Граф Остерман

Глава восьмая. А. И. Остерман в Кабинете министров

Обратимся теперь к истории упразднения Верховного тайного совета. К моменту кончины кончины Петра II он существенно отличался по составу от того учреждения, которое создали при Екатерине I. Из вельмож, назначенных в Верховный тайный совет императрицей в 1726 г., остались только Г. И. Головкин, А. И. Остерман и Д. М. Голицын. П. А. Толстой стараниями А. Д. Меншикова оказался в Соловецком монастыре, где и скончался в 1729 г. Сам А. Д. Меншиков усилиями А. И. Остермана в 1727 г. был отправлен в ссылку в Березов. Генерал-адмирал Ф. М. Апраксин скончался в 1728 г.

Убыль была восполнена при Петре II, назначившего 3 января 1728 г. в Верховный тайный совет заботами фаворита императора Ивана Долгорукого еще двух представителей этой фамилии: Алексея Григорьевича и Василия Лукича. После кончины Петра II Верховный тайный совет включил в свой состав еще трех новых членов: двух фельдмаршалов — Василия Владимировича Долгорукого и Михаила Михайловича Голицына-старшего, а также сибирского губернатора Михаила Владимировича Долгорукого, прибывшего из Тобольска в Москву на свадебные торжества.

В результате кооптации социальный состав Верховного тайного совета коренным образом изменился: при его учреждении аристократию представлял один Д. М. Голицын, теперь, в конце января 1730 г., она была представлена пятью членами, из которых четверо принадлежали клану Долгоруких (Алексей Григорьевич, Василий Лукич и Василий Владимирович и Михаил Владимирович) и два — к Голицыным (Дмитрий Михайлович и Михаил Михайлович).

Таким образом, Верховный тайный совет из бюрократического учреждения при своем основании превратился в конце января 1730 г. в учреждение аристократическое, представленное двумя знатными фамилиями. Верховный тайный совет превратил бы Россию в страну, управляемую олигархией.

Вступив на престол, Анна Иоанновна прежде всего решила упразднить ненавистный ей Верховный тайный совет, попытавшийся ограничить ее абсолютную власть, причем настолько серьезно, что императрице оставался лишь ее призрак. Однако императрица, не располагая ни знанием управленческих функций, ни опытом управления, нуждалась в учреждении, подобному Верховному тайному совету, на который она могла бы положиться. Властные полномочия должны быть предоставлены не одному лицу, поскольку в этом случае в стране появился бы второй, неофициальный император, а коллективу лиц, наделенных равными правами. Это исключало бы притязания одного лица на власть.

В упразднении Верховного тайного совета был заинтересован и А. И. Остерман. Во-первых, потому, что его личность растворялась в составе восьми «верховников», что противоречило честолюбивым притязаниям Андрея Ивановича. Значительно проще было подчинить своему влиянию учреждение, составленное из минимального числа членов. Во-вторых, важно было обновить и социальный состав нового учреждения — превратить его из аристократического в бюрократический.

Каковы были свойства натуры вступившей на трон императрицы? Ответ на вопрос имеет немалое значение, поскольку такие черты характера, как наличие таланта и его отсутствие, трудолюбие и леность, жестокость и милосердие, скупость и расточительность, воинственность и миролюбие оказывали значительное влияние на внутреннюю и внешнюю политику государства.

Предпринимая попытку охарактеризовать личность Анны Иоанновны, отмечу, что историки располагают значительно большим количеством отзывов о ней, чем о ее предшественниках, в том числе и о Петре Великом, о недостатках и достоинствах которого можно судить не столько по отзывам современников, сколько по его делам и поступкам.

Луи Каравакк. Портрет императрицы Анны Иоанновны. 1730 г. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Источники, характеризующие личность Анны Иоанновны, можно разделить на три категории: официальные, то есть правительственного происхождения; содержащие о ней отзывы современников, преимущественно иностранных дипломатов, и тексты публицистических сочинений, печатаемых в рупоре правительства — газете «Санкт-Петербургские Ведомости».

Нет надобности подробно устанавливать степень субъективности свидетельства всех без исключения источников, поскольку такой анализ увел бы автора, а вслед за ним и читателя в сторону от главной темы сочинения — биографического очерка об Остермане.

Высокую оценку личных достоинств императрицы можно обнаружить во множестве указов и манифестов, внушавшим подданным мысль о том, что у императрицы нет иной заботы, чем проявлять «матерное попечение об их благополучии». Забота императрицы о процветании государства, об обеспечении его безопасности, о повышении материальной и духовной жизни подданных составляет главную цель любого царствования, в том числе и Анны Иоанновны.

Аналогичную цель преследуют и газетные заметки, публиковавшиеся в «Санкт-Петербургских ведомостях» с тем, однако, существенным отличием, что они не устанавливают законодательных норм, обязательных для исполнения подданными, а преследуют более скромную цель — информировать читателей о конкретном проявлении заботы императрицы о благе подданных, о ее необычайном усердии и повсеместном участии в делах управления государством. Приведу несколько выдержек из газеты, раскрывающих цель публикации.

30 июня 1730 г. «Санкт-Петербургские ведомости» уведомили подданных: «Хотя ее величество еще непрестанно в Измайлове при нынешнем летнем времени пребывает, однако в государственных делах великое попечение иметь изволит, понеже не только Сенат здесь (в Москве. — Н. П.) свои ежедневные заседания имеет, но такоже два дня в неделю назначены, чтоб оном у ее императорского величества в Измайлове собираться и в ее присутствии в среду иностранные, а в субботу здешние государственные дела воспринимать, такоже изволит ее величество сверх того министров до аудиенции допускать».

