Люди и учреждения Петровской эпохи. Сборник статей, приуроченный к 350-летнему юбилею со дня рождения Петра I

Что касается существа деятельности Петра I по утверждению приговоров, то он либо подтверждал, либо смягчал их, но никогда не отменял (вовсе освобождая осужденных от наказания) и почти никогда не ужесточал. На сегодня в литературе и среди архивных материалов довелось встретить всего два эпизода ужесточения первым российским императором санкции при утверждении приговора.

Первый эпизод имел место в связи с уголовным делом о побеге из Москвы в 1703 г. высокопоставленного пленника — бывшего бея крымской крепости Кызы-Кермен. В содействии побегу были изобличены трое приезжих украинцев и двое крестьян подмосковного села Кувекино (последние выступили в роли извозчиков, а также 10 дней прятали беглеца у себя в селе, в бане). 9 февраля 1705 г. судебное присутствие Боярской думы приговорило всех подсудимых к семи годам каторжных работ. Не согласившись со столь мягким приговором, 13 февраля 1705 г. царь указал «тех черкас и извозчиков казнить смертью»[660].

Во втором случае дело касалось комиссара А. Дирина, который был в октябре 1718 г. изобличен особым военно-судебным присутствием в незаконной продаже казенного леса для строительства дома генерал-майору Г. П. Чернышеву. За эти деяния Алексей Дирин был приговорен к штрафу в 500 рублей и возмещению стоимости проданного леса в 100 рублей. Несмотря на то что подобный штраф являлся весьма значительным[661], царь существенно усилил санкцию, определив комиссару, помимо штрафа, наказание кнутом и ссылку на каторгу на один год[662].

Напротив, примеров смягчения приговоров Петром I известно множество. Так, из восьми смертных приговоров, вынесенных судебным присутствием Боярской думы в июне — октябре 1700 г. за ложные изветы, царь утвердил единственный — лжеизветчику, который оказался виновен еще и в подделке документа. Остальным осужденным смертная казнь была заменена на наказание кнутом, клеймение и ссылку в Азов и Сибирь[663].

Смертный приговор, вынесенный 16 июля 1712 г. военным судом уличенному во взяточничестве гвардии поручику Н. Т. Ржевскому, будущий император заменил на телесное наказание и ссылку в Сибирь[664]. Аналогично Петр I поступил и с майором Петром Сомовым, приговоренным Правительствующим сенатом к смертной казни за укрывательство трех дезертиров и вырубку заповедного леса. 6 ноября 1715 г. царь заменил П. Сомову смертную казнь пятью годами каторжных работ[665].

Помиловал Петр I и бывшего фискала И. Д. Тарбеева, изобличенного в предъявлении ложного обвинения во взяточничестве и приговоренного 25 ноября 1718 г. особым военно-судебным присутствием к смертной казни. Вместо казни царь определил Ивану Тарбееву вырезание ноздрей и пожизненную ссылку на каторгу[666]. Сходным образом будущий император поступил и с приговоренным в 1720 г. Сенатом к смертной казни фигурантом «ревельского адмиралтейского дела» Яковом Лопухиным. Взамен казни ему были назначены наказание кнутом, вырезание ноздрей и вечная каторга[667].

А вот начальнику Морского комиссариата генерал-майору Г. П. Чернышеву, осужденному 6 октября 1718 г. особым военно-судебным присутствием за злоупотребления при строительстве санкт-петербургского дома к лишению чинов и конфискации имущества, Петр I при утверждении приговора снизил наказание до ареста на пять дней и штрафа в 372 рубля[668]. Смягчил император и приговор, вынесенный особым судебным присутствием сенатору П. П. Шафирову: в качестве замены смертной казни осужденному были определены ссылка в Якутию, лишение чинов и конфискация имущества[669].

