Песня длиною в жизнь

ГЛАВА 17

Лион

Афиши в витринах рядом со стеклянными дверями «Зала Рамо»[52] объявляли о предстоящем концерте. Эдит попросила Луи объяснить организатору, что имя Ива должно быть напечатано так же крупно, как и ее. Она настаивала на этом не только из-за уверенности Ива в его популярности в Лионе. Ей хотелось доставить удовольствие своему любовнику, коллеге и ученику, дать ему ощущение равенства. Таким образом она надеялась подарить ему уверенность в себе, в которой так нуждалась его чуткая душа артиста и которая способствовала бы его удачному выступлению. Но, стоя рядом с Ивом у музыкального театра под красивым стеклянным навесом в стиле модерн и рассматривая рекламу, Эдит почувствовала, как оптимизм покидает его.

— Монтант, — выдохнул он. — Здесь написано «Монтант», с «т»![53]

Он ссутулился и словно бы дрожал. Возможно, так оно и было, ведь его очень расстроила эта ошибка.

— А я думал, что не чужой в этом городе.

— Просто наборщик в типографии о тебе еще не слышал.

Он печально покачал головой.

— Знаешь, я всегда мечтал стать артистом. Хотел видеть свое имя на плакатах, слышать аплодисменты публики, быть кем-то большим, чем просто малоизвестным певцом.

— Это наша общая мечта. — Она повернулась к нему лицом и взяла его за предплечья. Она часто так поступала перед выступлениями Ива. Сейчас ей пришлось крепко сжать пальцы, чтобы ощутить его тело сквозь толстую шерстяную ткань пальто. С одной стороны, она чувствовала свою беспомощность, с другой — особенную близость с Ивом, потому что мечта об успехе объединила их больше, чем что-либо еще.

— Ты и я. Я и ты. Это наша жизнь.

— Фамилию отличного шансонье не пишут с ошибкой…

Она подхватила его под руку и осторожно оттащила от афиш.

— Пойдем, Ив Монтан, в гостиницу и отдохнем немного перед выступлением. Сегодня вечером ты покажешь всем, что твоя фамилия пишется с «д». Ты станешь звездой, которой всегда хотел быть.

Край шляпы отбрасывал тень на его глаза, но Эдит увидела, как они вспыхнули.

— Ты веришь в меня, правда?

— Да. Всегда. Снова и снова. И это не зависит от наличия или отсутствия «д».

— Я люблю тебя, Эдит.

Ее сердце замерло от счастья. Но через мгновение она сумела приглушить радость от его слов. Перед ней был шансонье, жаждущий славы и чувствовавший, что его понимает только его учительница. Он был благодарен за поддержку. Откуда ей знать, относится ли его любовь и к той бедной девушке с улицы, которая все еще жила в ней? Той, которую в детстве лишили любви и которая до сих пор боялась даже подумать о возможности счастья с другим человеком. Эдит не могла оценить любви, направленной на нее. По крайней мере, если речь шла о ней как о женщине, а не как о певице. Поэтому она просто прижалась к Иву, но не сказала, что тоже любит его.

Они шли по рю де ла Мартиньер обратно в свой отель. Сначала просто медленно брели вдоль прекрасных фасадов зданий в стиле модерн, между группами молодежи, выходящими из лицея, потом терпеливо подождали на углу улицы, пока мимо с грохотом проедет фургон.

В какой-то момент оба заметили, что двигаются синхронно. Шаг за шагом. Сначала правой ногой, затем левой. Вдруг Ив сделал выпад и, как во время исполнения степа, стукнул по тротуару носком ботинка, затем каблуком. Она, смеясь, отпустила его и закружилась в пируэтах, пока он не поймал ее и крепко не прижал к себе.

Начался дождь. Не тот мелкий дождичек, который они знали по Парижу, — за воротники полились тяжелые струи воды. Ив схватил Эдит за руку, и они побежали к отелю через все усиливающуюся непогоду, перепрыгивая через лужи и небрежно расталкивая других прохожих. Лишь только они добрались до места, с неба хлынул настоящий ливень, мгновенно превратив улицу в бурный ручей. В фойе Ив отпустил ее руку и остановился у входа, чтобы отряхнуть шляпу.

