Граф Остерман

Глава четвертая. Андрей Иванович под крылом Меншикова

Участие А. И. Остермана в Аландском конгрессе было первым его поручением, выполнение которого позволило ему в полной мере раскрыть свои способности переговорщика, свою расторопность и изворотливость. Неудачный исход переговоров нисколько не уменьшил благосклонность царя к Андрею Ивановичу — Петр был в курсе работы конгресса и знал о защите Остерманом и Брюсом — двумя иностранцами — интересов России. О том, что Брюс и Остерман не утратили доверия Петра, следует из того, что он назначил их уполномоченными на мирных переговорах в Ништадте, закончившихся удовлетворением России и присоединением Эстляндии и Лифляндии. Заслуга Остермана в заключении Ништадтского мира и его позиция в ссоре Шафирова с Меншиковым были высоко оценены Петром, и Андрей Иванович в 1723 г. был пожалован почетным званием барона.

Со времени заключения Ништадтского мира имя Остермана стало упоминаться в депешах иностранных дипломатов при русском дворе. Формально руководителем внешнеполитического ведомства России значился канцлер Г. И. Головкин, фактически внешнюю политику страны определял царь, а исполнителями его воли являлись вице-канцлеры П. П. Шафиров, а затем А. И. Остерман.

Роль теневого вельможи, разумеется, не могла удовлетворить неукротимо рвавшегося к должности главного исполнителя воли царя. В точности неизвестно, когда приятельские отношения между Остерманом и Шафировым сменились враждебными. Отсутствие писем Остермана к Шафирову с Ништадтского конгресса дают основания полагать, что они уже были натянутыми перед открытием конгресса, ибо во время его работы Андрей Иванович отправлял послания, содержавшие информацию, которой удобно было извещать приятеля, но появление которой исключалось в официальных донесениях.

Мне неизвестны причины охлаждения отношений между начальником Шафировым и его подчиненным Остерманом, но в точности известно, что в 1722 г. во время ссоры А. Д. Меншикова с П. П. Шафировым, происходившей в стенах Сената, Остерман, забыв о покровительстве Шафирова, стал публично поддерживать светлейшего князя. Тщетно искать в источниках того времени мотивов, которыми руководствовался Андрей Иванович, когда с легкостью необыкновенной, забыв о том, как Шафиров способствовал его карьере, но они настолько очевидны, что можем высказать две безошибочные догадки, причем обе они относились к его карьерным интересам.

Во-первых, Андрей Иванович резонно рассудил, что светлейший князь А. Д. Меншиков пользовался куда большим уважением Петра Великого, чем П. П. Шафиров, и, следовательно, под его крылышками он достигнет больших успехов, чем при опеке П. П. Шафирова, из которой он извлек все возможное. Во-вторых, Андрею Ивановичу было нетрудно догадаться, кто в сваре между двумя вельможами окажется победителем и кто побежденным. Было очевидно, что победу одержит Меншиков, что побежденный Шафиров окажется в опале и лишится должности вице-канцлера, на которую втайне претендовал Остерман.

На этот раз расчеты Андрея Ивановича оказались безошибочными: Шафиров лишился не только должности вице-канцлера, но мог лишиться и жизни, если бы за него не заступилась супруга императора Екатерина Алексеевна, и наказание опального вельможи Петр ограничил ссылкой во Псков.

В итоге должность вице-канцлера оказалась вакантной, и Петр Великий не обнаружил лучшего кандидата на этот пост, чем А. И. Остерман. Надо полагать, что Остермана на эту должность рекомендовал Петру и А. Д. Меншиков. Под покровительством Меншикова не обремененный совестью Остерман чувствовал себя вполне комфортно в кресле вице-канцлера. Светлейшего князя нисколько не смущал факт предательства Остерманом своего бывшего покровителя, он уверовал в то, что он обрел верного слугу и без оглядки способствовал его карьере.

Возможности Александра Даниловича оказывать покровительство Остерману значительно расширились после кончины Петра Великого. На троне должен был восседать его внук, сын царевича Алексея, но А. Д. Меншиков вместе с П. А. Толстым сделали все возможное, чтобы на троне оказался не 10-летний Петр II, а вдова покойного императора Екатерина Алексеевна.

Оба они опасались мести Петра II: повзрослев, полагали они, Петр II будет им мстить за гибель своего отца: Меншикову за то, что он третировал его и позволял по отношению к нему грубое обращение; второму за то, что уговорил царевича Алексея возвратиться из бегов в Россию, где царь нарушил свое обещание не подвергать его наказанию за побег.

Расчетливые дельцы Меншиков и Толстой решили, что для них куда безопаснее будет воцарение вдовы покойного императора Екатерины Алексеевны, тем более что они имели право истолковать присвоение ей титула императрицы, совершенное по повелению Петра I в 1724 г., как его намерение вручить императорский скипетр именно ей, а не кому-либо другому.

В 1724 г. Петр торжественно в Успенском соборе Кремля короновал свою супругу императрицей. Сторонники ее воцарения истолковали эту акцию как его еще одно намерение объявить ее наследницей престола.

Никитин Иван Никитич. Петр I на смертном ложе. 1725 г. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Судьбу трона решали сила, а также настойчивость Меншикова. Когда сановники собрались у тела покойного императора, раздалась барабанная дробь выстроившихся на площади двух гвардейских полков: Преображенского и Семеновского. Первым из них командовал Меншиков, вторым — генерал Бутурлин.

