Времена не выбирают

— На своей, ваше величество. Моя личная война, конечно, не идёт ни в какое сравнение с той, которую ведёте вы, но, как видите, я сражаюсь. И не без некоторого успеха.

— В прошлый раз вы говорили, что служите своей родине.

— Так и есть. Просто родина для меня — это глубоко личное.

— А вы изменились, сударыня, и довольно сильно, — вдруг сказал Карл. — То ужасное существо, которым вы были всего два месяца назад, куда-то подевалось. Нынче передо мной довольно странная, незаурядная, но всё-таки дама.

— Так бывает, когда человек находит своё место под солнцем, — девица чуть прищурилась и выставила из-под края подола носок узорчатой туфельки.

— Однако я ручаюсь, что у вас сейчас под юбкой припрятаны пистолет и полдюжины ножей.

— Так уж и полдюжины. Всего-то два, — насмешливо произнесла она, пожимая плечами. — Не волнуйтесь, ваше величество. В случае какой-либо опасности я сумею вас защитить.

Карл не выдержал — рассмеялся. Наверное, впервые за долгое время, и не без горечи. Но, тем не менее, он смеялся совершенно искренне.

6

Рядом с «братом Петером» Карл Карлович выглядел натурально голодранцем. Сколько его ни пытались уговорить надеть даже не расшитый камзол — хотя бы новый шведский мундир — ни в какую. Буду, говорит, в том самом, в котором меня постиг позор плена. Хорошо хоть время от времени позволял слугам выстирать и выгладить своё платье. Кате, честно говоря, было всё равно, во что он одет. Хоть в мешок из-под репы, лишь бы вёл себя правильно, без своих обычных фокусов. Впрочем, сегодня на шведа и впрямь какой-то стих нашёл, просто образцовый гость. Это, конечно, не повод расслабляться: подопечный таков, что в любой момент может отмочить что-нибудь невероятное.

Собственно, он и отмочил. Слава Богу, хотя бы не публично. Впрочем, гости за столом уже были слегка навеселе и вряд ли обращали внимание на частные беседы, тем более, когда они ведутся по-шведски.

— Странно, — сказал он своей телохранительнице. — Вы с сестрой действительно слишком разные. Поразительное несходство.

— Я пошла в отца, она в мать. Ничего необычного, — ответила Катя, стараясь понять, к чему он вообще завёл этот разговор.

— Возможно, — кивнул Карл. — Насчёт странности — беру свои слова обратно. Однако её выбор я не одобряю. Как столь изящной даме мог понравиться этот долговязый варвар?

— У варвара вы сидели бы не за свадебным столом в качестве гостя, а в сыром холодном подвале, на цепи, — напомнила Катя. — Не исключаю, что вы бы с ним так и поступили, обернись дело иначе.

— Похоже, вам доставляет удовольствие издеваться надо мной.

— О, нет. Просто я взяла на себя тяжкий крест — обучать вас приятным манерам и вежеству. Задача нетривиальная.

Продолжать словесную пикировку Карл больше не рискнул. Из всех блюд он избрал только хлеб, на который сам щедро намазывал масло и с удовольствием эти бутерброды поглощал. Вот пусть сидит и молча жуёт. Так от него меньше проблем.

