Драгун, на Кавказ!

– Вы бы покормили нас на своё усмотрение, – вмешался в разговор Тимофей. – Чтобы и нам по деньгам уложиться, и чтобы вкусно было. А то мы уже скоро год как на казённом провианте сидим. Друг вон совсем от домашнего отвык, одичал даже. Да и я бы хотел у вас местного вкусного отведать. Астрахань ведь всегда славилась богатым столом на Руси. А вы уж, небось, как никто другой это понимаете.

– Что есть, то есть, – кивнул важно прислужник. – Два десятка лет уже тут, при своём хозяине состою. С десяти лет, с поломойщиков начинал, а нонче-то воон, весь зал и все гости на мне, да ещё и служки-бездельники. Ладно, как любит говорить купец Рычков, а это очень умный человек, я вам скажу, всё будет в лучшем виде. Ждите!

За соседними столами пили, ели, спорили, договаривались о поставках, рядились и отмечали удачные торговые дела многочисленные посетители. Гончаров оглядывал зал, а Лёнька в это время раскладывал гостинцы в большом узелке.

– Ну ты, Тимоха, и мастак же поговорить, эдак витиевато, ажно со стороны заслушаться можно. Вона как энтому понравилось, как на крыльях от стола унёсся.

– Так я что, неправду чего сказал? – ухмыльнулся Гончаров. – Кто, как не старший прислужник, лучше всех знает про местную еду? А доброе слово и уважение, оно ведь любому человеку приятно.

– Икра судака – по-нашему, галаган, – на стол встала большая чаша с горкой жёлтоватых мелких икринок. – Не осетровая, конечно, но поверьте, по вкусу она ей ничем не уступит, да и для вашего кошелька самое то, – пояснял вернувшийся к столу прислужник. – С чёрным хлебом прямо ложками её пока ешьте, а совсем скоро я и горячее сюда поднесу.

– Уха по-астрахански, тройная! – Через пять минут на стол встали большие, глубокие чаши, дымящиеся аппетитным парком. – Третья отварная рыба в ней – это севрюга, вот её-то куски и плавают здесь, – пояснял прислужник. – Ох, и жира с неё! А это рахманка – жареная печень осетра и щуки, – поставил он на середину стола широкую тарелку. – Кутыри жареные в масле, – подал он тарелку поменьше. – Кутырь, по-нашему, – это пузырь сазаний, жареный, ешьте, он всем завсегда нравится. Рыбный пирог по-карлатски с обжаренной рыбой внутри и мелкими косточками. Много его я не стал вам класть, и так ведь объедитесь всем остальным. Потому по ку́су на каждого. Ну и в дорогу вам ещё кайнары с луком, рубленой бараниной и говядиной внутри, – выставил он на тарелку свежую выпечку. – А то у вас тут одна только рыба, ну вот теперь ещё и мясо будет. Коли хмельного нельзя, то из пития сбитень предложу, наш, астраханский, на пряных степных травах.

– Ого, вот это изобилие! – покачал головой Ленька, оглядывая все выставленные блюда. – А у нас денег-то хватит ли расплатиться?

– Не боись, ещё и останется, – ухмыльнулся прислужник. – Коли уж хочешь так прямо сразу рассчитаться, то по семь копеек с каждого. Итого будет четырнадцать с обоих. Это по-божески, с других бы по целому гривенному с человека вышло.

Лёнька, сопя, положил в ладонь серебряную десятикопеечную монету и медь.

– Благодарствуем!

Прислужник удалился, а ребята принялись за кушанье.

Блохин топал в сторону выхода с базара и поглаживал плотно набитое пузо.

– Ещё две копейки у нас осталось, – протянул он довольно, подбрасывая на ладони маленькие медные кругляши. – Ну а чего, Тимох, в депо, что ли, нам их нести? Унтера поговаривают, дескать, при выпуске рекрутам на руки деньги дают, как-никак, а мы ведь уже скоро девять месяцев на государевой службе состоим. А за это, Тимох, ведь тоже жалованье положено. Слушай, а может, давай остаток денег на баранье сало потратим? Всё равно ведь ребятки уже сегодня весь арбузный мёд слопают, ну вот и выложим его опосля в освободившийся горшок? А чего, неужто мы с тобой не отличники? Можем и позволить себе намазанной обувкой блестеть, как вон те же унтера или даже как господа охфицеры.

– Да бери ты чего хочешь, мне как-то всё равно, – ответил равнодушно Гончаров. – Тебе же в его в своём ранце потом тащить.

Солнце грело так, что хотелось расстегнуть этот опостылевший высокий воротник и грубый серемяжный мундир. Да и парик этот с дурацкими буклями тоже бы не мешало сбросить. Но нельзя, любой встречный господин офицер или унтер за честь посчитают напомнить рекруту, что он есть самая нижняя ступень во всей длинной воинской иерархии.

– Лёньк, а пошли лучше на берег Волги? – предложил Тимофей. – Посидим там спокойно, пока здесь в городе на патруль не нарвались? А хочешь, так на сухом месте там приляжем, отдохнём после такой-то еды? Не надоело тебе ещё среди людей в самой толчее ошиваться?

– Ладно, только в мясной ряд за салом заскочим, – согласился друг. – Я бы маненько вздремнуть тоже не отказался, да и до вечера нам ещё ох как далеко. Отдохнём малость.

«А ведь мне тут уже даже начинает нравиться, – думал Тимофей, подставив щёку солнцу. – Жив, здоров и сыт, никто не убивает, не бросает в тюрьму, не бьёт, и даже настоящие друзья появились, – покосился он на шагающего рядом конопатого Лёньку. – Поглядим, как там ещё впереди будет».

Часть II. Драгун