Драгун, на Кавказ!

Глава 10. Осада Гянджи

Чем была хороша регулярная армия, так это чёткой регламентацией любой сферы деятельности в любой её составной части. В полной мере это касалось и тыла.

Для транспортировки полкового имущества в походе драгунскому полку полагался обоз следующего состава:

– Фуры для больных – всего 5 (на каждый эскадрон по одной и ещё одна общеполковая).

– Фуры провиантские и фуражные – 5 (на каждый эскадрон по одной и общеполковая).

– Патронные повозки – 5 (4 эскадронные, одна общеполковая).

– Палаточные повозки – 5 (4 эскадронные, одна общеполковая).

Плюс к ним ещё полагалась церковная фура, полковых дел, инструментальная, аптечная и казначейская. Итого 25 фур основного полкового обоза. К этому же количеству добавлялись ещё и маркитанские повозки, артельные и повозки с личными вещами офицеров полка.

Даже количество шанцевого инструмента строго регламентировалось. На каждый драгунский эскадрон полагалось иметь котлов медных, лужёных, с крышками – 16. Сенокосных кос – 16. Топоров – 15. Лопат – 8. Кирок и мотыг – по 4. Больше этого иметь было можно, а вот меньше уже никак. И попробуй ты что-нибудь из этого утрать. Эскадронные унтера даже и без господ офицеров тебя вместе с потрохами за это съедят! А уж если познает главный полковой каптенармус – быть беде!

Тимофей с хэканьем ударил киркой в твёрдый, промёрзший грунт, отколол хороший кусок и подгрёб его ближе к ногам, опять размахнулся и снова ударил.

– Теперь ты отгребай, – кивнул он стоявшему с лопатой Ивану и вытер выступивший на лбу пот.

Вот уже который час его взвод колупался в четырёх сотнях шагов от крепостной стены на своём участке осадной линии. Изредка, показывая, что они службу блюдут, с ближайшей башни бухало орудие и раздавались ружейные выстрелы. Впрочем, канониры у кызылбашей были посредственные, и никакого ущерба для осаждающих от их огня не было. То же касалось и их стрелков. Четыре сотни шагов для гладких ружейных стволов было запредельным расстоянием.

Русские пушки били гораздо чаще и точнее. Выставленные в небольшие трёхорудийные батареи и прикрытые со всех сторон корзинами с камнями и мешками с землёй, они сбивали брёвна палисада на валу и крушили зубцы на большой стене. Однако серьёзные повреждения для крепости их ядра ввиду малого калибра всё же причинить не могли.

Середина декабря была временем ненастным, со снегопадами, сильными, порывистыми ветрами и густыми туманами.

Вот уже три недели русские войска осаждали одну из самых грозных крепостей Кавказа. Князь Цицианов вёл активную переписку с Джавад-ханом о её сдаче, предлагая великую милость и обещая большую награду. Но тот был неумолим, рассчитывая на крепость стен и на силу духа своих воинов. Больше же всего он надеялся на поддержку из Персии и на усталость русских войск. Им, осаждающим, было сейчас очень несладко на этой открытой и продуваемой всеми ветрами местности.

– Опять, говорят, порцион сегодня сократили, – проворчал Герасим, поправляя поверх вала набитый землёй мешок. – Совсем скоро, похоже, и вовсе даже на сухари перейдём.

– Мы-то ладно, лошадей жалко, – вздохнул Ваня и откинул вывернутый Гончаровым большой ком в сторону. – Им-то ведь никак не объяснить, почему сена третий день не задают. А ежели так и дальше пойдёт, так и фуражного овса совсем скоро не останется.

– Ну ладно вам стонать-то, причитать, – осадил товарищей Ефим Силович. – Перебежчики из армян вчерась поведали, что в крепости тоже сейчас совсем даже не сладко. Провианта людям, там, конечно, пока что хватает, но вот фуража уже и вовсе даже нет. Половина лошадей из ханской конницы издохло, и чтобы заразу не плодить, их трупами крепостные колодцы забивают. Оттого и с водой теперь стало худо. Да и дров у татар почти не осталось, в отличие от нас, мы вон или работой, или у огня греемся, а они сейчас там в холоде среди каменных стен сидят.

