Времена не выбирают

Ответом ему был весьма красноречивый взгляд.

— Стас! — Катя высунулась в коридор. — Будь другом, сопроводи государя… А тебе бы, Пётр Алексеевич, и правда поостеречься. Что я Дарье скажу, если эти тебя утащат?

— А… — тот обречённо махнул рукой. — Всё равно по-своему повернёшь…

И умчался — проверять, указывать, карать и миловать. Но хотя бы в сопровождении Орешкина, и то хорошо.

Злится… А встретились ведь как старые друзья после долгой разлуки. Собственно, почему «как»? Они уже давно общались не только на деловые темы, но и делились какими-то личными переживаниями. Кате нравилось, что они стали понимать друг друга именно как близкие друзья. И доверять так же. А Петра подкупало то, что ей от него ничего не было нужно, по крайней мере, лично для себя или кому-то «по блату». Катя никогда не «лоббировала» чье-либо продвижение по службе, если только речь не шла о реальных заслугах человека. Никогда не гналась за цацками вроде титулов и званий, как Меньшиков. Никогда не пользовалась сложившимся положением для извлечения личной материальной выгоды, как тот же Алексашка. По поводу денежных вопросов у неё с «полудержавным властелином» частенько возникали серьёзные трения, после чего Данилыч на время затихал, а потом опять брался за старое. Если бы он не был полезен как отменный исполнитель государевых приказов, наверное, давно бы в Берёзов уехал, снег убирать.

Катя не пыталась, как здесь принято, решать свои личные проблемы, подсовывая недругов под каток государственной машины. Их у неё было немало, особенно при дворе, и они-то как раз не стеснялись в средствах. Поругалась с пройдохой Шафировым и огребла после этого кучу доносов на себя любимую. Поругалась с Кикиным — то же самое. Другое дело, что эти кляузы Пётр Алексеевич отправлял в печку, едва пробежав глазами по строчкам. Уговор про «не лгать» «немезидовцы» соблюдали неукоснительно, потому достаточно было вызвать любого из них и задать прямой вопрос. И как-то так получилось, что вал доносов не скоро, но сошёл на нет. Просто те, кто их писал, убедились, что не стоит тратиться на бумагу. По факту предъявить царицыной сестрице было нечего — не ворует, лишнего не говорит и не пишет — а наветы не работают.

«Либо ты мне веришь, либо нет. Если нет, тогда не поручай ничего серьёзного. Если да — не удивляйся, доносы на меня тебе будут телегами возить», — сказала она Петру Алексеевичу с самого начала. Он принял правила игры. Пожалел ли о том? У него и надо было спрашивать. Катя судила по делам: раз, несмотря на разногласия, до сих пор не пристрелил, значит, всё в порядке.

А помянутые разногласия возникали регулярно, что никого не удивляло. Взять хотя бы ситуацию с личной охраной. Катя упирала, что таких людей, как «немезидовцы» или те «дикие гуси», надо опасаться круглосуточно и в любом месте. Потому постоянно навязывала государю сопровождение из своих. Это, в свою очередь, вызывало недоумение, затем раздражение и недовольство. Пётр пытался отделаться от вооружённого эскорта, но поскольку солдат-девица была тем самым камнем, на который находит коса, всё равно рядом с ним всегда крутился хотя бы один «немезидовец».

Ну, а иезуит… А что ей от него нужно? Только подтверждение давно известных фактов из жизнеописания гетмана Мазепы. Для этого достаточно было разговора по душам, без всякого членовредительства. Если отец Адам был вскормлен орденом Иисуса, то Катя — продукт циничного информационного века. На неё не действовала его казуистика, а говорить много умных слов она умела ничуть не хуже.

Её сейчас беспокоило другое. Ясно было, почему русская армия не даёт Карлу генеральное сражение. Силы ещё неравны, ни количественно, ни качественно. Ясно было, что Пётр Алексеич, как и в том варианте истории, начнёт изматывать шведов небольшими стычками, фланговыми ударами и отсутствием продовольствия. Но пока что у Карла полный обоз всякой всячины. А государь что-то очень оптимистично настроен сегодня. Вывод? Видимо, Шереметеву даны кое-какие интересные указания, и Катя крепко подозревала, что как раз по части шведского обоза. Ей оставалось только ждать сообщений от егерей, приданных к бомбардирской роте — у них тоже кое-что было в запасе.

Интермедия.

Мальчишка. Великовозрастный.

Ну, хорошо. Сейчас он получит урок, которого не ждёт.

Не соврали современники Петра Алексеича, утверждавшие, будто он боялся разновсяких членистоногих. И в то же время горазд был подшутить над ближниками, время от времени подбрасывая им то паука, то многоножку. Катя обнаружила великолепного восьминогого красавца «крестовика» у себя среди бумаг.

— Да уж… — задумчиво сказала она, разглядывая насекомое, неприкаянно бродившее по столу. Побледнела, конечно, но и только. — Это Дашка разболтала, что я их тоже боюсь?

— Не очень-то по тебе сие видно, — не без удивления заметил государь, явно собиравшийся поразвлечься её испуганным видом.

— Поверь на слово. Боюсь. До паники… А теперь смотри внимательно.

И, сняв перчатку, точным плавным движением протянула к пауку руку. Членистоногий подумал своими ганглиями, пошевелил лапками и ловко взобрался по пальцам. Катя подняла руку и смотрела, как паучок осваивается на новом насесте.

— Нас учили командовать своим страхом, а не подчиняться ему, — сказала солдат-девица, краем глаза наблюдая, как Пётр Алексеич сделался вдруг не просто серьёзным — заинтересованным. — Скажу честно: мне тогда было шестнадцать, и паука я смогла посадить себе на ладонь только на четвёртом занятии. Зато опыт приобрела бесценный.

