Во славу русскую

* * *

Владимир смог увести маму из родственного круга только через час и практически прибегнув к обману; введя в беседку, неслышно удалился, чем проявил несвойственную молодым годам деликатность, за что я был ему искренне благодарен.

— Господи!

Усталые от слёз глаза снова увлажнились. В них смешалась тысяча чувств. Толком не понять каких именно — радость, что увидела меня, давно похороненного, живым, смятение неожиданности, горечь от страшного вида лица и множество других, коих не разберёт самый искушённый специалист по физиогномике. А слова прозвучали и вовсе неожиданные.

— Боже, ты видел меня молодой… Я такая старая!

Потом мы долго говорили наперебой, не в силах прикоснуться друг к другу даже через кожу перчаток. Лишь некоторое время спустя она тихонько тронула пальчиками мою щеку чуть ниже чёрного бархата наглазной повязки.

— Ты страдал! А я не могла тебе помочь, даже не была рядом. Мой грех — зачем смирилась? Знала же, что останки не распознаны, хотела же нарочно ехать в Крым, в Стамбул, узнавать о раненых, пленных, не просто лелеять надежду — искать. Не поехала… Как всё получилось бы проще! Но почему же ты предпочёл резигнацию (27)?

(27) От латинского resignatio — покорность судьбе, отказ от активных действий.

Я вдруг почувствовал, что все мои резоны — не причинять беспокойства и не рушить благопристойное существование — глупы, надуманны и нелепы. А главное, что осознать это должен был много лет назад, в весенний пасхальный день, когда впервые увидел Грушу в роли княгини Паскевич. Чудовищная ошибка отняла у нас множество лет. Конечно, жизнь не закончилась, и даже сейчас Аграфена Юрьевна удивительно сумела сохранить себя и готова состязаться с сорокалетними, но…

К ней первой вернулся рассудок, способность ставить практические вопросы.

— Ты будешь открываться всем?

— Нет пока. Я обещал Володе. Он уже носитель титула и, как видно, им дорожит.

— Да. Его безотцовщина — единственное, что имею право ставить тебе в упрёк. Себе гораздо больше. Ну чего стоило ещё обождать! Ведь чувствовала, что не так всё просто.

— Пустое об этом говорить. Теперь мы можем быть вместе.

— Нет! — Юлия даже чуть оттолкнула его кулачками в грудь. — По законам и обычаям, я на год в трауре как княгиня Паскевич. Во второй раз вдова…

— То есть ждать. Впрочем, я и так ждал столько лет. Жестокая ирония судьбы.

— Как теперь зовут вас, граф? — впервые в её голосе мелькнуло нечто похожее на иронию.

— По паспорту — мещанин Трошкин Александр Порфирьевич.

— Фамилия...

— Не аристократическая, верно? Мне предлагали недорогое поместье в Италии, с титулом князя Сан-Донато. Подойдёт? Тогда после траура вдова Паскевич может венчаться с итальянским князем, а жить будем за границей.

— Увы. Я не могу с тобой идти ни в церковь, ни в костёл, ибо венчаны мы перед Богом, — губы, не утратившие ещё яркость, тронула улыбка. Потом она повторила слова сына, только теперь они прозвучали мажорно, а не как отречение отпрыска от отца. — Сela ne tire pas à consequence. Мы что-нибудь придумаем. Главное, что ты жив.

Она упорхнула, авантажная даже в траурном уборе, исполнять обязанности вдовы, внезапно переставшей кручиниться. Я проводил сына на вокзал. Мне показалось, что в глазах Владимира, ставшего на подножку и обернувшегося, мелькнула какая-то искра. Словно он вздумал что-то сказать и промолчал.

Я пару раз и ненадолго встретился с Грушей, затем уехал, обещая скоро вернуться. На этот раз сдержал слово.

***

Казалось бы, жестокая расправа над венгерскими восставшими в 1849 году надолго вернула спокойствие и мир в Европу. Ценой жизни тысяч спасены были миллионы. Но русский успех, за который либеральные круги обозвали империю «европейским жандармом», кое-кому не понравился. Он послужил последней каплей; с неё и пошло скатывание к новой войне, на первых порах невидное глазу.

Британская империя неожиданно и весьма рьяно бросилась улучшать отношения с османами. Вдруг резко повысились ассигнования по военному и военно-морскому ведомству. В России зашевелились их эмиссары, сманивая за любые, даже самые неприличные суммы специалистов по современной паровой технике на острова. Буквально через год военный атташе российского посольства в Лондоне сообщил, что британцы наладили выпуск бронеходов, не уступающих воевавшим под Варшавой и Кёнигсбергом, называя их armored vehicles.

Сухопутная армия закончила переход исключительно на нарезное оружие, солдаты получили магазинные винтовки с продольным затвором, офицеры и унтеры — револьверы. Флот оделся в железную обшивку. Старые корабли вывели из строя, у новых сплошь паровые машины от тысячи сил и более, орудийные палубы сменились башнями и казематами. Общее число стволов сократилось, зато увеличились скорострельность и дальнобойность.

Вскоре Европа загудела словно улей: ради какой будущей войны тратятся столь огромные средства, и парламент отпускает их недрогнувшей рукой? Загадка разрешилась, когда в адрес Российской империи посыпались ультиматумы. Англичане потребовали сократить флот в Балтике и на Чёрном море, подтвердить отчуждение Бессарабии на веки вечные…

— А ясак как татарам платить не нужно? — спросил Александр II, прочитав очередное послание, выдержанное едва на грани приличий. — Эх, стервецы, ничем ведь конкретным не грозят, пугают только — «оставляем за собой право принять адекватные меры».

Он повернул голову к премьер-министру Александру Строганову, явившемуся из в Питер из Москвы на доклад государю.