Между тем Эдит заметила знакомую фигуру человека, который сидел в кресле недалеко от стойки регистрации и просматривал газету. Выглядел он безупречно и, похоже, нисколько не устал за время, безусловно, непростой поездки сюда. Он не сообщил заранее о своем приезде и определенно ожидал, что его появление обрадует Эдит. Все еще находящаяся под впечатлением от разговора с Ивом, задыхающаяся и полностью промокшая после пробежки под дождем, она попыталась собраться с силами. Она уже открыла рот, чтобы поприветствовать Анри, когда он поднял голову.

— Эдит! — Он вскочил, швырнул газету в кресло и бросился к ней. — Моя Малышка!

Он обнял ее, как только что обнимал другой.

— Ты промокнешь, — предупредила она, мягко отталкивая его от себя. — Что ты здесь делаешь, Анри? Я не ожидала, что ты приедешь.

— Я смог освободиться на несколько дней. Теперь я здесь и полностью твой, моя Малышка. — Анри смотрел на нее как кот, только что опустошивший горшок со сливками.

— Привет, Анри, — раздался голос Ива за спиной Эдит. В нем слышались удивление и подавленная ярость. — Что ты делаешь в Лионе?

Анри рассмеялся.

— Например, читаю газету, друг мой. — Он нагнулся, поднял ее с кресла и перелистнул страницы в поисках какой-то статьи. — В ней что-то написано о вашем сегодняшнем концерте. Подождите-ка…

Эдит терпеливо стояла перед Анри, Ив — на шаг позади нее. Она не повернулась к Иву, поскольку и так ясно понимала вопросы, с которыми он молча обращался к ней. Но здесь и сейчас ей не хотелось устраивать Анри сцену. Она не стала бы посылать его в Париж к жене, потому что в ее жизни появился другой мужчина. Такая ссора непременно испортила бы ей настроение. А ей этого точно не хотелось. Иву придется потерпеть. В конце концов, что такое один вечер? У них во время турне будет еще много совместных недель.

— Здесь написано, — Анри указал на статью, — «Поет Эдит Пиаф, стихи — Анри Конте…» — На его лице расцвела улыбка. — «Ив Монтант, известный исполнением песен прерий Дикого Запада, представит свою новую программу». Ив, почему твою фамилию пишут в Лионе с «т»?

Изобразив искреннее изумление, он переводил взгляд с Эдит на Ива и обратно.

— Оставь меня в покое! — прорычал Монтан. Без дальнейших объяснений он ринулся к лестнице, перескочил через первые две ступеньки, но потом вернулся и направился к регистрационной стойке. Очевидно, забыл взять ключ от своего номера. Взяв ключ, он понесся, на этот раз без остановки, на верхний этаж. Оглядываться на Эдит и Анри он не стал.

Анри, покачивая головой, смотрел ему вслед.

— Ну и что ты в нем нашла?

— «Д» в конце его фамилии, — лаконично ответила она.

Ив был прав: публика в Лионе действительно его знала. Примерно полторы тысячи зрителей, пришедших на концерт, ожидали веселого исполнителя американских и деревенских песен. Когда он стал петь свои новые шансоны, по толпе пробежал ропот. Мелодии были не менее зажигательными, чем привычные шлягеры, но люди хотели услышать совсем другие песни. Настроение в зале переменилось. И, конечно, на сцене он сразу почувствовал эту сдержанную реакцию. Вместо того чтобы продолжать двигаться элегантно и гибко, он стал совершенно зажатым и неуклюжим.

Эдит стояла с Луи, Симоной и Анри у аварийного выхода в конце партера и не знала, куда девать руки. Вначале держала кулаки за Ива, но потом ее охватило отчаяние.

Когда он исполнил шансон «У нее», который она написала для влюбленной пары, для него и для себя, по залу пронеслось угрюмое бормотание.