Признанному Вышним судом виновным в получении двух взяток и халатности кронштадтскому таможенному бурмистру Ф. А. Болотному Петр I смягчил приговор и вовсе дважды. Для начала, присутствуя на заседании Вышнего суда 15 января 1724 г., император отменил решение суда о смертной казни бывшего бурмистра, назначив ему взамен наказание кнутом и ссылку на каторгу на пять лет. Затем, утверждая приговор, вынесенный Вышним судом 23 января 1724 г., Петр I сократил срок назначенной Федору Болотному каторги до трех лет[670].

Заметно смягчил глава государства и приговор уличенному в пособничестве обер-фискалу А. Я. Нестерову подьячему Ф. Щетинину, которого Вышний суд приговорил 23 января 1724 г. к наказанию кнутом, вырезанию ноздрей и пожизненной каторге. На данный приговор Петр I наложил утверждающую резолюцию: «Кроме вырезания ноздрей, а время на 10 лет»[671].

Помиловал император также бывшего ярославского фискала А. И. Никитина, приговоренного Вышним судом 22 января 1724 г. за получение трех взяток к смертной казни. На приговоре Алексею Никитину Петр I лаконично начертал: «Политическою смертию», что подразумевало вырезание ноздрей, наказание кнутом и ссылку на каторгу. Более того: как явствует из пометы в судном деле, перед самым приведением приговора в исполнение палач получил указание не наносить А. И. Никитину более 25 ударов кнутом, что значительно повышало шансы осужденного выжить после телесного наказания[672].

Из шести высших должностных лиц, приговоренных в первой четверти XVIII в. различными судебными органами к смертной казни за преступления против интересов службы, казнено было лишь двое. Подтверждающие резолюции («учинить по сенатскому приговору» и «быть по сему») Петр I наложил лишь на смертные приговоры, вынесенные Правительствующим сенатом 14 марта 1721 г. бывшему сибирскому губернатору М. П. Гагарину и Вышним судом 22 января 1724 г. бывшему главе фискальской службы А. Я. Нестерову[673].

Причины, по которым Петр I смягчал приговоры, далеко не всегда понятны, тем более что сам он разъяснял их крайне редко. Исходя из особенностей натуры первого российского императора, отличавшегося очевидным безразличием к людским страданиям, возможно с уверенностью предположить, что, отменяя смертные приговоры, он руководствовался отнюдь не соображениями гуманности. Религиозно окрашенный традиционный образ «милосердного государя», судя по всему, ничуть не привлекал Петра I, и он вовсе не стремился создать такое представление о себе у подданных.

Как представляется, прагматично настроенный и не лишенный представлений о справедливости, Петр I старался решать участь осужденных дифференцированно, исходя, с одной стороны, из представлений о степени общественной опасности инкриминированных им деяний, а с другой — из учета их заслуг перед государством. К тому же первый российский император вполне трезво осознавал избирательность уголовной репрессии по делам о должностных преступлениях. Поэтому, к примеру, если получение государственным служащим незаконного вознаграждения не привело к совершению иного серьезного преступления против интересов службы, Петр I предпочитал поступать с виновным в большей мере снисходительно. Именно поэтому, думается, в январе 1724 г. были помилованы ординарные взяточники А. И. Никитин и Ф. А. Болотный.

В случае же с генерал-майором Г. П. Чернышевым, изобличенным в незаконной покупке казенного леса для постройки дома в Санкт-Петербурге и в использовании на строительстве дома солдат и каторжан, Петр I, несомненно, принял во внимание не только сравнительно незначительную опасность преступного деяния, но и боевое прошлое осужденного. Григорий Чернышев являлся заслуженным фронтовиком, получившим пять ранений в боях Великой Северной войны (что, стоит напомнить, отнюдь не полностью освободило его от ответственности[674]). Благодаря своим дипломатическим заслугам в 1723 г. сохранил жизнь П. П. Шафиров, осужденный за служебный подлог и злоупотребление должностными полномочиями. В указе, зачитанном 15 февраля 1723 г. Петру Шафирову на эшафоте, прямо говорилось о том, что император принял решение помиловать его, «напоминая прежние твои службы»[675].