— Ответь им, Александр Павлович, что согласны, только пусть и Британия «адекватными мерами» не побрезгует. Мы часть кораблей распилим, чай и Роял Нави половину своих утопит, — царь насладился выражением лёгкого ужаса на лице премьера и расхохотался. — Шучу! Нам не война нужна, а время. Торгуйся, твоё сиятельство. Коли мы от флота откажемся, что нас ждёт?

— Будет исполнено, Всемилостивейший Государь.

Оставшись в одиночестве, что весьма редкая привилегия для глав государств, Александр прошагал к огромных размеров глобусу, унаследованному от дядюшки, и заговорил сам с собой.

— Не могу в толк взять. Ни одна страна в мире не смеет надеяться победить в войне на нашей земле, где не счесть железных дорог и не занимать угля для паровозов. Мы доставим войска в любое место за день-два, пока противник будет плыть неделями. Разве что хотят урок преподать? Ждём-с.

И молодой монарх потёр руки в предвкушении.

Строганов выгадал у англичан полгода, не более. Потом началась война с Османской империей по привычному сценарию — турки полезли несметной и плохо вооружённой толпой на Армянском нагорье и со стороны Бессарабии, попытались высадиться в Крыму и на Кубани. Их били по старинке, жестоко и в понимании, что это лишь разведка боем да прекрасный повод для англичан прийти на помощь обиженному русскими варварами народу. Посему ничто современнее бронеходов и пароходо-фрегатов, усмиривших врага в Восточной Пруссии, турки не увидели. Англо-французская громада вторглась, когда от османского флота остались лишь воспоминания о былой славе, русские прошли Анатолийский полуостров с востока на половину его протяжённости, а на западе напоили коней в Дунае.

Развязка драмы наступила в середине лета 1854 года. Потрясающих размеров боевой флот, сопровождающий более сотни торговых судов, наполненных пехотой, кавалерией, артиллерией, десятками паровых «арморед виклз» и сотнями тысяч тонн различных припасов, нескончаемой колонной двинул от горла стамбульской бухты Золотой Рог на север по Босфору.

Заместитель командующего британский адмирал Старк, знакомый с русской тактикой по неудачному балтийскому бою и сочтённый невиновным в том поражении, находился на втором номере в кильватерном построении, сгорая от желания расквитаться за позор. Сегодня было предусмотрено всё. Известно о русских технических новшествах, английская техника их превзошла. Даже странное потаённое судно, субмарина по-английски, больше не секрет. На буксире две таких, для тайных операций у чужих берегов, они могут заглушить топки и проплыть на остатках давления в котле милю-другую. На каждой боеукладке линкоров есть снаряды с замедлением, ими не нужно попадать точно в корпус субмарины. Взрываясь на небольшой глубине, они безусловно разрушат её. На стоянке корабли Королевского флота защищаются сетями — скрытно не подобраться. Так что на любой подлый русский сюрприз готов жёсткий ответ, распалял себя Старк и был почти прав.

В короткую летнюю ночь перед началом операции турки обнаружили у выхода в Чёрное море две шнырявшие русские канонерки. Замысел противника разгадали без труда — пара плоскодонных паровых буксира наутро протралила воды, очистив их от мин. Правда, одна из посудин подорвалась и затонула — не страшно.

Адмирал Старк не мог видеть, как укрытый среди прибрежных камней матрос повернул рубильник гальванического устройства, дождавшись прохода флагмана в створе двух маяков. Увы, донную мину тральщики вытравить не смогли. Покойный генерал Шильдер, изобретатель сей минной снасти, отправил Альбиону прощальный привет.

Взрыв кувалдой ударил по днищу, самому слабому месту обшивки корпуса, ибо морские инженеры меньше всего ждали оттуда нападения. Разве что от рыб. Линкор вздрогнул, через пару минут получил дифферент на корму. Заметной пробоины нет, но открылись течи, отчего трюм и топку изрядно подтопило. Оставшись на плаву, красавец-флагман потерял ход под машиной. Капитан с трудом отвёл его в сторону, надеясь вернуться к Золотому Рогу под парусами, когда проследует весь конвой. Как боевая единица он утратил всякую ценность.

Обескураженный адмирал Битти перебрался на мостик к Старку, отчего там стало сразу неуютно от слишком большого количества высоких чинов. К добру это, как известно, не ведёт.

Но даже выход из строя одного большого корабля никак не мог поколебать огромное превосходство англичан; поэтому рейд продолжился, но не долго.

Четыре дыма перечеркнули небо на севере уже через час. Русские отправили навстречу всего четыре корабля, каждый из них вдвое уступал линкору «Игл», на котором Старк всматривался в горизонт. Они аккуратно приблизились к максимальной дистанции для прицельной стрельбы и озарились орудийными вспышками. После десяти минут огневой потехи, как в старину именовалась артиллерийская пальба, у всех здравомыслящих англичан зашевелились первые червячки сомнений в успехе предприятия.

Русские удерживали расстояние и непрерывно двигались с изумительно большой скоростью, выписывая самые неожиданные эволюции. Попасть в них не получалось никак, а те били с нечеловеческой меткостью, будто и орудие, и мишень застыли неподвижно. Это было просто уму непостижимо! Словно восточные дикари продали душу дьяволу в обмен на демоническую точность пушек.

Самым новым и секретным оружием русских пароходофрегатов были даже не орудия, прицельно бившие на три-четыре мили, сколько счётные машины Лобачевского. Впервые они опробовались у крымских берегов перед десантом, подсказывая артиллерийским офицерам правильные углы превышения и упреждения. В Моозундском бою корабли несли усовершенствованные аппараты, но не смогли ими воспользоваться — дело решил отважный экипаж «Тагила». А сейчас работал новейший прибор.