Государь, главнокомандующий и, с некоторых пор, дражайший родственник неожиданно протянул руку, чтобы взять у неё злополучного паука.

— Не торопись, — предостерегла Катя, заметив, какой гримасой исказилось при этом его лицо. — Сначала представь, что ты думаешь о чём-то очень важном, а паук — это просто некий неодушевлённый предмет, который нужно взять… Не делай резких движений. Они должны быть плавными, чтобы не напугать животинку… Так, всё верно. Главное — отстраниться от своего страха, быть над ним. Тогда всё получится.

И у него всё получилось. С первого же захода. Что при его взрывном характере довольно странно.

4

— Они переправляются.

— Точно ли? Ни зги не видно же.

— Совершенно точно, Александр Данилович.

— Попался Карлус… Передай Ваське — его черёд работать.

…Солдаты Упландского полка, пользуясь непроглядным мраком пасмурной зимней ночи, тихо перебирались по льду и дощатым настилам на другой берег речки. В более тёплое время там можно было утопнуть в непролазной болотине, но сейчас под сапогами шведов негромко похрустывали комья замёрзшей грязи. Они пробирались по тоненькой кромке болота, примыкавшей едва ли не вплотную к русской батарее, расположенной чуть правее и выше по склону, ежеминутно рискуя быть обнаруженными… Приказ был прост и понятен: забраться во фланг полкам Репнина и ударить там, откуда не ждут — со стороны заболоченного центра. А когда возникнет неизбежная суматоха, в атаку пойдут остальные полки и добьют русских.

Практически все упландцы уже переправились и втянулись в низину, даже зимой вонявшую болотной гнилью. Последние солдаты перебегали речку по льду, уже почти не скрываясь. Вот-вот должна была прозвучать команда к атаке… И тут что-то произошло. То, чего не ждали сами шведы.

Со стороны ближайшей русской батареи раздалось шипение, словно порох горел. Затем они увидели приглушённые то ли расстоянием, то ли заграждением долгие вспышки огня. И наконец прямо из-за бастионов временных земляных укреплений в сторону упландцев вылетел с десяток чего-то вроде ракет, кои применяли против конницы, только значительно больше.

Шведы даже успели понять, что их манёвр раскрыт, и попытались ринуться в атаку. Но эти ракеты одна за другой разорвались у них над головами. На прославленных упландских каролинеров с небес низвергся град свистящих железных осколков, убивавший и калечивший солдат, не знавших, как от этого защититься. Надо отдать должное выучке шведов: они не расстроили порядки и даже после такой кровавой бани бросились вперёд. Вот только никакого внезапного удара получиться никак не могло: их ждали. Да и что это за атака — снизу карабкаться на палисады. Впрочем — да — шведы не ищут лёгких путей.

Невероятно, но факт: яростная атака упландцев принесла свои плоды. Ценой больших потерь им удалось прорваться за палисад и начать бой внутри батарей. Русские канониры и солдаты сопротивлялись отчаянно, сражение превратилось в сущий ад… Снова послышались разрывы ракет — то на подмогу упландцам шёл не кто иной, как сам король во главе лейб-драбантов, и именно их обстреливали сейчас с одной из батарей. Но шведы уже воодушевились и удвоили усилия… Не выдержав этого безумного натиска, русские отступили. Канониры, видимо, имея какую-то инструкцию, стали подрывать зарядные ящики у своих орудий, иной раз ценой своей жизни.

На левом фланге у шведов, за болотом, заговорила другая русская батарея. Но стрельба пошла не по живой силе, а по льду Вабича. Ядра стали ломать ненадёжную ещё переправу. А тут ещё выяснилось, что даже отчаянная храбрость Карла и его гвардии не помогла захватить сходу самый проблемный участок — ту батарею, с которой то и дело начинался обстрел ракетами по наступавшим. Ни упландцы, ни подошедшие за ними вестерботтенцы и далекарлийцы вместе с отборными воинами — драбантами — ничего не могли поделать с этой батареей. Помимо бомбардиров её защищали солдаты в тёплых овчинных полушубках, а на их меховых шапках польского фасона в свете горящего палисада поблёскивали зелёные значки. Егеря, новый род войск. Ох ружейный огонь был убийственно точен и невероятно скор. Залп сливался со следующим залпом, пули косили наступавших, словно траву. В шведов десятками летели гранаты и небольшие ракеты, которые, судя по причиняемому ущербу, были теми же гранатами, только на «своём ходу». Около батареи вскоре возник второй вал — из мёртвых тел.

И прославленные каролинеры, лучшие солдаты Европы, не выдержали, начали медленное отступление.

Восточный горизонт к тому времени начал сереть, и в этом неверном свете шведы увидели сразу три неприятные вещи. Во-первых, с южного фаса укреплений дозорные углядели подступающую конницу. Снег в округе лежал неглубокий, лошадям не помеха. Во-вторых, огонь северной батареи Шереметева сделал своё дело: лёд на речке начал ломаться всерьёз. Ещё немного — и путь к собственному лагерю для шведов будет отрезан. И, в-третьих, над расположением на том берегу поднималось зарево. Там что-то очень нехорошо горело, судя по дальности — обоз. То ли русские применили свои ракеты, начинив их зажигательным составом, то ли выслали диверсантов… В принципе, сейчас для шведов разницы не было, результат-то всё равно один. И Карл отдал приказ отступать боевым порядком. Потому что, если артиллерия отрежет их от резервов, а с северного фаса подойдёт ещё и конница Меньшикова, на том русский поход шведской армии и закончится.