Бальзак. Одинокий пасынок Парижа

* * *

Между тем неприятности сыпались одна за другой. Издание книг требовало терпения и выносливости, а «партнёры», как уже говорилось, раз за разом вставляли палки в колёса.

В июле 1833 года издатель Луи Мам начинает против Бальзака судебный процесс, требуя за задержку рукописи «Сельского врача» денежного возмещения в размере 3000 франков. Правда оказалась на стороне истца, по причине чего романист очень рассердился, открыто назвав издателя «палачом, требовавшем своего фунта мяса». После того как «мясом» пришлось пожертвовать, путь сотрудничества с «мелкотравчатыми» издателями (этими «безжалостными палачами»!) был отрезан; отныне Бальзак делает ставку на крупных книгоиздателей, занятых серийными проектами, к коим в первую очередь относилось предприятие мадам Беше.

Недовольство Бальзаком выражал и другой издатель, Шарль Гослен. «Вы, мсье, – кипел Гослен, – когда имеете дело с издателями, трактуете законы, как вам заблагорассудится, так сказать, создали свой кодекс законов! А поскольку я знаком лишь с обычным кодексом, ваш я принимать во внимание отказываюсь. Я стыжусь своего невежества!»{279}

Вдовушка Беше как предприниматель оказалась достаточно оборотистой. Так, для второго тома «Сцен провинциальной жизни» госпожа Беше попросила Бальзака срочно дописать хотя бы ещё страниц восемьдесят. Каких-то восемьдесят страниц для Оноре – почти ничего, лёгкая разминка. За одну ночь(!) писатель, облачившись в свой монашеский балахон и приняв добрую порцию крепчайшего кофе, написал небольшую повесть «Прославленный Годиссар» («L’Illustre Gaudissart»). На сей раз он рассказал о некоем коммивояжёре, ставшем своего рода слепком из всех тех персонажей-торговцев, которых Оноре в большом количестве поставлял на страницы «La Mode» и «La Caricature».

Тем не менее герой этой повести получился настолько живым и востребованным, что очень быстро полюбился читателям. С лёгкой руки вдовы Беше и благодаря таланту блистательного романиста мир получил очередной литературный шедевр.

Интересно, что «Прославленного Годиссара» Бальзак посвятил… маркизе де Кастри. Да-да, той самой «жестокосердной» даме, по собственной инициативе закрутившей с Оноре шашни, а потом посмеявшейся над ним. Но времена изменились, Бальзак вновь на коне. После возвращения из Невшателя он сильно преобразился: стал весел, энергичен и полон творческих сил. Эвелина Ганская оказалась для романиста жизненным тоником. Ведь эта полька – истинная «un bel pezzo di carme»[97] (С. Цвейг) – открыто ответила ему «да», намекнув, что поцелуи – всего лишь невинное начало их отношений, которые, кто знает, возможно, очень скоро перерастут в нечто большее. Ганский! Как Оноре ненавидел его! Старик, будто осьминог, опутал чистую душу Эвелины деньгами. Он словно кость в горле между ним и Евой.

Так вот, одухотворённый новыми любовными отношениями, Бальзак пишет уничижительное письмо маркизе де Кастри, вложив в каждую строчку своего послания толику сарказма и осуждения. Де Кастри возмущена и расстроена.

Однако, найдя в себе силы, она, взяв перо и бумагу, строчит ответное письмо: «Какое ужасное письмо вы мне прислали! С женщиной, заслужившей его, больше не встречаются! Как не встречаются больше и с мужчиной, написавшим такое письмо! Вы причинили мне боль, и я еще должна просить прощения? Напрасно я вам пишу, от волнения я как в лихорадке. Для чего вам разбивать и без того уже разбитое сердце?»{280}

К счастью, маркиза оказалась достаточно отходчивой. Переписка сыграла свою роль, и вскоре эти двое вновь стали неплохими друзьями.

Ненависть Оноре к Ганскому исходила, помимо прочего, из того, что Бальзак переписывался не только с «очаровательной Евой», но и с её мужем, как бы это ему было невыносимо. Зная, что Венцеслав Ганский, как и его жена, питал страсть к коллекционированию автографов знаменитостей, Оноре доставляет пану огромную радость, отослав тому автограф Россини, одновременно испросив разрешения преподнести его дражайшей супруге рукопись «Евгении Гранде». Впрочем, последний акт вежливости являлся не чем иным, как ловкой «спецоперацией» любовников, ибо на обратной стороне титульного листа Бальзак вывел карандашом малюсенькую циферку, дав понять Еве, какого числа намерен прибыть в Женеву. Игра удаётся. Ганский от француза в восторге, что на руку обеим заговорщицам (Евы и мадам Борель), свившим «гнездо измены» буквально под боком хозяина.

Тем не менее в строках «официальной» переписки с г-жой Ганской следовало соблюдать строгую конспирацию. В своих письмах Бальзак интересуется делами членов семьи, в том числе её супруга; к Эвелине Оноре обращается исключительно на «вы», пытаясь сохранить вежливо-холодный тон.

«Соблаговолите, сударыня, передать вашему супругу мои уверения в самых теплых чувствах и в том, что я неизменно о нем вспоминаю; поцелуйте за меня в лоб мадемуазель Анну и примите заверения в моем самом почтительном уважении»{281}.

В одном из посланий Оноре даёт понять, что на несколько недель приедет в Женеву, надеясь там провести время с «очаровательным семейством».

Тем временем Бальзак по-прежнему пашет как вол.

Из письма сестре Лоре: «Дело с “Этюдами о нравах” на полном ходу; тридцать три тысячи франков по авторскому праву за переиздания заткнут большие дыры. Когда эта часть долгов будет оплачена, отправлюсь в Женеву за вознаграждением. Итак, горизонт начинает проясняться. Я снова начал трудовую жизнь. Ложусь в шесть, сразу после обеда. Потом животное переваривает пищу и спит до полуночи. Огюст приносит мне чашечку кофе, после которого голова работает бесперебойно до полудня. Бегу в типографию отнести рукопись и забрать гранки, чтобы заставить животное двигаться, а оно клюет носом на ходу. По двенадцать часов водишь черным по белому, сестричка, и за месяц такого существования набирается немало сделанной работы. Бедное перо! Ему бы надо быть алмазным, чтобы не снашиваться от таких трудов. Умножить славу хозяина по немецким рецептам, дать ему со всеми расквитаться, а потом в один прекрасный день доставить ему отдых на склоне холма – вот его задача»{282}.

Бедное перо. Бедный Бальзак. Когда же отдых?..