Агитбригада

Глава 31

Мы все, кто находился сейчас во дворе, подорвались и стремительно побежали к холодной.

Дверь в помещение была открыта, у входа толпился встревоженный, любопытствующий народ, понукаемый грозными окриками одного из охранников, что постарше. Я просочился внутрь, не обращая внимания на возмущение расталкиваемых людей. Мне нужно было видеть, что происходит.

Матрёна лежала на полу, вся облитая водой, словно мокрая курица. Её лицо, разукрашенное всеми видами синяков и кровоподтёков, было мертвенно-бледным. Точнее та его половина, не обезображенная родимым пятном. Однако, по еле вздымающейся груди было видно, что она жива.

— Жива? — озвучил мои мысли Гудков, который вбежал буквально следом за мной (а я порадовался, что успел первым, иначе бы не пустили. Как тогда, на болоте).

— Угум-с, — кивнул грузный мужчина с пышными георгиевскими бакенбардами на висках, местный фельдшер, как я понял. — Клим и Никита снять успели.

Клим и Никита, те два охранника, которые сторожили её у входа в холодную, стояли тут же. Гудков прицепился к ним с расспросами, а я осмотрел Матрёну: черной души на ней больше не было. Она была чиста.

— А ты что здесь делаешь? — наконец, заметил меня Гудков, — а ну-ко, кыш отсюда!

Он грозно посмотрел на охранников и велел:

— Очистить помещение от посторонних!

Те мгновенно бросились выполнять приказ.

Я, чтобы не провоцировать лишних разборок, тихо вышел. Да и всё, что нужно, я уже видел.

На улице, за забором я увидел Таньку рыжую, которая, вытянув, словно гусыня, шею, воровато заглядывала во двор. Войти и полюбопытствовать она не решалась.

— А! Знакомые всё лица! — зловеще улыбнулся я, поравнявшись с нею, — не зря говорят, что преступника всегда тянет на местно преступления. Полюбоваться решила на дело рук своих?

— Это не я!

— Не ты? А кто же? С твоей подачи Катерина вон уже умерла, а Матрёна считай, пропала. После прилюдного нападения на комсомолку, ей в этой жизни ничего больше не светит.

— Что с ней будет? Её расстреляют?

— Ну, если запустить слух, что она из ревности бабской — то, может, и не расстреляют. А вот куда-нибудь в Сибирь отправят. Это уж точно.

Танька разрыдалась.

— Она же погибнет там.

— Ничего, и там люди живут, и жили. Авось, будет умной — не пропадёт. А ты, пока готовь ей тёплые вещи, раз из-за твоей ворожбы она себя сгубила. А там, в тайге, будет хорошо работать и поведение соблюдать — через год-два, глядишь и выпустят её на поселение. Она баба хозяйственная, хватку рациональную имеет, судя по хозяйству её отца. А подняться и в тайге вполне можно. Глядишь, ещё и замуж выйдет, детей нарожает.

— Да кто ж её с такой рожей замуж возьмет? — шмыгнула носом Танька.

— Там, на поселениях, мужиков много, а вот баб — мало. Так что найдется и на неё мужик. А если наш не позарится, то и местных аборигенов там хватает. И они от родимого пятна шарахаться не будут. А она, зато семью иметь будет.

— Дал бы бог…

— Когда она придёт в себя, ты ей эти мои слова и передай. Задание тебе такое. Поговори с ней, приободри. Раз из-за тебя ей всё это. Иначе душа твоя в рай никогда не попадёт, если Матрёна сгинет. — продолжил запугивать Таньку я.

— Ой! — пискнула Танька.

— А ты как думала? За свои поступки всегда отвечать надо, — сказал я. — А за некоторые — в десятикратном размере.

Татьяна нахохлилась.

Помолчали.

Наконец, она собралась с духом и спросила:

— А мне что будет?

— Да ничего, наверное, — пожал плечами я, — вроде как селяне не сопоставили твои гадания и смерть Катьки.

— Думаешь, не догадаются?

— Пока же не догадались. А дальше всё от твоего поведения зависеть будет.

— Ко мне сегодня Верка должна прийти, — несмело сказала Татьяна и испуганно покосилась на меня, отслеживая мою реакцию.

