Агитбригада

Глава 26

Село Ольховка ничем не отличалось от сотен других таких же сёл. Домики за заборчиками, мычание коров, кукареканье петухов, лай собак, дым из печных труб. На этом, пожалуй, всё. Я прошел про раскисшей глинистой дороге, поднялся на небольшой холм и увидел приземистый домишко, на крыше которого словно небрежной рукой прикрепили миниатюрный купол с крестом наверху. Церковь у них такая.

Однако от церквушки доносился довольно-таки бойкий колокольный перезвон. На вечернюю службу, наверное.

И такой в этом хлипком домишке с крестом был диссонанс с Краснобунтарским, где огромную красивую церковь перевели под заготконтору, что невольно я покачал головой.

Мимо торопливо и деловито прошли две старухи в праздничных шерстяных платах, по направлению к церкви. Я увязался за ними.

Внутри церковного домика было почти также, как в любой другой церкви, только бедно. Также приятно пахло ладаном и елеем, также потрескивали свечи перед образами. Отсутствие утвари пытались замаскировать вышитыми покрывалами, кусками растянутой пёстрой ткани, цветами, ветками можжевельника. Получилось празднично, но бедненько. Приход у отца Демьяна явно был не из богатых.

Сам священник был видным, русоволосым, нестарым ещё человеком с библейскими миндалевидными глазами и таким глубоким обволакивающим голосом, которому, наверное, позавидовал бы сам Высоцкий. Недаром призрак той старушки так восхищался.

Отец Демьян затянул какой-то длинный-предлинный псалом, и от его мощного, проникающего на молекулярный уровень пения у меня аж мурашки пошли по коже. От воздействия молитвы меня отвлекла одна из старушек, которая внезапно бухнулась на колени и принялась свирепо отбивать поклоны. Вторая бабулька делала то же самое, но как-то более бездушно что ли, автоматически. И на колени не опускалась.

Когда отец Демьян закончил песнопения, две какие-то тощие девицы с бескровными прыщеватыми лицами неразборчивым речитативом ещё немного прочитали церковных псалмов. А затем началось форменное столпотворение. Только лишь закончилось главное действо и наступил черед для исповедания, как все бабы, тётки, девки и старушки всех возрастов, от пятнадцати до девяноста пяти лет одновременно ломанулись к отцу Демьяну. Каждая старалась обратить его внимание на себя, что напомнило мне концерты «Ласкового мая», которые периодически показывали по телевизору в моем детстве.

Отец Демьян, очевидно, давно уже привык к такому проявлению веры прихожанок, потому что моментально навёл порядок. И прихожанки смирные, робкие, кротко стояли в очереди за благословением, потупив глаза.

Когда всё закончилось и даже самые упоротые дамы покинули храм, мы с отцом Демьяном остались вдвоем. Священник уже давно бросал на меня любопытные взгляды, но не предпринимал никаких попыток завязать разговор. А я просто изучал ситуацию.

Наконец, он не выдержал первым и спросил:

— И что же привело тебя сюда, на край географии?

— Край географии? — удивился я.

— Ну да, наши ольховцы так шутят, — пояснил отец Демьян, — единственная дорога, что ведет сюда, здесь же и заканчивается. А дальше — непроходимый лес и болота.

— Поэтому вы сюда из города и переехали? — не удержался от вопроса я.

— Ну если ты так прекрасно знаешь мою биографию, то, может, скажешь, что же привело тебя в эту глушь?

— Мне сказали, что вы знаете латынь, — сказал я.

— А зачем тебе латынь? — вопросом на вопрос ответил поп.

— Хочу поступать на агронома, — озвучил почти правдоподобную версию я.

— А если по правде? — раскусил меня отец Демьян.

— Хочу понять, чем литургии католичества отличаются от наших, — опять попытался выкрутиться я.

— Ты говоришь неправду, — покачал головой священник и со вздохом процитировал, — « Злой порок в человеке — ложь…»[18]

— Почему вы решили, что неправду? — опешил я.

