Патриот. Книга 1. Звезда морей

— Прямо уж ужасен, — чуть смущенно буркнул Рассохин. — Впрочем, франкский я знаю на порядок лучше — выучил в Легионе. Но и мой бриттский понимали все, кому надо.

— Ты еще и по-франкски говоришь? — восхитилась Настя. — А скажи мне что-нибудь красивое…

— Je suis amoureux![4]

— Ну, это даже я понимаю, — хихикнула Настя, кокетливо отведя взор чуть в сторону. — Но ты говори еще…

— Tu as de beaux cheveux. Tu as de belles lèvres. Avec toi, je me sens bien, j’ai confiance en toi. Tu es ma bonne étoile, t’es la plus belle de la terre![5]

Настя перестала улыбаться и посмотрела Илье прямо в глаза. Он, не говоря больше ни слова, притянул ее к себе, ощутив под тонкой тканью платья податливое тело.

Она потянулась к нему, и Рассохин ответил на поцелуй со всей нерастраченной за годы одиночества страстью. То, как он прежде проводил время в постели со случайными подругами, не шло ни в какое сравнение с тем, что он чувствовал сейчас.

Они вдруг оказались на диванчике, даже не скрипнувшем под массой их тел, а одежда улетела куда-то в сторону.

Илья прежде особо не понимал, почему люди столько возвышенно рассуждают о плотской любви. Для него интимная близость с женщинами была всего лишь приятной функцией, дополнением к другим удовольствиям. Да, он познал множество женщин, и они дарили ему минуты блаженства, но то была вовсе любовь. Какая может быть любовь, когда после всего ты протягиваешь ей несколько смятых банкнот, а она торопливо собирает вещи и уходит, чтобы тут же позабыть твое лицо за длиной чередой других мужских лиц.

С Настей же все было иначе. Он чувствовал ее, каждый изгиб ее тела, помнил все ее родинки. То, что происходило между ними, он не мог назвать банальным словосочетанием «интимная близость». Это было нечто большее. Может быть, все же та самая пресловутая «любовь», о которой все толковали, а он и думать забыл. А может, нечто иное — единение, полное слияние, гармония — то, чему нет названия. Ему казалось, что он сейчас находится не на этой земле, он где-то там — высоко в небе, летает, словно птица, не знающая усталости, парит, взмывая все выше и выше. А Настя негромко стонала под ним, пока, наконец, не вздрогнула всем телом, и тут же Илья содрогнулся сам.

А через несколько минут, когда они, разгоряченные и усталые, лежали рядом, Ил закурил папиросу, выпуская клубы дыма в потолок, и подумал, что в это мгновение он абсолютно счастлив.

Лайнер три раза громко прогудел и тронулся с места. Путешествие началось.