В свою очередь, холопу Алексею Немирову, осужденному в 1700 г. за ложное обвинение хозяина в государственном преступлении, Петр I заменил смертную казнь на наказание кнутом, клеймение и трехлетние каторжные работы, приняв во внимание его несовершеннолетие («что он, Алешка, не в совершенных летех»)[676]. Еще более примечателен был ход мысли императора при разрешении вопроса о судьбе бывшего холопа Ф. Резанова, приговоренного Вышним судом 23 января 1724 г. к смертной казни за пособничество А. Я. Нестерову в вымогательстве взяток с жителей Ржева. В резолюции на приговоре Петр I отметил, что Федор Резанов не являлся в момент совершения преступления должностным лицом («никакого дела врученного не имел»), на основании чего заменил ему казнь на «политическую смерть» (что, как и в случае с А. И. Никитиным, означало наказание кнутом, вырезание ноздрей и ссылку на каторгу)[677].

Достоин отдельного упоминания эпизод, когда российский монарх впервые осознал недопустимость придания уголовному закону обратной силы. Это произошло в 1722 г., когда к Петру I поступил на утверждение приговор военного суда, вынесенный на основании Артикула воинского 1714 г. бывшему обер-коменданту Астрахани гвардии поручику М. И. Чирикову, изобличенному в многочисленных преступлениях против интересов службы. Несмотря на то что Михаил Чириков обвинялся в преступлениях, совершенных в 1717–1718 гг., император, проявив неординарную юридическую щепетильность, предписал выяснить, имел ли бывший обер-комендант возможность ознакомиться с Артикулом воинским («был ли в присылке в Астрахань… Артикул военный»). Поскольку, как было установлено путем опроса подьячих комендантской канцелярии и офицеров местного гарнизона, ни одного экземпляра Артикула воинского в Астрахань в период пребывания там М. И. Чирикова не поступало, Петр I не стал утверждать приговор, указав подготовить его новый вариант (что означало необходимость переквалифицировать доказанные судом эпизоды преступной деятельности бывшего обер-коменданта на основании иных актов уголовного законодательства)[678].

Наиболее же ярким примером приверженности первого российского императора «регулярному» судопроизводству представляется проведенный в ноябре 1724 г. процесс над камергером гвардии поручиком В. Монсом. При всем том, что Вилим Монс был уличен в разнообразных преступных деяниях (главным образом в получении взяток и превышении должностных полномочий), в деле имелся еще один аспект: открылось, что камергер состоял в неподобающих отношениях с императрицей Екатериной Алексеевной[679]. В этих условиях, имея полную возможность осудить В. Монса единолично или вовсе расправиться с ним во внесудебном порядке, Петр I предпочел соблюсти все процедуры ординарного судебного производства. В итоге после предварительного следствия (осуществленного в весьма сжатые сроки императорским Кабинетом) дело В. Монса было направлено в Вышний суд, который вынес ему 14 ноября 1723 г. смертный приговор, незамедлительно утвержденный монархом[680].

Остается добавить, что при вынесении и утверждении приговоров — в качестве дополнительной санкции — Петр I регулярно практиковал такую своеобразную меру, как запрет погребать тела лиц, казненных за государственные преступления и за преступления против интересов службы[681]. Так, приговорив 24 февраля 1712 г. к смертной казни изобличенного Московской губернской канцелярией в неуказных сборах и взяточничестве коменданта города Луха Ф. А. Волкова, царь специально предписал «труп ево в землю не хоронить (но чтоб лежал поверх земли, видим всем)»[682]. Не были преданы земле и тела казненных по делу царевича Алексея Петровича — в частности, шести лиц, обезглавленных в Санкт-Петербурге 8 декабря 1718 г.[683] Общеизвестно, что было оставлено на виселице тело казненного 16 марта 1721 г. М. П. Гагарина[684]. Не было погребено и тело обезглавленного 15 ноября 1724 г. В. Монса[685].