– Ну вот что есть, то есть, с дровами – это да, с дровами у нас всё пока хорошо, – согласился с ним Чанов. – При штурме вона сколько этих деревьев в ханском саду поломало, топи да топи ими для обогрева костры. Это самое, о кострах, обед ведь уже скоро? – почесал он затылок. – Там у нашей палатки Савелий нонче кашеварит. Может, чего и дадут сегодня хорошего интенданты?

– Откидывай, откидывай, вишь, вон Тимоха сколько наколупал, мешается уже ему, – кивнул на комья вырубленной земли Силович. – Вроде как конины обещали по паре фунтов на артель выдать, ну и как обычно дроблёной пшеницы пару гаранцев. Поговаривали, что на следующей неделе, глядишь, может, и солонина сюда с обозом подъедет.

Раздался звук трубы, и в сторону Тифлисских ворот из русского лагеря проехало несколько всадников.

– Опять эти переговорщики, – кивнул на них Герасим. – Через кажные два дня на третий разговоры ведут. А что толку? Хан только время тянет и ни в какую крепость не желает нам сдавать.

По распределенной с начала осады очередности в эту ночь караульную службу надлежало нести второму отделению. Блохин посидел у костра с Тимофеем, помог ему расплавить свинец в чугунной посудине и, попрощавшись со всеми, ушёл на построение.

– Ежели Устима в нестроевые по ранению спишут и у нас свободное место образуется, то к себе Лёньку в отделение возьмём, – пообещал получивший три дня назад чин младшего унтер-офицера Силович. – Хороший паренёк, лёгкий, отзывчивый и вовсе даже не ленивый. Я гляжу, вы с ним не разлей вода?

– Ага, так и есть, – подтвердил Тимофей, – с рекрутов вместе. Вы уж, Ефим Силович, поспособствуйте, и артельным он хороший будет, и как воин вполне надёжный.

Расплавленный свинец влился в большую ружейную, на восемь пуль пулелейку, и теперь он осторожно, тонкой струйкой, заливал его в пистолетную. Ну всё, теперь нужно было немного подождать, чтобы он совсем застыл.

С вырубки протопал Савелий и бросил на землю две большие толстые ветки.

– Ещё пара ходок, и на всю ночь для костра хватит, – сказал он, отдуваясь. – Вань, а пошли со мной? – предложил он Чанову. – Завтра ведь тебе по артели кашеварить, вот как раз дров-то вместе и наберём? Там такое дерево хорошее ядром завалило, я один с ним никак не совладаю, а вместе мы вполне себе даже справимся.

– Ладно, братцы, лошадей пора обихаживать, а там и спать скоро будем укладываться, – проговорил Силович. – Тимоха, как только с патронами закончишь возиться, ружейную пулелейку в мою торбу засунь и тоже к нам приходи.

Драгуны захватили кожаные вёдра, скребки и щётки и направились к тому месту, где стоял под охраной караулов полковой табун.

– Сейчас я, Силович, уже скоро! – крикнул Тимофей, выбивая на постеленную тряпицу тяжёлые, блестящие кругляши. Ему ещё предстояло снять с них заусенцы и вложить в скрученные уже заранее патронные цилиндрики с порохом.

Посреди ночи с осадной линии послышалась трескотня выстрелов и басовито бухнули пушки.

– Татары на вылазку пошли! – разнёсся крик над растревоженным лагерем.

– Эскадрон, в колонну по шесть становись! – разнеслась команда Огнева. – Трубач, сигнал!

Быстро заскочив в общий строй, Тимоха поправил на голове каску и затянул её ремешок. Пистоль за поясом, лядунка через плечо, а в руках мушкет с надетым уже на ствол штыком. Где-то там за садами бухали выстрелы, а их эскадрон сбивался в единую колонну.

– Бегоом, марш! – крикнул капитан и выхватил из ножен саблю. – Быстрее, братцы, там наши неприятеля на валу сдерживают!