— Тебе нужно сделать перевод книги, — просто сказал отец Демьян, а у меня чуть экзистенциальный шок не случился.

— Откуда вы…?

— Да тут уже один человек приходил, искал. Спрашивал не приходил ли ты?

Какая-то дичь.

— И как он мог знать, что я сюда приду? — вытаращился на священника я.

— Мне сложно сказать, откуда он знал, — пожал плечами отец Демьян. — Может быть, из-за того, что я единственный с глубоким знанием латыни остался в нашей губернии. А, может, еще как-то проведал…

— А что вы ему сказала?

— Правду. Что ты не приходил.

— А если он еще раз придет, вы можете сказать, что не видели меня? — спросил я.

— « Не желай говорить какую бы то ни было ложь; ибо повторение её не послужит благу…»[19] — нравоучительно произнёс священник, но меня аж распирало от этой информации.

— Кто он? Какой из себя? Давно это было? — продолжил допрос я.

— Приходил позавчера. Волосья белые, заросшие, — принялся перечислять особые приметы священник, — очень загорелый, как арап прямо.

«Лазарь» — получил подтверждение я, и сердце аж ёкнуло.

— Вижу узнал ты его, сын мой, — пророкотал священник.

— Узнал, — кивнул я.

— И что он тебя ищет? — полюбопытствовал он.

— Он в Вербовке двух людей убил, парня и девушку. И бабку изувечил. Но, вижу отпустили его, — расстроенно поморщился я и добавил. — Так есть ли у вас учебник латыни? Или словарь? А лучше и то, и то.

— Убил говоришь? — скорбно задумался священник, немного подумал и добавил, –пожалуй есть у меня, чем тебе помочь.

У меня от радости аж ухнуло сердце.

— Скажите, а купить у вас можно? — принялся выяснять я. — Любую цену отдам.

— Мне эти книги самому нужны, — нахмурился священник, — Я для проповедей иногда примеры из малого катехизиса использую для сравнения. А он у меня на латыни.

— И что же мне делать? — расстроился я, — мне очень нужно. И только у вас есть. Если даже я выпрошу у вас на пару дней почитать, то мы здесь недолго и скоро уедем и переписать учебник и словарь я физически не смогу, тем более на латыни.

— Жди здесь, — велел священник, который уже принял какое-то решение, и вышел из здания церкви.

Я недолго оставался в одиночестве, когда он вернулся. В руках он держал две довольно увесистые и потрёпанные книжки. Сердце моё затрепетало.

— Вот. Держи, — он сунул мне книги. — «Латинская прозаическая композиция Карра Пирсона» и «Классический латинский словарь».

— Сколько я должен? — с восторгом спросил я.

— Нисколько, — чуть поморщился священник и печально вздохнул.

— А вам как же?

— У меня другие есть, — отмахнулся священник. — Ибо сказано в Писании: « Вникай в себя и в учение, занимайся сим постоянно; ибо, так поступая, и себя спасешь, и слушающих тебя…»[20].

— Спасибо огромное, отец Демьян, — от души поблагодарил его я, — я позанимаюсь, выполню перевод, и по возможности верну вам книги.

По-моему, он не поверил мне, но ничего не сказал, благословил лишь.

Уходя от щедрого священника, я таки положил два червонца в коробочку для пожертвований на благоустройство храма.

Обратно в Краснобунтарское я возвращался в приподнятом настроении. Всё получилось более, чем отлично. Учебник и словарь у меня есть, таинственная книга Лазаря ждёт-дожидается в укромном месте на территории школы (я решил её спрятать и не тащить с собой, а то мало ли). Осталось отбыть еще полторы недели с агитбригадой, вернуться и заняться переводом. Вот тогда-то я и узнаю, что там, в книге!

