Драгун, на Кавказ!

– Виноват, исправлюсь! – буркнул Тимофей, засыпая порох в ружейное дуло.

– Курок взвести!

– Целься!

– Огонь!

Гончаров снова не спешил с выстрелом, пытаясь тщательно выцелить стоящий за сто шагов от линии ведения огня щит. Опять небольшая, буквально в доли секунд, задержка, и снова болезненный удар между лопаток.

– Зараза! – дуло клюнуло, и он буквально почувствовал, как тяжёлая ружейная пуля ушла вниз.

– Опять тянул, дурень! – шипел за спиной унтер. – Вот я господину фельдфебелю-то про тебя доложу! Ох и достанется же тебе от Архипа Осиповича!

– К мишеням марш! – выкрикнул командир роты, и рекруты, закинув ружья на плечи, ровной шеренгой зашагали вперёд.

– Пусто! Пусто! Пусто, бестолковые! – штабс-капитан, оглядывая щиты, шёл мимо. – Зря только казённый порох пожгли, и свинец в землю загнали! Молодец, Коньков! Опять два попадания! Одно в самом верху, а другое с правого боку.

– Ого! Гончаров, ты как это умудрился в самый центр попасть?! – проговорил он удивлённо, остановившись возле мишени Тимофея. – Небось, с перепугу? А может, и кто другой вместо своей эту продырявил? Ладно, всё равно молодец, а все остальные мазилы! Только и остаётся на свой штык вам уповать. Кругом! Обратно шагом марш!

Десяток стрелков шёл в общий строй, а на их место к линии ведения огня уже выходили новые.

– Павел Александрович, у пятерых в мишенях по одной пробоине, а у троих по две, – донёсся из-под полога доклад штабс-капитана. – Только двое совсем не попали.

– Ну что сказать, неплохо, неплохо, – послышался оттуда же незнакомый голос. – Эдак им бы ещё у вас пару месяцев здесь пробыть, так и совсем бы без промаха смогли стрелять. Ну да ничего, теперь уж в полку доучатся. Командуйте, командуйте, штабс-капитан, а то уже полдня миновало, а мы всё с вами на жаре здесь торчим!

Длинная колонна выпускников прошла через распахнувшиеся ворота депо на улицу. Никто их не провожал, всё было как-то буднично. Покрикивали идущие по бокам унтера, позёвывал в голове строя ротный командир, беседуя о чём-то с поручиком.

– Это хорошо, что на самой заре вышли, – проговорил идущий по обочине седоусый ефрейтор и поправил ремень фузеи. – Более трёх сотен вёрст по калмыцким степям до Кизляра топать, хоть и не самая ещё жара, но вам-то с непривычки и её хватит. Одно везение, что без ружей идёте, не то вот что нам. С другой стороны, у Кавказской линии лучше бы, чтобы при тебе оно было. Пущай даже и тянет плечо, да с ним всё одно как-то спокойнее.

– Так вон же впереди солдатская рота пылит, – махнул рукой вдаль Никита. – Целых полторы сотни штыков, небось уж, с такой-то силой и вовсе не страшно.

– Чего это полторы сотни! – скептически хмыкнул ветеран. – Вона, в ноябре одна тысяча осьмьсотого года на речке Иора нас ажно три тысячи, да к тому же при семи орудиях было. Еле-еле смогли Умма-хана одолеть. У него самого-то под рукой аж пятнадцать тысяч воинов было. Чего уж тут эти ваши полторы сотни ружей? Так, лишь малая капля в море, когда супротив нас порой такие силы выходят.

– Так какого же это рожна нас тогда без ружьёв совсем к горам гонят, а, Макар Еремеевич?! – воскликнул Антип. – Восемь сотен человек и все с пустыми руками, ну хоть бы через одного фузею дали?

– Да кто же её рекруту даст? – усмехнулся ефрейтор. – Толку-то с неё будет вам? Вы же ей управляться даже как следует не умеете. Ну дадут вам четыре али пусть даже восемь сотен этих ружей, а тут вдруг горцы с набегом нагрянут. Так вы же ведь при самом малом их натиске все свои ружья на землю побросаете. Вас-то посекут – это ладно, а у врага столько сразу доброго оружия и ценного порохового припаса в руках окажется! А уж хорошее оружие на Кавказе ох и сильно ценится! Там ведь до сих пор ещё древние пищали с фитилями палят. Не журитесь, скоро ещё одна рота нас на марше нагонит, а на последней волжской протоке, на Бахтимерском форту аж целых две дожидаются. Так что с прикрытием дальше пойдём. Сам вот только вчерась от их благородия про это слышал, – кивнул он в сторону следующего во главе колонны ротного командира.

