Закон Мерфи в СССР

* * *

Поезд Москва-Минск у Таси был не так чтобы рано, потому мы даже успели поспать часа четыре, освежиться в душе, позавтракать в гостиничном ресторане и добраться до Белорусского вокзала. Портье в фойе "Минска" провожал нас всё теми же странными взглядами, но мне, если честно, было наплевать. Пустил же он как-то Таисию в мой номер? Вот пусть и дальше пучит свои бычьи бельмища и завидует молча.

Прощались на перроне долго, проводник проявлял понимание и не поторапливал.

— Ну всё, не задерживайся тут, в этой своей Москве! Так и знай Гера — я там одна и очень, очень жду! — послала мне воздушный поцелуй уже из тамбура моя ненаглядная.

— Пара дней — и приеду! — пообещал я, всей душой надеясь что никакие столичные перипетии не помешают мне выбраться домой, в Беларусь.

А Минск там, или Дубровица — это уже дело десятое. Как там пели опальные рокеры? "Каб любіць Беларусь, нашу мілую маму, трэба у розных краях пабываць..." Я чувствовал, что наелся и южной экзотики, и столичной суеты по самое горло и соскучился по родным болотам, бульбе, гэканью и злорадному пофигизму земляков.

Но — расслабляться было рано: Москва не отпускала. Предстоял семинар с будущими журналистами — студентами МГУ, и оформленное журналистское расследование в "Комсомолку"... И я понятия не имел, как провернуть всё это! В голове было совершенно пусто, я никак не мог сложить в стройную конструкцию обрывки мыслей и идей, чтобы врубиться: что говорить и как писать. Больше всего на свете мне хотелось сорваться на автобусе, самолете, следующем поезде — прочь отсюда. Можно вывезти человека из провинции, но провинцию из человека — никогда?

Это точно — про меня. Я спустился в подземку, с тревогой посматривая на часы — до семинара оставалось минут сорок. Однако, пользуясь Московским имени Ленина метрополитеном, я рассчитывал добраться до "Александровского сада" в срок. То есть — до "Калинина", конечно... Вот ведь зараза: белозоровская память, порой так чудесно выручающая меня в трудных ситуациях, вовсе не спешила переводить местные советские названия в привычную мне систему координат! А он ведь жил тут, в Москве, несколько месяцев!

Хотя, зная того, настоящего Белозора, я вполне мог предположить что всамделишный Гера жил не в Москве, а в архивах и спецхранах, выбираясь из-под груд пожелтевшей бумаги только для того, чтобы не умереть от голода и справить естественную надобность. Дай ему волю, он и спал бы там, сдвинув стулья! Но наверняка архивные работники вытягивали его из фондов за руки и за ноги, едва только у них кончался рабочий день...

В общем — по советской Москве из Германа гид был никудышный. Хотя, по Москве 21 века из меня гид был бы еще более отвратительный — я в столице Российской Федерации образца двадцать первого века проводил время в основном или в офисе, или — в крохотной квартире-студии в Кузьминках, или — в кузьминском парке, совершая многокилометровые забеги и надеясь прогнать из организма тоску и тревожность. Ну и в тренажерке, тоже — благо она в одном здании с офисом располагалась...

Вспоминая о прошлом и будущем, я добрался к зданию факультета журналистики МГУ вовремя, умудрившись не вляпаться ни в какое приключение. Наверное, их лимит был исчерпан — по крайней мере, я на это надеялся.

Церемонно раскланявшись с памятником Ломоносова я в нерешительности остановился перед "вторым домом Пашкова", он же — Аудиторный корпус, он же — главная кузница кадров для советской прессы. Хотелось полюбоваться и порассуждать на тему настоящего, исконного классицизма и побрюзжать по поводу сталинского ампира, но время поджимало, и потому я устремился вперед — на штурм факультета журналистики.