От предвкушения я принялся тихо, под нос напевать известную в моём времени песенку о рюмке водки на столе, да так увлекся, что чуть не наступил на мелкого пацана в старой залатанной фуфайчонке, который присев на корточки, увлечённо играл с двумя плоскими камешками, стеклянной пробкой от бутылки и небрежно вырезанной из деревяшки фигуркой то ли лошади, то ли зайца, в только ему одному известную игру.

— Привет, малыш, — сказал я.

Пацанёнок взглянул на меня испуганными глазами и пискнул:

— А ты что, меня видишь?

— Вижу, — подтвердил я и спросил, — а ты давно здесь?

— Как на прошлое начало страстной недели утоп, так с тех пор и здесь, — растерянно ответил пацанёнок и всхлипнул, — не пустил меня боженька на небеса… так и брожу теперь вокруг Ольховки второй год.

Пацан разревелся.

— Ну не плачь, не плачь, — попытался успокоить я его, — мы что-нибудь придумаем. Поможем тебе.

— Ничем мне помочь уже нельзя! — ещё пуще прежнего зарыдал мальчик, размазывая грязными кулачками слёзы по щекам, — это всё потому, что великий грешник я, дяденька.

— Да какой ты там грешник? — хмыкнул я, мальчишке было от силы лет восемь.

— Очень большой! — горячо заверил меня пацанёнок, — я перед этим, как утоп, был на утренней службе в Прощённое воскресенье. Так батюшка читал Нагорную проповедь о прощении обид ближним, а я взял и чихнул. Да так нехорошо, громко, на всю церковь. Вот и не получил я прощения от Отца Небесного. Покарал он меня за грех…

— Знаешь, если бы боженька каждого, кто не вовремя чихнул, так карал, то здесь от призраков ступить уже было бы негде, — я присел с ним рядом и заговорил:

— А знаешь, раз ты так хочешь на небо, давай мы подумаем, как тебе помочь?

— Мне нельзя помочь! — ещё сильнее заплакал мальчик.

— Ты говоришь, чихнул в церкви, и боженька разгневался? — переспросил я.

— Да, — тихо всхлипнул он.

— А ты в село заходить можешь?

— Могу, но недолго, — кивнул мальчик и с надеждой взглянул на меня, — а что?

— А то, что мы с тобой сейчас сходим к церкви и спросим отца Демьяна, — внезапно даже для самого себя предложил я.

— Он меня накажет, — со страхом прошептал пацанёнок.

— Тебя как зовут?

— Васька.

— Не бойся, Васька, ты же со мной, — успокоил я его, — а я тебя в обиду не дам.

И мы пошли.

Отец Демьян ещё из церкви не ушел и это было прекрасно. Не охота было искать его по всему селу.

Он как раз раскладывал какие-то церковные предметы н маленьком столике, когда мы с Васькой вошли. Причем Васька сперва боялся даже приближаться к церкви, но я его убедил (кстати, мне и самому было интересно, сможет ли душа войти в церковь. Смогла).

— Отец Демьян, — тихо позвал я его.

— Что-то случилось? — удивился он, ведь я ушел меньше часа назад.

— Да, — кивнул я и посмотрел на Ваську, который стоял и во все глаза рассматривал иконы и убранство церквушки.

— Отец Демьян, а скажите, если отрок чихнул во время чтения Нагорной проповеди в Прощённое воскресенье, это большой грех? Его бог покарает за это?

— В Писании сказано: « Ибо не так, как к другим народам, продолжает Господь долготерпение, чтобы карать их, когда они достигнут полноты грехов, не так судил он о нас, чтобы покарать нас после, когда уже достигнем до конца грехов…»[21], — сказал священник и пристально взглянул на меня, — а что случилось?

— Отец Демьян, а можно простыми словами? — я посмотрел на Ваську, который подошел к иконе Божьей матери и с трепетом поклонился.

— Не будет это грехом, — покачал головой священник, — Отец Небесный справедлив и любит нас. Он не станет карать за такие мелочи.

— Васька, ты слышал? — спросил я мальчика, у которого от таких новостей аж слёзы радости из глаз брызнули.

— Так я не наказан? — неверяще прошептал он.