотрел на словно высеченное из камня невозмутимое лицо главнокомандующего японской армией — Ойяма Ивао сидел с ровной спиной, сохраняя достоинство. Можно было только догадываться, что происходит в душе японца от сказанных им слов, в которых не было никакого глумления над противником, а лишь холодная констатация непреложного факта, истинность которого была понятна для них обоих.

Японцы неделю назад первыми предложили перемирие, чтобы дать русским время «оплакать безвременно ушедшего императора» — таковы восточные традиции, которым не стоит удивляться. Понятное дело, что обе стороны нуждались в передышке — русским было необходимо время, чтобы подтянуть тяжелую артиллерию и сосредоточить у Фузанского плацдарма все шесть Сибирских корпусов — 18 дивизий уменьшенного «троичного» штата. Каждая из двух армий — Квантунская и 1-я Маньчжурская имели почти по сто тысяч солдат и офицеров. Более чем двойной перевес над восемью японскими пехотными дивизиями, включая сильно потрепанную гвардию. По нынешним своим штатам, оснащенности и боевому духу эти наскоро пополненные соединения равнялись прежней резервной бригаде, не способной наступать, а только обороняться.

— Маршал — у меня вдвое больше дивизий, чем остались у вас. И в выучке они превосходят ваши войска — лучшие японские солдаты погибли у Бицзыво, Ляохе, Далинском перевале и Дагушаня, на реке Ялу, у Пхеньяна и Сеула. Здесь у вас под рукою жалкие остатки — так что к длинному перечню побед скоро можно будет добавить Фузан. Впрочем, в своих поражениях японская армия не одинока — у вашего флота не меньше конфузов. Могу перечислить по памяти — два боя в Желтом море и у мыса Шандун, Ляодунский залив и Цусимский пролив — и это еще не все в этом скорбном списке. Хотите знать, Ойяма-сан, чтобы сделал любой европейский командующий, будучи на моем месте?!

— Было бы интересно услышать, что скажет ваше величество, — японец поклонился, он соблюдал ритуал. Но нужно было знать, что все эти церемонии никогда не помешали любому самураю тут же убить противника, благо меч всегда был под рукой.

— Две армии загрузили бы в Чемульпо на транспорты, и высадили двести тысяч войск на Кюсю, пусть даже в вашем бывшем княжестве Сацума, что сейчас часть области Кагосима. И через пролив десантировали бы еще двести тысяч войск, а следом за ними полмиллиона маньчжуров, корейцев и китайцев, у которых с вашим народом давние счеты. А дальше все просто — пушки и пулеметы истребляют ваши уцелевшие войска и ополчение, которые будут отчаянно сражаться, без всякого сомнения, могу это констатировать. Но ни один азиатский народ не смог противостоять европейскому оружию — вы первые решились сразиться, и каковы итоги?!

Заданный вопрос повис в воздухе — глаза маршала превратились в узкие щелки, Ойяма прекрасно осознавал, что такое может быть, скорее, обязательно будет — ответа тут не требовалось. А Фок продолжил кошмарить вражеского главнокомандующего, вскрывая карты одну за другой, будто раскладывал чудовищный пасьянс.

— О, русские будут не при чем — они строго соблюдают все конвенции. Как англичане или французы, но только по отношению к европейцам. А вот с азиатами все цивилизованные народы, в отличие от тех же русских, поступают просто — хороший туземец или угодливый слуга, или мертвец — третьего не дано. Можно посмотреть на индусов, китайцев, вьетнамцев, жителей Филиппин и прочих — у них одна судьба, стать колониальными слугами или рабами, тут выбор за ними.

— Мы это прекрасно осознали, ваше величество, после того как нашу страну «открыли» под дулами пушек, — японец впервые сбросил маску — и посмотрел прямо бесстрашным взглядом.

— Вот и хорошо, что сообразили, — усмехнулся Фок, но тут же стал серьезным. — Если бы речь шла о завоевании вашей страны, то ваши соседи, с которыми вражда, особенно корейцы — пощады бы не давали, пройдясь по Кюсю огнем и мечом, уничтожая города и селения, заводы, верфи и арсеналы. Но русские на это не пойдут, к вашему счастью…

Фок остановился, и демонстративно закурил. Затем усмехнулся и медленно заговорил, старательно подбирая слова.