Катя в который раз оглядела сидящих за праздничным столом. Помимо московского бомонда здесь присутствовали иностранные дипломаты — к английскому и саксонскому посланникам уже присоединились датчанин и пруссак. Чуть в сторонке восседали шведы во главе со знаменитым Шлиппенбахом, который уже совершенно официально привёз письмо, подписанное министрами, о поручении ему вести переговоры об освобождении короля. Это был отменный полководец, но никакой политик, а значит, шансы подписать договор на условиях Петра оценивались как очень высокие. Представители стран-союзниц это тоже понимали… Застолье немногим отличалось от того, что Катя видела в своём времени. Практически те же столы, ломящиеся от снеди, разве что блюда немного другие да посуда из серебра. Да ещё по старорусскому обычаю новобрачным не подавали ни еды, ни вина. А так — всё вполне привычно. Неизменный Меньшиков. Весь генералитет во главе с Шереметевым. Выжившие в пертурбациях последних двадцати лет родственники жениха присутствовали почти в полном составе. Пришли царевны, кроме, само собой, опальной Софьи. Не было и Марфы Алексеевны, постриженной в монахини под именем Маргариты и жившей в Александрове. Она не одобрила второго брака Петра, в связи с чем братец повелел ей сидеть в келье и замаливать его грехи, раз свои уже замолила. Присутствовал его малолетний сын, недовольный ровно тем же, что и тётушка. Явились все Нарышкины и их родня из других фамилий. В траурном одеянии восседали за столом две вдовствующие царицы — Марфа Апраксина[4] и Прасковья Салтыкова[5]; последняя привела трёх своих дочек — Екатерину, Анну и Прасковью. Вообще присутствие детей на подобных пиршествах не приветствовалось, их как правило заранее отправляли спать, но здесь пошли навстречу пожеланиям невесты. С её стороны здесь были, конечно же, брат и сестра, а также «Немезида» в полном списочном составе. Между прочим, рассадили их в непосредственной близости от Карла, чтобы совмещали, так сказать, приятное с полезным. Про полный списочный состав не шутка, здесь были даже «дети полка». Ну и, конечно же, помимо родни и близких друзей присутствовала масса приглашённых гостей разной степени знатности и полезности. А вот отца и сына Ромодановских не было. Князь-кесарь тоже осудил повторный и столь поспешный брак государя. Тот сильно сердиться не стал: старика простил, но на пир не пригласил, что само по себе давало недругам Фёдора Юрьевича повод активизировать усилия.

Итак, с гостями более-менее всё ясно. Ничего неожиданного. А вот поведение новобрачных удивляло всех — ну, кроме гостей из будущего. Ни Пётр, ни Дарья не сидели неподвижными истуканами, как было заповедано старыми обычаями. Насколько видела Катя, они всё время о чём-то говорили. Судя по жестикуляции и мимике — государь представлял ей свою родню и иных знатных гостей, явно прибавляя к их именам собственные едкие комментарии. Словом, не происходило не только ничего неожиданного, но и интересного. Тем не менее где-то в глубине сознания у Кати зародилось смутное и нехорошее чувство «взгляда в спину». Она не ощущала ничего подобного с тех самых пор, как оказалась здесь, в прошлом. Конечно, это не шло ни в какое сравнение с ощущением, не раз спасавшим жизнь во время боевых операций, когда кровь неслась по жилам со сверхзвуковой скоростью, зашкаливал адреналин и обострялись все чувства. Сейчас будто кто-то мазнул по ней знакомым оценивающим взглядом, но, не найдя в очередной даме за столом ничего любопытного для себя, сосредоточил внимание на других… На ком? Кто? Зачем? К сожалению, этого никакое чутьё подсказать не могло.

Дарью огорчать такими новостями не стоит. А вот брату она обязательно скажет. Её чутью Евгений доверял на сто процентов.

Интермедия.

— Родной мой, меньше всего на свете я хотела бы вмешиваться в политику. Достаточно того, что Катя в неё полезла.

— Брак царя — это всегда политика, Дарьюшка. Хочешь или нет, а придётся быть её частью…

…Пир продлится до рассвета, но они давно его покинули. Впрочем, это как раз входило в перечень старых русских свадебных обычаев. Молодожёны отправлялись к себе, а гости за их здоровье доедали и допивали всё, что было выставлено на столах. От массы ненужных мелочей типа расчёсывания волос гребнем, смоченным в вине, разумно отказались. От помощи прислуги — тоже. У Дарьи до сих пор в ушах стоит его громовое: «Все вон!» Челядь и дамы из «бабьего полка», хлопотавшие в опочивальне, в панике ринулись исполнять, едва не устроив давку в дверях. Чуть не забыли створки за собой прикрыть.