— Ну наболтаешь ей чего-нибудь, — хмыкнул я равнодушно, — про казённый дом и свидание с бубновым валетом в скором будущем. Не мне тебя учить.

— Да не в этом дело, — покачала головой Танька и нахмурилась, — дело в том, что Верка сейчас с тем человеком сошлась. Ну который мне листочек давал. Его Лазарь зовут.

У меня аж когнитивный диссонанс случился от таких новостей.

— Я боюсь, что он проследит за моим гаданием, — между тем продолжила изливаться Танька.

— А ты постарайся её убедить перенести на другой день. Скажись там больной. Или что ретроградный Меркурий начался. Да ты сама лучше знаешь.

— Но она же потом всё равно придет! Не сегодня, так завтра. Ретроградный Меркурий не может все время быть. А я Лазаря этого теперь боюсь.

— И правильно делаешь. Он от тебя уже не отстанет. Никогда.

— Что мне делать? — скривилась Танька. Губы ее дрожали.

— Сейчас что делать, я тебе уже сказал: отшить Верку и поддержать Матрёну.

— А потом?

— А потом уезжать тебе из Краснобунтарского надобно, Татьяна.

— Но куда я подамся? Тут у меня хоть какой-никакой, но дом есть, а в другом селе что я делать буду? Да и не очень привечают в других сёлах переселенцев. Особенно, если это одинокая бездетная баба.

— А сколько тебе лет?

— Старая я уже, — тяжко вздохнула Танька, — почитай тридцать годков недавно стукнуло.

— Ну так какие твои годы, — удивился я, — ещё и замуж выйдешь, и деток нарожаешь.

— Да кто меня в таком возрасте возьмёт? — искренне удивилась Танька, — мужики нынче переборчивые пошли. Тут и шестнадцатилеток не очень-то и берут. А куда уж мне, старой.

— Да уж, — задумался я и нашел решение, — а знаешь, тебе нужно уехать в город.

— Да ты что! — перепугалась Танька, — я-то и в городе никогда в жизни не была. Один раз ещё покойный тятя брал меня на ярмарку в город, но я плохо запомнила. Помню лишь, что людно, шумно.

— А у тебя вариантов других теперь уже нету, — покачал головой я, — здесь тебе Лазарь спокойной жизни не даст. Сама понимаешь.

— Понимаю, — опустила голову Танька.

— Так что езжай-таки в город. Ты грамотная, читать-писать умеешь. Иди на курсы стенографисток, они сейчас очень нужны. Потом утроишься в какую-нибудь контору, трест или профком, и будешь протоколы совещаний писать. Сейчас заседать очень любят. И протоколы пишут, аж пыль столбом.

— А жить?

— Дом не продавай, сдай каким-нибудь молодоженам пока, года на два. Вдруг не получится у тебя что-то, так будет хоть куда вернуться. А в городе комнату или угол у какой-нибудь старушки на первое время снимешь. А дальше уже от тебя все зависит. Получишь зарплату, нарядишься по-городскому, чулки там, фильдеперсовые, кудри закрутишь. Поймаешь себе жениха, выйдешь замуж, да что я тебя учу…

— Спасибо! — искренне поблагодарила Танька, глаза её сверкали решительностью и энтузиазмом, — я всё сделаю!

Еле-еле я отвязался от неё.

Вышел на улицу и в задумчивости прошелся. Очнулся от мыслей уже почти у дома Дарьи. Купил у неё в дорогу пирогов с капустой и грибами, такие долго не испортятся, творогу, и кусок жаренной свинины. Так что к переезду я вполне готов.

У высокого глухого забора какого-то селянина, я кликнул Еноха.

Тот появился и сразу же огорошил меня новостью:

— Я могу перемещаться от деревяшки на расстояние в три версты!

Это была хорошая новость. И давала большой простор для деятельности.

— Попробуй проникнуть в дом некоей Верки. У неё живёт Лазарь. На глаза ему не попадайся. Но проследить, что он делает — надо бы. И глянь, есть ли у него ещё такая же книга. Это важно.

Енох кивнул, замерцал и исчез.

А я поспешил на агитбригаду. Нужно было помогать укладывать вещи, или ещё что-нибудь.