В течение двух лет царствования Анна Иоанновна действительно присутствовала на некоторых заседаниях Кабинета министров, но, когда она сочла свое положение на троне достаточно прочным, визиты становились все более редкими, а после 1735 г., когда три подписи кабинет-министров под указом приравнивались к именным, почти прекратились — к ней в покои приходили с докладами кабинет-министры. Ей импонировали доклады кабинет-министра А. П. Волынского, главное достоинство которых состояло в краткости изложения — императрицу утомляли основательные суждения кабинет-министров о скучных делах внутренней и внешней политики.

В течение 1732 года императрица участвовала всего в четырех заседаниях Кабинета, но это нисколько не смущало газету, подававшую каждое ее присутствие как важнейшее событие в жизни страны: 12 февраля Анна Иоанновна «ныне при тайных советах опять обыкновенно присутствовать изволит»; в августе «беспрестанно при тайных советованиях в нынешнем состоянии присутствует»; 1 ноября «при советовании о нынешних обстоятельствах сама присутствовать изволит»; 20 декабря — последнее уведомление о том, что Анна Иоанновна в советах «непрестанно присутствует».

Самое пространное такого рода известие газета опубликовала 2 октября 1735 г.: «Ее императорское величество, всемилостивейшая наша самодержица обретается во всяком вожделенном благополучии как при дворе ее императорское величество во всем преизрядный порядок и непременная исправность крайне наблюдается, так и многие иностранные дела, в которых ее императорское величество беспрестанно упражняться изволит. Ее величество от того весьма не удерживают, чтоб о своей империи и всегдашнем приращении оный не имеет прозорливого и раздельного смотрения».

Чем дальше, тем явственнее становилось стремление двора сообщить подданным сведения об активном участии императрицы в управлении страной. Так, за 1736 г. газета ограничилась единственной публикацией в марте, известив, что Анна Иоанновна изволит «при нынешних обстоятельствах с неусыпной манерой ревностно» присутствовать на заседании Кабинета министров.

Не подлежит сомнению, что присутствие императрицы на заседаниях Кабинета четыре раза в году, а в 1735 г. всего лишь один раз, вступают в противоречие с газетными утверждениями, что она и «с непрерывной матерною ревностию» занимается государственными делами. Такого рода заявления газеты, выражаясь современным языком, следует рассматривать как пропагандистский трюк двора.

Стремление возвеличить роль императрицы в делах управления явно просматриваются и в устраиваемых в столице фейерверках. Общеизвестно, огненными потехами увлекался Петр Великий, но они использовались для прославления величия России и ее достижений, в то время как фейерверки времен Анны Иоанновны прославляли величие ее, императрицы. Фейерверки зажигались в новогодние дни, дни рождения, тезоименинства и коронации Анны Иоанновны. В первом таком фейерверке, устроенном в честь дня ее рождения, сообщали «Санкт-Петербургские ведомости», наблюдавшие его зрители прочли слова на латинском языке, заимствованные у Овидия: «Оттуда происходит величество, и в самый тот день, в котором родилась, уже велико был». В другом фейерверке, устроенном в том же году, были использованы слова Клавдия: «Имя ее вознесут…»

Подавляющему большинству жителей столицы были неведомы имена Овидия, Клавдия и тем более таинственное содержание их изречений на латинском языке, о котором они тоже не имели понятия, выглядело загадочно, но эта таинственность тоже была использована для прославления императрицы.

О новогоднем фейерверке 1734 г. газета писала: «Изображенный орел держал в правой лапе лавром обвитой меч, а на груди щит с вензловым именем ее императорского величества, имеющий надпись: “Щит другам, страх неприятелям”». Едва ли не самый «подобострастный» фейерверк был устроен в честь нового, 1736 г. В описании газеты он выглядел так: «На фоне фейерверка изображена была Россия в женском образе, стоящая на коленях перед ее императорским величеством, которая освещалась снисходящим с неба на ее императорское величество и от того ее величества возвращающим сиянием с сею надписью: “Благия нам… лета”». На фейерверке, посвященном дню рождения, 21 января 1738 г., было изображено: «Да умножаются лета великия Анны».

Важным средством внушения подданным мысли о непрестанной заботе императрицы об их благополучии являлись манифесты. В отличие от газеты, которую читала малочисленная прослойка населения, манифесты произносились с амвонов храмов, и их содержание становилось достоянием всех подданных, проживавших в самых глухих местах. Однако далеко не все манифесты информировали слушающего о «неусыпных трудах» и «матерном попечении» императрицы об их благе и процветании, большинство из них упрекало подданных в их неблагонадежности, в том, что они совершали преступления против режима.

К таким документам относится манифест от 23 декабря 1731 г. о наказании Долгоруких за их претензию на корону и активное участие в попытке ограничить самодержавие. Поступки Долгоруких, по словам манифеста, должны были усугубить их вину: «Хотя всем известно, какие мы имеем неусыпные труды о всяком благополучии и пользе государства нашего, что всякому видеть и чувстствовать возможно из всех в действо произведенных государству помянутых наших учреждений…» Манифест, обнародованный в ноябре 1734 г. в связи со ссылкой в Сибирь смоленского губернатора А. А. Черкасского, начинался словами: «Известно всем нашим подданным, коим образом с начала вступления нашего на наследственный прародительский Всероссийской империи самодержавный престол неусыпное попечение имею об учреждении безопасного нашего государства и благопоспешествовании пользы и благополучия всех верных подданных». Указ 9 января 1737 г. о наказании Д. М. Голицына тоже перечисляет благодеяния императрицы: «Ревнуя закону Божьему крайнейшее желание попечение имеем все происходящие неправды, ябеды, насильства и вынужденные коварства всемерно искоренять, а правосудие утверждать и обидимых от рук сильных избавлять».