Княжий Сын. Отцовские земли

Но жизнь обернулась так, что я был здесь, что я - великий князь из рода Орловских, и мне на верность присягнули обитатели уже трех городов: Орла, Смоленска и Брянска. А того, кто собирался править Пятью Княжествами, ждет костер.

И ему никто не собирался давать даже последнего слова. Рот у наместника был завязан, ладно хоть не залит воском, как делали с теми, кто обвинялся в колдовстве. Но колдовства за боярином Иваном не наблюдалось, а обвинять его еще и в нем я не собирался. Он и так слишком много натворил.

Я спустился вниз с помоста и вытащил из кольца на столбе зажженный факел, после чего подошел к сложенному на площади костру и швырнул горящую палку на дрова. Масло схватилось быстро, двора затрещали и вверх к небу рванулся огонь. Дыма почти не было, так я даже не морщась, смотрел на то, как языки пламени начинают лизать лодыжки наместника.

Боярич Никита подошел с другой стороны и бросил еще один факел. Костер стал заниматься быстрее.

Потом схватилась его роба смертника, она пусть и была пропитана потом, но все равно была достаточно горючей. Следом загорелись волосы, запахло паленым, а потом плоть постепенно стала чернеть и лопаться. Я смотрел на это не в силах оторвать глаз. Наместник дергался и бешено вращал глазами, разевал завязанный рот в немом крике, но не издавал ни звука, кроме мычания.

А потом глаза лопнули от жара, оставив после себя зияющие пустотой провалы. Скоро наместник перестал дергаться, замер. Возможно он еще был жив, но эта жизнь явно должна была вот-вот покинуть его тело.

Было ли это достаточным наказанием за его преступления? Не знаю. Если верить христианству, а я ему верю, самое страшное наказание ждет нас после Последнего Суда во время второй, вечной, жизни. Но, может быть, пройдя через огонь, его душа очистится? Возможно, в будущем его ждут не такие ужасные муки?

Я не знаю. С одной стороны, у меня вообще нет желания кого-то судить, а с другой - такая уж у меня роль: князя и судии. Остается только жить так, чтобы не жалеть потом. Жить в согласии с совестью, судить справедливо, ну и в целом быть хорошим человеком. Хотя… Политика дает не так много шансов остаться с чистой совестью, но делать мне было нечего. Раз уж я дошел до этого, то остается только двигаться дальше, до самого конца.

Запах паленого мяса вызывал тошноту, люди за моей спиной постепенно стали расходиться подальше. Ну да, речь они выслушали, казнь посмотрели, а глядеть, как догорает тушка наместника, не особо и интересно. Да и вряд ли кому-то хотелось нюхать этот запах, а ведь в городе будет пахнуть им еще несколько дней. Пока естественные ароматы по типу немытых тел и навоза не перебьют его.

А я продолжал стоять и смотреть на то, как живой человек превращается в угли. И внезапно почувствовал опустошение.

Желал ли я этой мести или хотел свершить справедливый суд? Действительно ли я захватил Орел, потому что не хотел, чтобы наследие мое отца растащили на мелкие вотчины, или просто плыл по течению, двигаясь, куда глаза глядят? За последние два дня я уничтожил не самый маленький боярский род, простят ли мне это, разозлятся или наоборот устрашатся, понимая, что я могу проделать то же самое и с ними? И я даже не знаю, что выглядит более выгодным.

Да и вообще, что будет дальше?

Впереди - продолжение войны, поход на полдень, на Курск, а потом еще дальше, на Белгород. Потом, в случае, если мы победим, подчинение городов, деревень и бояр, которые не приняли мою сторону. Объединение всех Пяти Княжеств вокруг меня, как великого князя.

А дальше…

Кто его знает, что будет дальше, нужно сперва в этой войне победить, а потом уже думать.

Хотя, кое-какие идеи у меня есть. Нужно выстраивать вертикаль власти так, чтобы было на что опереться. Ставить на главные роли верных бояр, ну и, конечно, не забывать о династии. Жениться нужно и детей заводить, и пусть мне упрямо твердят о том, что жениться на том, ком хочу, у меня не выйдет, я все равно собираюсь попробовать. Но только при одном условии.

Мне нужен наследник, и как можно скорее. Иначе меня ждет то же самое, что моего отца: лучшие молодые годы пройдут во время войн, а потом бояре снова задумаются о том, чтобы захватить власть. Наследник, желательно, не один, но и слишком много детей плодить нельзя, иначе придётся делить Пять Княжеств между ними. С одной стороны, да, князем может стать только старший, а младших можно сделать городовыми боярами, или посадниками в городах. Но претендовать на престол ведь смогут все, и это может привести к новой войне.

Наверняка ведь кто-то из бояр попробует поднять брата на брата в попытке захватить власть самому. Поэтому воспитывать их придется в дружбе и мире. Не хотелось бы мне, чтобы мои дети потом резались между собой, обескровливая страну и делая ее уязвимой для внешних врагов. Не существует хуже войны, чем внутренней, когда брат идет на брата.