…Дарья открыла глаза, когда до рассвета было ещё далеко. Её снова посетил сон. Тот самый, который на протяжении почти девяти лет заставлял её вздрагивать и просыпаться в холодном поту. Тот, который однажды едва не стал реальностью… Если бы брат и сестрёнка не взяли грех на душу, их бы там всех убили. Разве что ей самой дали бы пожить ещё несколько часов. Во сне как правило всё заканчивалось плохо.

Но в этот раз финал сновидения был совсем другим. Теперь между ней и обидчиками словно из-под земли вырастала самая что ни на есть настоящая крепостная стена, сложенная из тяжёлых каменных блоков. И брат не становился высококлассным диверсантом, и сестрёнке не надо было выжигать свою душу до пепла. Кто-то сильный, недобрый, но доброжелательно относящийся именно к ней прикрывал в этом сне их всех… Должно быть, это просто психологическая реакция на всё, что случилось за минувший месяц.

Подумать только — ведь и правда, месяца ещё не прошло, как познакомились. А сейчас он спит рядышком, и его лицо снова такое спокойное, умиротворённое, словно видит хороший сон. Не любовник — законный супруг. Честно признался, что старался обойтись без венчания, но так как это был единственный способ её заполучить, решился. И использовал ситуацию с максимально возможной для себя выгодой: выбил из церковников больше податей, накрепко привязал к себе гостей из будущего и разворошил осиное гнездо среди титулованных, заставив тайных врагов стать явными… Здесь он либо лукавил, либо просто испытывал её.

Дарья никому ни словом не обмолвилась о том, что сумела в нём разглядеть чуть ли не с первой же встречи. Реальный, живой образ России будущего, несмотря ни на что, оказался для него настолько привлекателен, что поразившая в своё время Петра Алексеевича Голландия померкла и растворилась в туманной дали. А немногим позднее у этого образа появилось конкретное лицо. Её, Дарьи Черкасовой, лицо.

Пусть. Она приложит все усилия, чтобы такое положение продлилось как можно дольше. Ведь для неё он — не историческая фигура, не царь большой страны, а просто любимый человек. Живой, настоящий, со своими достоинствами и недостатками.

И, да, историю они изменили теперь так, что вернуть всё в состояние «как было» не получится ни при каких обстоятельствах.

7

— Вот здесь, в этом лесу, у нас кое-что прикопано, — Евгений положил на стол копию карты с пометками. — Как раз где мы в прошлом году давали шведам прикурить. Когда уходили, всё приданое с собой взять не смогли, там штуковины очень уж заметные. И увесистые.

За всеми свадебными и переговорными делами они смогли собраться «малым тайным советом» только в двадцатых числах января. И кабинет вроде тот же, и Пётр Алексеич, а вот состав пришлось немного расширить. Добавились два человека — Дарья и сержант-бомбардир Корчмин. Особого шока при известии, что эти странные люди суть пришельцы из грядущих времён, Василий не испытал. Только заявил, что это многое объясняет, и принял как данность. В остальном — не изменилось ничего.

— Сколько телег потребуется для вывоза сего клада? — Пётр Алексеич оценил количество захоронок, помеченных на карте.

— Не меньше двадцати. И случайных людей в этом обозе быть не должно, — сказал командир «Немезиды».

— Уговариваться о выдаче Карлуса будем на лето, — произнёс государь. — К тому часу его гарнизоны будут готовы выйти из крепостей, а корабли условленные в Ригу пригонят. Шереметев и Головин пойдут занимать Нотебург и Ниеншанц. Сам с полками и обозом пойду до Нарвы, затем до Риги, где мы с братцем моим драгоценным наконец простимся. Вы — со мною. Половина из вас останется в Нарве и займётся тем кладом. Другая половина сопроводит Карлуса до новой границы, чтоб с ним чего не приключилось по пути. Далее станем возвращаться через Нарву, где ваши люди уже всё откопают и приготовят к отправке. После того выступим вдоль берега к Ниеншанцу, осмотрим окрестности. А уж затем пойдём на Новгород. Там нас будет ждать один человек, коего вы, возможно, также знаете.