Истолковать его было несложно: спасибо, больше не надо.

— Они хлопают кончиками пальцев, — шепнул ей Анри.

Эдит была вне себя от гнева и сострадания: невозможно поверить, они хотят вернуть старого Монтана, они хотят посредственности!

— Новый Монтан еще слишком новый, — вслух подумал Лулу.

Эдит молча покачала головой.

На самом деле это действительно было одно из худших выступлений Ива, которое видела и слышала сама Эдит. Но такая реакция публики на его программу была чрезмерной. Это явное недружелюбие к артисту обидело ее. Он заслуживал гораздо большего признания. Его песни были выдающимися, а выступление в целом хорошим, хотя и не идеальным. Она понимала, что тоже виновата в его неудаче. Она сделала своему ревнивому молодому любовнику очень больно, разделив ложе с Анри сегодня ночью. Но она чувствовала, что следует преподать Иву урок: он должен научиться оставлять свою личную жизнь в гардеробе, как пальто. Ей не было места на сцене, как повседневной одежде. Там он должен быть кем-то другим и забыть все, что происходит за кулисами. Только так можно стать по-настоящему великим артистом.

Но его выступление и реакция на него разбили ей сердце.

— Я больше не могу так, — прошептала она и стремительно вышла из комнаты.

Симона поспешила за ней.

— Куда ты идешь? — крикнула она, когда догнала Эдит в коридоре.

— В мою гримерку. — Эдит не остановилась, а решительно зашагала дальше.

— Куда? Тебе следует быть рядом с ним в такие моменты.

Эдит остановилась и повернулась к Симоне. Переживания, вызванные непониманием публики, неожиданным визитом Анри и чувствами Ива, сдавили ее железной рукой. Ее начало охватывать раскаяние, на смену логике пришли чувства — и нервы не выдержали.

— Чего ты хочешь? — закричала Эдит. — Я что, должна бежать на сцену и утешать его у всех на глазах? Он никогда не простит мне этого.

Симона глубоко вздохнула. Она открыла рот, но не успела что-то сказать, как Эдит продолжила:

— Он не тряпка, Момона. Если он не сможет принять неизбежность поражений и захочет все бросить, он это сделает. Я ничего не могу тут изменить.

Едва озвучив эту возможность, она поняла, что ее беспокойство связано не только с выступлением Ива, но и с его реакцией на присутствие Анри. Как она справится, если Ив ее бросит? Ее одолели тревожные мысли: возможно, она слишком долго играла с ним. Это следовало прекратить. Ей стало дурно. Она оперлась рукой о стену.

— Я просто имею в виду, что ты должна подождать его за кулисами, — спокойно ответила Симона. — Когда он выйдет, то будет нуждаться только в тебе.

Признав правоту подруги, Эдит все же нервно фыркнула и отвернулась от нее. Она передернула плечами, будто стряхивая с себя ношу, но чем ближе подходила к выходу на сцену, тем яснее ей становилось, что Симона права. Это был ее долг не только как любовницы, но и как наставницы. Когда публика отпустила Ива Монтана вежливыми, но сдержанными аплодисментами, Эдит, скрытая занавесом, уже ждала его у выхода со сцены.

Скромные аплодисменты продемонстрировали более чем очевидный провал. Ей не нужно было видеть зрителей, чтобы знать, как они с недовольными лицами хлопают в ладоши исключительно из милости и в это же время прокручивают в уме цену билета на выступление, которое им не понравилось. Ладно, в конце концов, главный аттракцион еще впереди. Она их покорит, в этом Эдит была уверена. Как была уверена всегда, с тех пор, когда Раймон Ассо вывел ее, совсем еще молодую, на сцену АВС, а она, смущаясь, делала единственное, что действительно умела, — пела. Эдит не пришлось потерпеть неудач, подобных той, которую испытал Ив Монтан. Ее поражения были связаны скорее с человеческой природой. Невольно она вспомнила об Андре, которая в Париже ожидала вызова в комиссию в качестве свидетеля.