— Кто осмелился привести их сюда без моего ведома — разве я не фельдмаршал? — спросил президент Военной коллегии князь Репнин.

— Я велел прийти им сюда по воле императрицы, которой всякий подданный должен повиноваться, не исключая и тебя, — отрезал Репнину Бутурлин.

Когда кто-то из сторонников великого князя Петра Алексеевича предложил открыть окно, чтобы, по-видимому, обратиться к собравшейся у дворца толпе за помощью, раздался властный голос Меншикова:

— На дворе не лето.

Свои слова светлейший князь подкрепил приглашением в покои гвардейских офицеров, которых обласкала Екатерина и которые поклялись свернуть шеи ее противникам. Так, без применения силы бывшая пленница Марта Скавронская стала императрицей Екатериной I.

Возведение Екатерины на императорский трон положило начало распоряжения гвардейскими полками императорским троном на протяжении всего XVIII столетия. В данном случае их роль была пассивной, в последующее десятилетие они по-хозяйски распоряжались судьбами престола, являясь движущей силой переворотов.

Воцарение Екатерины повлияло на судьбу союза князя Меншикова с графом Толстым. Их более не угнетала угроза оказаться в опале, и их совместные действия при возведении на трон Екатерины Алексеевны постепенно становились сначала прохладными, а затем и враждебными. Граф Толстой явно был в этой схватке слабее светлейшего князя.

Хотя Екатерина Алексеевна еще в 1724 г. в благодарность за руководство ее пышной коронацией с позволения Петра Великого и возвела Петра Андреевича в графское достоинство, он не мог на равных соперничать с Александром Даниловичем в степени близости к императрице и оказываемом на нее влиянии. Меншиков свыше двух десятилетий оказывал Екатерине разного рода услуги, важнейшая из которых состояла в том, что она стала известной царю благодаря его старанию, в то время как Толстому она была обязана единственной услугой — организацией коронации.

Властный Меншиков при Екатерине I вступил на первую ступень своего превращения в полудержавного властелина. При Петре II он стал фактическим правителем России и даже пытался породниться с царствующей династией путем брачного союза малолетнего императора Петра II и своей дочери Марии.

Депеши прусского дипломата Мардефельда освещают преимущественно условия восшествия Екатерины Алексеевны на престол и сведения о первых месяцах ее царствования. Мардефельд полагал, что Екатерина обязана восшествием на престол А. Д. Меншикову: «Как только царь простился с гвардейскими офицерами, — доносил Мардефельд королю в депеше от 10 февраля 1725 г., — Меншиков повел их всех к императрице. Последняя представила им, что она сделала для них, как заботилась об них во время походов и что, следовательно, ожидает, что они не оставят ее своею преданностью в несчастье. На это поклялись они под сильным плачем и стоном ее величеству, что все они лучше согласятся умереть у ее ног, чем допустят, чтобы кто-либо другой был провозглашен».

Жан-Марк Натье. Портрет Екатерины I. 1717 г. Масло, холст. Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург

Активное участие в провозглашении Екатерины наследницей трона принимал и голштинский министр Бассевич: «Он работал день и ночь, чтобы помочь склонить к нему (герцогу. — Н. П.) сенаторов и министров, и ему действительно посчастливилось примирить Ягужинского с Меншиковым и привлечь его на сторону императрицы».

Послушаем, что о ней поведал посланник Франции при русском дворе Кампредон. В депеше от 18 апреля 1725 г. он извещал свой двор о заявлении императрицы о том, что дружбу и союз с Францией «она предпочла бы всем державам в мире».

Положительное отношение Екатерины к Франции на первых порах заслужило положительную оценку ее личности французским дипломатом, в депеше от 13 февраля 1725 г. он пишет: «Она все более и более привлекает сердца вельмож и народа своим милосердием и пожертвованиями». Однако Кампредон полагал, что чрезмерные пожалования императрицы «подорвут к ней уважение», хотя, по его наблюдению, все ей «повинуются с тою же верностию, как и к покойному царю». В депеше от 5 марта писал о ее «изумительных дарованиях», которые «развиваются с каждым днем», однако не сообщил, в чем эти «изумительные дарования» проявлялись. Скорее всего, хвалебный отзыв посланника объясняется заявлением императрицы о своем желании скрепить дружбу России с Францией.

В первые месяцы своего царствования Екатерина пользовалась советами двух лиц, стараниями которых она получила императорскую корону: А. Д. Меншикова и П. А. Толстого. Последний в первые месяцы царствования Екатерины «стал правой рукой» ее и «служил ей с ловкостью изумительной. Это лучшая голова в России». Дела он ведет так же искусно, как и осторожно. «Он как истинно ловкий и хитрый политик открыто не выказывает превосходства своего над товарищами, заставить их принять все то, что он порешил в тайных совещаниях своих с царицей».

Роль «правой руки» императрицы Толстой выполнял несколько месяцев и постепенно был оттеснен Меншиковым на второй план, а затем оказался в ссылке на Соловках.

Кампредон в депеше от 3 мая 1725 г., наполненной характеристиками всех самых важных вельмож России, так отзывался о П. А. Толстом: «Он сохранит существенное значение в правительстве, какие бы перемены не происходили здесь. Царица, к которой он привязан из-за личных интересов своих, решительно не может обойтись без его советов. Это человек тонкого ума, твердого характера и умеющий придавать ловкий оборот делам, которым желает успеха; он враг венского двора и очень расположен к Франции».