Офицеры маршевые колонны лишнего не гнали. Три с половиной сотни вёрст до Кизляра шли немногим меньше месяца, останавливаясь на днёвки через каждые пять дней пути. Степь ещё не успела высохнуть под жарким южным солнцем. В начале июня здесь обильно цветёт ковыль. Его семена-стрелки колыхались от малейшего дуновения ветерка. Шагающему правофланговым Тимофею казалось порой, что это вовсе даже и не степь, а море, которое немного волнуется. На душе разливалось чувство покоя и умиротворения. Совсем рядом с дорогой, с вершины небольшого холма взлетели в ярко-синее небо два коршуна. Похоже, они и не думали далеко отлетать, делая круги над колонной.

– Я раз семь тут уже степью проходил, – рассказывал словоохотливый седоусый ефрейтор. – Даа, а самый первый раз как раз в Персидский поход, ещё при матушке-императрице. Хорошее нонче время для марша, всё просохло, дорога всюду ровная, и жара так сильно не изнуряет. Подождите маненько, ещё две недели, и суховеи сюды придут, вмиг вся трава буквально за пару дней вокруг пожухнет. Так что это правильно, что их благородия третий день как понемногу подгонять нас начали, потом-то ведь ох как тяжело будет шагать. Фляжечки и на полдня даже не хватит, чтобы жажду утолять, – хлопнул он по прицепленной на ремне посудине.

Кизляр был восточной крепостью на большой Кавказской укреплённой линии. Уже за несколько вёрст до него потянулись сады и виноградники, а вскоре открылось и предместье.

– Пять дней отдыха в крепости и потом вдоль Терека к Моздоку пойдём, – объявил командир Астраханской рекрутской роты. – Никому от подразделения далеко не отходить, в округе неспокойно, посланцы Газикумухского хана Сурхая местных крамольными речами смущают и подбивают их против государевых войск вместе выступать. Только вчера казаки троих отловили!

После отдыха длинная колонна из солдат, рекрутов и выделенной для сопровождения пехоты сотни терских казаков двинулась на запад. Дорога шла мимо реки по левому её берегу. За ней, дальше к югу виднелись покрытые густыми лесами предгорья.

Ночную стоянку сторожили многочисленными караулами, сменяемыми через каждые три часа. Казачьи конные дозоры объезжали окружающую местность.

– Месяц назад тагаурцы в Дарьяльском ущелье на конвой напали, – рассказывали у костров последние вести солдаты. – Царица Мариам и Тамара с малыми царевичами в Россию по Грузинской дороге следовали, а тут набег. Ладно хоть цельный батальон Кавказского гренадерского полка с егерями в охранении при них был, а ещё и казаки. Насилу вместе отбились. А ещё чуть раньше у села Катехи наши с белоканскими горцами бились и ещё Джавад-хана Гянджийского набеги сдерживали. Ох, горит Кавказ, горит, тут что ни гора, то свой правитель, а народ ведь какой отчаянный! Только какой сигнал им дай, так сразу хвать сабельку со стены и хоть с порога бегом в битву. Нужоон нам этот Кавказ? Сдался он больно?! Сидели бы у себя в Рассее да границы сторожили.

– Тебя генералы не спросили, чего им делать надобно, Ванька, – подначивали рассказчика слушатели. – Им, чать, виднее, куды солдат надобно гнать.

– Виднее-то, может, и виднее, а всё же в горах война особливо тяжёлая, – отвечал рассказчик. – Вона, Илья Архипович, старший наш унтер, не даст мне соврать, он ведь и сам четыре года назад вместе с Суворовым через Италийские горы, через Альпы переходил.

Миновали станицу Гребенскую, тут казачий конвой задержался, и колонна пошла дальше без него. Чуть выше впадения в Терек реки Сунжи начальство повелело вставать на ночёвку.

– Рекруты готовят дрова, разводят костры и носят воду, – поступил приказ от начальника всей колонны. – Маршевая рота от Казанского резервного батальона заступает для караульной службы.

