Песня длиною в жизнь

ГЛАВА 6

— Это фантастика! — ликовал Луи. — Здесь, в Париже, у вас каждый вечер аншлаг и выступления проходят лучше, чем когда-либо.

— Это наш первый совместный с Ивом тур, — задумчиво проговорила Эдит. Она лежала на канапе в своем гостиничном номере, размышляя об эстрадных песнях и, в частности, о музыке, которая им соответствует. Мелодии часто придавалось меньшее значение, чем тексту. Этого она не понимала и не принимала, потому что, по ее мнению, музыка и слова должны составлять единое целое. Шансон о счастливой влюбленной паре не может звучать под мелодию, полную драматизма.

— Я просто хотел сказать, что билеты на ваш первый концерт в Виллербане[74] уже распроданы, а до тридцатого марта осталось еще десять дней. Кроме того, люди, занятые организацией концертов в других городах, рассказывают, что уже сделали кассу. А в Марселе билеты на двенадцать выступлений уже сейчас продаются с пометкой, что рекомендуется делать предварительные заказы. Эдит, это здорово!

— Да. Конечно.

Она прервала размышления, заставив себя сосредоточиться на том, что говорил Луи. Он сидел в кресле у окна и просматривал расписание турне, которое Эдит и Ив решили устроить после выступления в «Казино Монпарнас».

От пригорода Лиона Виллербана они собирались проехать с концертами по югу Франции и завершить тур в начале июня в Бордо.

— Ив каждый раз начинает наше выступление, — вздохнула она. — А я заканчиваю программу, это крест, который я должна нести до конца.

Луи недоуменно посмотрел на нее.

— Ты больше не хочешь выступать с ним вместе?

— Конечно, хочу. — Она улыбнулась, вспомнив его руки, которые ласкали ее сегодня ночью, его губы, которые она целовала, его тепло, которое ее окружало. — Хочу. Но иногда мне кажется, что этот лев однажды меня съест. Его харизма невероятна.

«Не только на сцене, — добавила она про себя, — он ведет себя так же в моей постели. Он многому научился за это время, во всех смыслах».

— Это ты его научила, Эдит.

Она усмехнулась.

— Я никогда не думала, что смогу быть настолько хорошим учителем.

— Если ты хочешь выступить сольно, просто скажи мне об этом.

Она выпрямилась и закинула ногу на ногу.

— Я сделаю это, когда придет время, Лулу. Но до тех пор я хочу попробовать кое-что другое.

— Могу я спросить…

— Ты уже делаешь это, — прервала она его насмешливо. — Да, ты можешь спросить, Лулу, и я отвечу. Я хочу сочинить песню.

Луи от удивления широко открыл глаза, он был ошеломлен.

— Судя по твоей реакции, мне не стоит надеяться, что руководство SACEM признает меня композитором. Сначала они не хотели признавать меня как поэта. Думаю, в качестве композитора мне будет еще сложнее получить разрешение.

— Это… для меня сюрприз, — пробормотал Луи. — И что же за песни… ты хочешь сочинять?

— Пока только одну, — она встала так, будто находилась перед залом с сотнями зрителей. Ей понадобилось некоторое время, чтобы сосредоточиться — ведь исполнение должно быть безупречным. И вот Эдит стала напевать мелодию, которая крутилась у нее в голове уже несколько недель. Это была очень запоминающаяся музыка, которую невозможно забыть, несмотря на все усилия. Эдит была уверена, что никогда раньше не слышала эту песню. Минорная мелодия, которая так хорошо сочетается со словами любви, ничего драматичного, просто песенка, которая должна найти свое место в каждом сердце и сделать людей счастливее.

Поскольку текста к этой мелодии еще не было, Эдит просто напевала: «Ла… лала-ла… лала…». Когда она замолчала, а это произошло очень быстро, поскольку еще не было придумано ничего, кроме припева, она с надеждой посмотрела на Луи. Замерев на некоторое время, она спросила взволнованно:

— Что ты на это скажешь?

Он зааплодировал.

— Звучит очень мило.

— Мило? Ты что же, пытаешься меня утешить? — Обычно Эдит с юмором относилась к критике, но в данном случае ей хотелось именно одобрения. — «Милый» — это унизительный эпитет для чего-то незначительного. — Она раздраженно топнула ногой.