Но наследник все равно должен появиться как можно скорее. А тут у меня есть два варианта: Машка и та девчонка из бывшего Воронежского княжества - Софья. С Машкой мы были близки всего один раз, с Софьей, гораздо больше, так что и шансов на то, что она уже родила от меня, больше. Да, обе они - крестьянки, но ведь и здесь могут быть самые разные варианты, особенно, если мы начинаем воевать не только правдой, но и ложью. Например, мы можем выдумать легенду о том, что Софья - чудом спасшаяся дочь воронежского князя. Тогда я еще и эти земли смогу прибрать к рукам…

А ведь поверят, рано или поздно. Когда ложь повторяется много раз, в умах людей она становится истиной. Хотя жениться на ней мне совсем не хочется, в отличие от той же Машки. Да, с ней было хорошо, но все равно…

Машка же дочь дружинника, вернее бывшего, так что тут ничего не придумаешь. И если я женюсь на ней, бояр это взбесит. Взбесит их и то, что я признаю незаконнорожденных детей, но с их гневом я всерьез рассчитывал справиться.

Господи, как же много “если” есть в моих нынешних думах. Зачали ли они от меня, родили ли, будет ли это сын…

Как же жаль, что ни у одного из моих ближников нет дочери. Была бы она у боярина Луки, я бы женился, не думая, породнился бы с ним, и тем самым еще крепче привязал бы к себе и самого боярина, и его сына, Никиту. Он ведь тогда был бы дядей для будущих князей. Да и воспитание я, наверное, поручил бы никому иному, как боярину Луке, уж он-то вырастил бы из моих сыновей воинов. Не правителей, конечно, но этим придется заниматься самому. Да и стать бы еще этим правителем, понять бы это, каково вести за собой не малую или большую дружину, а целый народ.

Вот он, мой первый шаг, моя речь перед народом, и первый казненный по моему слову. Боярич из рода Островских не в счет, его я выдал головой брату, и он мог делать с ним все, что угодно. А тут я не только обосновал людям необходимость казни наместника, но и сам поднес огонь к дровам. Вроде бы, уже стольких людей убил за время своего пути, что всех и не упомнишь, а вот такое у меня все равно в первый раз.

Нет, было такое, что убивали по моему слову и раньше, но сейчас-то мы убили наместника. Человека, слово которого было законом. Человека, который правил самым мощным из Пяти Княжеств. И это был уже второй наместник на моем счету, но первого-то я зарезал в поединке.

- Правосудие восторжествовало, виновный наказан, - крикнул я, повернув голову к толпе. - Его смерть послужит примером для остальных. Предательство - самое гнусное из преступлений, и все предатели будут наказаны. Не важно, в этой жизни или в следующей.

После чего я повернулся и двинулся в сторону детинца. Люди постепенно стали расходиться, дружинники тоже двинулись за мной, кроме тех, что должны были подкладывать дрова в костер. Тело наместника должно сгореть целиком, так, чтобы нечего было хоронить. А дров у нас пока в достатке.

Скоро меня догнали боярин Лука и боярич Никита. Никита выглядел воодушевленным, Лука задумчивым. Странно это было для старого вояки, он никогда особо сомнениями не терзался, а вот сейчас, похоже, стал.

- Что не так, боярин Лука? - спросил я. - Главного заговорщика против отца моего убили только что, да так, что и могилы не останется. Народ, вроде, принял это все, считай, что на нашу сторону перешел.

- Не знаю, Олег, - ответил Лука Филиппович. - Жестоко это было, живьем его сжигать. Может быть, и не к чему. Ткнули бы кинжалом под ребра, вывезли из города, да закопали бы где-нибудь в лесу, да так, чтобы и сами потом не нашли бы.

- Странные вещи говоришь, отец, - сказал за меня Никита. - Его же только вчера пытали по твоему с Олегом приказу. И тебе его жалко не было. А сейчас, когда на костер поставили, так говоришь, что жестоко.

- Не знаю, - покачал головой боярин Лука. - Не то это все.

- Он это заслужил, - ответил я. - Он отца моего предал, отравил его. Он страну разделить собирался. Да и вообще, уверен, он много еще чего успел натворить. Он ведь и твой враг был, и Никиту у него в темнице чуть со свету не сжили.

- Так-то оно так, да только… Вот отомстил ты за отца. И что, тебе легче стало?

- Не легче, - ответил я. - Да и не мстил я за него. Работу сделал, которую нужно было сделать. А теперь мы дальше пойдем. Лекаря местного отыщем, да за остальных наместников возьмемся. Много еще работы предстоит.

- Много, - согласился Лука Филиппович.

И мы, со свитой из дружинников, двинулись дальше, к княжьему терему. Тому самому, что должен стать моим домом на всю жизнь. Если, конечно, повезет.