— Русские не станут уничтожать народ страны Ямато…

Александр Викторович остановился, и, вспомнив, что сотворили японцы с его родными, негромко произнес:

— Но я смогу это сделать, потому что чувствую, как от вас идет угроза моей династии. Шестьсот лет назад мои маньчжуры и монголы могли высадиться на Кюсю и Хонсю, но вас спас тогда божественный ветер — камикадзе! Но сейчас спасения не будет — против русских он бессилен. Против четырех армий у вас одна, против трех эскадр вы сможете выставить лишь одну. Пора свести с вами старые счеты…

Последние слова дались с шипением, он чувствовал, как его захлестывает бешеная ненависть, ослепляющая — и с трудом взял себя в руки. Если бы Ойяма сделал хоть одно движение, которое можно принять за угрозу нападения, то был бы убит. Но японец даже не пошевелился, сидел как истукан и не пытался положить ладонь на рукоять меча.

— Ты это сможешь, ваше величество, я точно знаю — ты Цзинь, подхваченный путем Будды и Синто!

Японец почтительно поклонился, на его лице не дрогнул ни один мускул. И маршал снова сделал поклон:

— Но мне хотелось бы узнать точно — русское правительство и императорский Двор точно намерены вести войну со страной Ямато до конца, или заключить мир с нами?

— Воевать дальше с вами Российской империи нет нужды — ослабев, вы не представляете теперь для нее угрозы. Остается лишь получить от вас гарантии, что в будущем вы будете иметь достаточно сил, чтобы не стать колонией Англии, и совсем недостаточно, чтобы представлять угрозу для России и ее интересов в здешних краях. Это я говорю вам, маршал Ойяма Ивао, как наместник империи на Дальнем Востоке, и главнокомандующий сухопутными и морскими силами!

— А что вы скажите мне от лица «северных Цин», ваше величество?! А не как наместник русского императорского Дома!

Фок поймал взгляд маршала, прикованный к обшлагам его расшитого золотом парадного мундира. На запястьях были надеты два браслета, те самые драконы из гробницы. Александр Викторович носил их постоянно, никогда не снимая, и с каждым днем чувствовал, что становится совсем иным. Прямо мистика какая, но перемены происходили постепенно. К добру ли, к худу, он пока не понимал, но и противостоять переменам не желал — обретя себя в этом новом мире.

— Вы признаете мою династию!

— Разве можно не признавать цунами или извержения вулкана? Если они происходят, их принимают, — негромко произнес Ойяма.

— Вы отказываетесь от всех притязаний на мои владения, и передаете немедленно Тайвань, на котором и так едва держитесь. Признаете его за Маньчжурией, а не за Китаем на «вечные времена».

Фок остановился, тщательно обдумывая будущие слова — все же на японском языке он говорил гораздо хуже, чем на других, хотя последние месяцы практиковался в допросах пленных.

— России будут сделаны вами серьезные уступки — передадите Курилы, которые вам уступили тридцать лет тому назад. Возможно какие-то куски Хоккайдо, где живут айны. И пару островков архипелага Рюкю придется передать немцам и французам. Вашей стране будет запрещено покупать или строить крупные военные корабли 10-15 лет, и содержать армию выше установленного размера, и тоже на определенный срок времени. Возможно, потребуются гарантии!

Фок остановился, еще раз хорошо подумал и негромко сказал, положив руки на стол — теперь он не скрывал браслеты:

— Переговоры проведут дипломаты — место их Порт-Артур, на который год назад вы напали. Там будут и другие условия, могут быть взаимные уступки — меня это не касается. Я предлагаю лишь продлить перемирие на следующих условиях!

— Я слушаю ваше величество, — маршал сдержанно поклонился, и Фок внимательно на него посмотрел:

— Вы перевозите всю армию на острова, но оружие складируете на острове Цусима — там будут высажены мои люди, которые должны все видеть, чтобы не было обмана. Последнее будет воспринято мной как повод к немедленному продолжению войны…

Фок посмотрел на японца — тот продолжал сидеть истуканом, с непроницаемым лицом выслушивая требования фактической капитуляции. И решительно закончил:

— А теперь я выскажу все что думаю, по поводу будущих взаимоотношений между нашими странами...