– Фельдфебель, пусть вон там две командирские палатки натягивают, – штабс-капитан показал на ровное место под деревом. – Да, Архип Осипович, отрядишь ещё два десятка рекрутов для забора воды из реки. Сегодня наша очередь носить. Бурдюки они пусть в обозных повозках возьмут. Пятерых им с ружьями в охранение дашь. Сам же слышал, что на линии нынче неспокойно. Вот и пусть приглядят за безоружными, чтобы их не скрали.

– Слушаюсь, ваше благородие, – взял под козырёк старший унтер. – Сейчас только ранцы скинут и всё приберут с марша, а после того сразу их отряжать за водой буду.

Тимофей нёс большой кожаный мешок на плече. Рядом с ним шагал, болтая о чём-то пустом, Лёнька. Подступы к реке были сильно заросшие деревьями и кустарником.

– Сюда вот спускайтесь, – крикнул рекрутам впереди идущий унтер. – Тут вот пятак голый, как раз обзор вокруг хороший, и подход к воде удобственный. Еремеевич! – обратился он к ефрейтору. – А ты бы с Данилой на косогор встал и с него оглядывался вокруг. Я же с остальными, что при ружьях, у самой реки буду. Штыки наденьте, братцы, караул как бы!

– Добро, – кивнул седоусый ветеран. – Сейчас только вот во флягу водицы наберу, за переход вся она у меня закончилась.

Воспользовавшись паузой, рекруты покидали в одну кучу бурдюки и зашли на мелководье. Некоторые из них скинули на берегу свои серые мундиры и исподние рубахи и теперь с уханьем и довольными криками плескались. Вода была холодная и чистая.

– Тимоха, пошли ко мне, тут на камне пятерым можно сидеть! – позвал друга Лёнька. Он скинул сапоги и, погрузив в воду натруженные ноги, теперь блаженствовал.

Баам! – ударил громовой раскат ружейного залпа, сбивая наземь ближайший к кустам караул. Захлопали россыпью одиночные выстрелы, и на прогалину выскочило сразу несколько десятков людей в лохматых шапках и одетых во всё чёрное. У реки стоял дикий ор! Кричали перепуганные рекруты, мечущиеся по берегу. Горланили нападавшие, рубя клинками полуголые фигуры. Свистели пули.

Ошалевший от всего этого Тимоха присел и на коленках пополз прочь от воды.

– Аа! – орущий бородатый горец с глазами навыкате занёс свою саблю, намереваясь срубить глупого русского. Тяжёлая пуля ударила его в грудь, и он, выронив свой клинок, упал на песок.

«Быстрее, быстрее прочь от этого места!» – тукала в голове паническая мысль. Гончаров вскочил и, пробежав несколько шагов, споткнулся о тело унтера. При падении рука ударила о что-то твёрдое, и сам не осознавая, что он делает, Тимка потянул к себе ружьё убитого.

– Бяжиим! – мимо босым протопал Лёнька.

Вынырнувший откуда-то сбоку высокий жилистый горец полоснул его саблей, и друг, подвывая от боли, присел, схватившись рукой за плечо.

«Конец Лёньке! – мелькнула мысль. – Сейчас он его точно срубит».

Тимофей никогда не был храбрецом, и он обязательно убежал бы, бросив здесь всё, но тут, на этом самом берегу был его единственный, по-настоящему близкий ему в этом мире человек.

– Хэк! – штык ударил резко вверх из низкого приседа, прикрывая собой раненого. Лезвие сабли проскрежетало о его сталь и ушло вбок. Горец, как видно, не ожидал нападения и, ошеломлённый, отпрыгнул назад.

Тимофей подскочил к Лёньке и полностью закрыл его собой.

Горец оскалился и, чуть подшагнув, нанёс несколько коротких, резких ударов саблей. Умудрившись как-то их отбить, Тимоха и сам, как совсем недавно его учили в депо, сделал пару коротких ружейных выпадов. Его счастье, что длина пехотной фузеи с надетым на неё штыком позволяла держать противника на приличном расстоянии. Неизвестно, чем бы вообще закончился этот поединок, но раздались гортанные крики, и фигуры в чёрном, подхватив пару своих трупов и ружья убитых солдат, бросились бегом в кусты. Противник Тимофея оскалился, что-то пробормотал, хлестнул напоследок саблей и, развернувшись, кинулся следом за своими.