Топая сапогами по замёрзшей земле, драгуны пробежали отделяющее их от осадной линии расстояние за несколько минут. Вместе с ними спешили на помощь егеря Семнадцатого полка, мушкетёры Севастопольского и гренадёры из Тифлисского. Впереди сверкали огоньки от ружейных выстрелов и слышались крики. Забежав на невысокую насыпь, колонна с ходу ударила по подступившему к ней вплотную неприятелю. Драгуны и гренадёры штыками отбросили наседавших и погнали их к себе в крепость, а с вала уже били им вслед выстроившиеся шеренги егерей.

– Назад, назад, не увлекаться! Отводить войска к линии! – приказал Цицианов. – Бить отход – это может быть ловушка!

Гремели барабаны и трубы, подавая сигналы на отход. Колонны, ощетинившись штыками, пятились назад. За весь этот короткий ночной бой Тимофей не успел даже и выстрелить из своего мушкета, настолько всё быстро и суматошно получилось.

Войска с осадной укреплённой линии не убирали на всякий случай всю ночь. Шеренги солдат стояли с примкнутыми к ружьям штыками поверх вала и напряжённо слушали, как где-то там внизу в темноте на поле стонали раненые татары.

– А я как раз вниз, по-быстрому «до ветра» спустился, – рассказывал Тимофею Блохин. – Ну ты же меня знаешь, Тимош, у меня-то ведь слух, он очень сильно хороший. Вот, значит, и слышу я, что стук какой-то со стороны крепости идёт, позвякивает там, что ли, кто, а ещё и словно бы бормочет. – Я кричу «Стой! Кто идёт?!» Ну, как и положено, в ночном карауле окликаю, значит. А в меня вдруг – бах, бах! Пулять с поля давай. Ох и страшно! Я бегом на вал, а там уже все наши с ружьями наготове стоят. Ну, мы и тоже давай в ответ стрелять. А потом уже татары ближе подбежали, визжат, горланят по-своему. На вал было к нам полезли, а мы их с него штыками, словно бы вилами, отпихиваем. Тимох, я двоих прямо насмерть ведь заколол, ты представляешь?! Вот ей-богу не вру! – перекрестился Лёнька. – А одного пулей прямо в упор свалил, он нашего унтера зарубил саблей и на меня такой разворачивается, глазищами своими зыркает. Ладно вот я заряд в ствол успел заложить. Хлоп! И прямо в башку ему пулей!

– Много наших порубили? – оборвал рассказ Блохина Герасим.

– Двоих, – ответил со вздохом Лёнька, – унтера Матвея Ефремовича и Ваньку Головина. Ещё двоих ранили, правда, вроде бы как не сильно. А вы быстро к нам подбежали, молодцы. И егеря из Семнадцатого тоже шустрые. Даже быстрее вас они сюда подскочили и давай этих с вала тоже сгонять. Ну а тут уже и колонны по ним ударили.

С восточной стороны посветлело, и на поле перед валом стали видны тёмные холмики.

– Заметили, братцы? Уже часа два как не слышно стонов, – проговорил тихо Савелий. – Видать, все, кто отползти не смог подальше от вала, тот совсем уже там замёрз.

Ещё дважды посылал князь Цицианов парламентёров в крепость, пытаясь убедить хана сдать город и принять подданство России. В последнем письме ему предлагалось даже остаться владельцем своей земли на правах данника, но он был непреклонен. В назначенный срок подачи ответа пушки из крепости открыли огонь по русским.

– …Никак не сможем мы отсюда уйти… – Тимоха, стоя в карауле, услышал обрывок разговора командира эскадрона с офицером из штаба полка. – Ты пойми, Сергей, это ведь будет неслыханный стыд для непобедимых российских войск – вот так вот убраться отсюда. Мы вон неприступный Очаков и Измаил недавно брали, а тут какая-то ханская Гянджа! На Кавказе силу уважают. Покажем здесь слабину, и все те, кто под нашу руку ранее перешли, сразу же от нас отпадут. А пересидеть татар мы тут точно не сможем, у нас все силы уже на исходе. Одно только остаётся – штурмовать.

Под вечер первого января 1804 года по лагерю разнёсся слух: на военном совете старших начальников решено было идти на генеральный штурм через два дня. Только это большой секрет! Как это водится, совсем скоро «по секрету» о предстоящем штурме знали все. В русском лагере сколачивались лестницы, связывались огромные охапки прутьев для завала рвов, а в ротах и в эскадронах восполнялся боевой припас.