Бальзак. Одинокий пасынок Парижа

* * *

В тёплый майский вечер 1850 года дилижанс, в котором ехал Бальзак, ласково встретил Париж. Вот и улица Фортюне. Сколько раз он думал об этом радостном моменте! В окнах их особняка горели свечи, больные глаза радовали пышные цветы, расставленные на подоконниках. Внутри дома, шептал он Еве, тебя ждёт самая изысканная роскошь…

Измученный долгой дорогой и тяжело дыша, Бальзак с трудом сполз с подножки дилижанса и посмотрел на «свой дворец». Теперь яркий свет начинал раздражать воспалённые склеры. Он подошёл к крыльцу, постучал в дверь[179]. Никто не вышел. Раздражительно постучал ещё раз. Опять тишина. Хотя в доме, судя по звукам, явно кто-то находился.

Супруги затревожились. Уже ночью кучер отправился на поиски слесаря, проживавшего на соседней улице. Пришлось взламывать дверь. Когда дверь вскрыли, вошедшим предстала ужасающая картина: всё оказалось разгромленным. Сказка, которую он так долго готовил для Евы, постепенно превращалась в кошмарный сон. За одной из дверей раздались грозные окрики привратника. Как оказалось, их слуга, эльзасец Франсуа Минх, этот добрый малый, сошёл с ума и забаррикадировался в одной из комнат. Его отвезут в психиатрическую лечебницу лишь под утро[180]. А до этого «молодожёнам» предстояло провести долгую бессонную ночь.

Из письма Эвелины дочери Анне: «Бильбоке доехал в таком ужасном состоянии, в каком ты никогда его не видела. Он ничего не видит, не может ходить, то и дело теряет сознание»{579}.

В соседнем доме с Бальзаком на рю Фортюне проживал художник Теодор Гюден. На следующий день к нему наведался Альфред де Виньи. Гюден подвел того к окну сбоку дома и сказал:

– Посмотрите, mon cher ami, в этом дворе вы увидите кое-что любопытное…

Заинтересованный Виньи, выглянув в распахнутое окно, стал рассматривать в соседнем дворе дорожную карету, которая была вся в грязи и пыли. Ничего не понимая, он вопросительно взглянул на Гюдена.

– Бальзак. Он только что приехал со своей московиткой, – ответил, усмехнувшись на немой вопрос товарища, Гюден.

– Странно, – пожал плечами Виньи. – Я всегда считал, что его русская – всего лишь выдумка. Надо же, она, оказывается, настоящая…

В тот момент, когда Бальзак-Император ввёл Принцессу в свой Замок, он совсем не догадывался, что для него начался новый отсчёт. То будут сто «императорских» дней. Сто дней до гибели.

Иллюзия безоблачного счастья рушилась буквально на глазах. Оно, это его счастье, не стесняясь, утекало сквозь пальцы. Бальзак даже не чувствовал тяжести шагреневой тряпки – она просто растаяла, выпорхнув вслед за случайной бабочкой на зов ночного светлячка…