Как я и предполагал, там царила суета и оживление. Жорж упаковывал какую-то рухлядь в коробки и перевязывал их верёвками. Ему в этом помогали Гришка и Зёзик. Гудков, Нюра и Клара склонились над каким-то транспарантом и о чём-то горячо спорили. Люся вышла из домика и вылила в кусты грязную воду из ведра. Лишь один Зубатов слонялся по двору и не мог найти себе места.

И тут он увидел меня.

И воспарял.

— Капустин, — едко крикнул он, — где это ты прохлаждаешься, пока товарищи в поте лица работают?

Я промолчал и хотел проскользнуть мимо него, в дом, но Зубатов меня перехватил.

— Постой-ка, братец, не так быстро! — осклабился он, — что это у тебя в торбе?

— Не твоё дело, — буркнул я.

— Не, ну ты гля! — громко, на весь двор, возмутился Зубатов, — тебя в трудовой школе не воспитывают разве, раз мамка с папкой не удосужились?

— Не трожь моих родителей, урод! — добавил ярости в голос я. — Щя ноги переломаю!

— Ты что сказал⁈ — возмутился Зубатов, правда не очень уверенно. Он прекрасно помнил, как я отметелил Лазаря и связываться со мной теперь опасался. Он был трусоват, обычно задирался, если понимал, что ему за это ничего не будет. Но сейчас он меня по привычке задел, но не ожидал, что я сагрюсь моментально. А сдать назад не позволяла гордость.

Ситуация была патовая.

Зубатов оглянулся на остальных. Но все сделали вид, что очень, ну прямо очень-очень, заняты своими делами. Даже Гудков. Более того, он что-то сказал, кивнул девчатам и пошел в дом.

Жорж завязал верёвку и торопливо пошел к лошадям. Гришка и Зёзик срочно принялись что-то паковать дальше. Девушки моментально отвернулись и стали внимательно рассматривать, как Жорж возится с лошадьми.

Зубатов понял, что поддержки не будет и спасовал:

— Ладно, иди, — буркнул он, — работы много, точить лясы некогда. Но впредь будешь наказан.

Я развивать тему дальше не стал и ушел в дом.

Позиционная победа! Сто очков.

Но долго поупиваться победой мне не дал Енох. Он появился и взволнованно замерцал:

— У Лазаря есть ещё одна книжка!

— На латыни?

— Да! Причем она потолще, чем первая. Он из неё на листочек опять что-то переписал и ушел из дома. Причем торопился очень.

— А где он её прячет?

— Ты не поверишь, в доме, в красном углу, в Валькином сундуке.

Я завис. То, что Лазарь ушел — это хорошо. Можно было бы книгу изъять. Но вот то, что она лежит в сундуке — плохо. Ни одна уважающая себя хозяйка никогда никого не пустит в святая святых — сундук. Даже своего мужа.

И вот как я экспроприирую книгу?

А то, что её нужно изъять — не вызывало сомнений. Иначе будет то, что случилось с Катериной, или, что ещё хуже — с Матрёной.

Натравить на него агитбригадовцев не выйдет, он с ними в приятельских отношениях. Гудков скорее ему поверит, чем мне. Тем более — Зубатов.

Что же делать⁈

Очевидно, я произнёс эти слова вслух, так как Енох совершенно спокойно ответил.

— Доверься мне. Идём.

— Куда?

— К Вальке, — заговорщицки заявил Енох, — я её выманю из дома, а ты украдёшь книгу. Ключ от сундука она держит за иконой. В красном углу которая.

— Ты представляешь, если Валька вернется и застукает меня? — озабоченно покачал я головой.

— Не застукает. Беру её на себя.

— Ну смотри, — вздохнул я, — доску с собой в Сибирь я не понесу. Заброшу в болото и будешь головастиков триста лет рассматривать.

— Не боись, ты со мной! — надувшись от важности, заявил Енох.

Ну ладно, пошел я к Вальке.

Чтобы выбраться незамеченным из дома, Еноху пришлось всем агитбригадовцам отвести глаза. Тем временем я выскользнул на улицу и, пригнувшись, чтобы меня не заметили, побежал к валькиному двору. Енох мерцал сзади.