— Но ведь песня еще не закончена? Может, тебе стоит поговорить об этом с музыкантами? Эдит, идея действительно хороша… очень хороша, — Луи ободряюще улыбнулся ей. — Ты уже спела ее Иву?

Она покачала головой. Ей пришло в голову, что это действительно странно: не поделиться с любимым мужчиной подобной идеей. Образ Ива всплывал в ее сознании каждый раз, когда она мысленно напевала именно эту последовательность нот. Если она когда-нибудь превратится в настоящий шансон, то, несомненно, он станет ее песней, песней Эдит и Ива. Но пока ему лучше ни о чем не знать. Он, вероятно, сочтет, что ее амбиции немыслимы.

— Лулу, забудь об этом, — она в изнеможении откинулась на диван. — Давай еще раз поговорим о датах. Что у нас по программе после тура? Я хочу, чтобы мы с ним пели везде, где только можно! Мы должны выступать не только в больших музыкальных театрах, но и в маленьких варьете, и в ночных клубах. Иву надо попробовать все это. Я хочу, чтобы он научился выступать на самых разных сценах.

Она говорила и говорила, но только для того, чтобы скрыть свое разочарование из-за отсутствия энтузиазма у Луи. Ей никогда не приходило в голову, что придуманная ею мелодия может оказаться не такой уж и хорошей, как она думала. Эдит искренне считала, что из песни Эдит и Ива получится нечто особенное.

С тех пор как Эдит вместе с Раймоном Ассо впервые побывала в гостях Маргерит Монно, квартира, где обитала пианистка, стала для певицы райским уголком. Обстановка была необыкновенно удобной и современной, повсюду царил порядок, каждая со вкусом подобранная безделушка лежала на своем месте на комоде или на полках, картины висели прямо и как раз в нужных местах, ни намека на пыль, все сияло и блестело. У Эдит всегда все было иначе. Причиной тому были неприкаянные детство и юность, где не было места домашнему уюту. Позже Эдит жила в постоянно меняющихся гостиничных номерах. Лишь сойдясь с Полем[75], она переехала в настоящий дом. Но и там именно голос Поля был решающим, а Эдит чувствовала себя крайне скованной, даже в общении с нанятым им персоналом. Когда они с Симоной оказались в апартаментах в доме мадам Билли, не отличавшемся хорошей репутацией, но расположенном на шикарной улице Вильжюст, там довольно быстро воцарился такой хаос, что Анри временами отказывался даже переступать порог. Фактически Эдит не имела понятия, как обставлять квартиру и содержать ее в чистоте. Тем большее впечатление производило на нее жилище Гиты.

— Ты как раз вовремя. — Маргерит поцеловала Эдит в обе щеки. — Я как раз только что закончила писать песню для твоего нового фильма. Анри прислал мне текст, и я сразу же приступила к работе.

— О! — произнесла Эдит несколько неуверенно.

Следует ли ей сначала попросить Маргерит сыграть для нее эту новую композицию? Было бы несколько грубо проявить невнимание к ее новой работе. Но ей не терпелось поделиться собственным творением. Несмотря на доводы внутреннего голоса, Эдит решила действовать.

— Слушай, я не знаю, как и сказать, но я хочу спросить у тебя кое о чем, не имеющем ничего общего с песнями о любви.

— Спрашивай меня о чем угодно. Ты же это знаешь. Но для начала все же зайди в дом.

Нежно, но настойчиво Гита направила ее в сторону музыкальной гостиной, где Эдит встала у рояля, вместо того чтобы сесть в одно из кресел, стоявших у окна.

— Хочешь чего-нибудь выпить, прежде чем задать мне вопрос?

— Нет. Не сейчас.

Эдит сама сняла пальто, поскольку хозяйка забыла ей помочь, и небрежно бросила его на стул. Она улыбнулась, набираясь смелости, чтобы все рассказать.

— В моей голове уже давно звучит одна мелодия. К ней пока не написана ни одна строчка, но стихи обязательно будут. Потому что, когда я слышу музыку, как правило, на ум приходят и стихи. В моей голове все формируется одновременно. — В подтверждение своих слов она постучала себе по лбу. — Как ты думаешь, я могла бы попробовать написать песню?

В свете торшера светлые волосы Гиты казались окруженными ореолом. Ее ангельское лицо сияло.

— Почему бы и нет, Малышка? Попробуй! Я помогу тебе.

Эдит показалось, что с ее плеч свалился груз. Она и сама не знала, как объяснить охватившую ее застенчивость. Как глупо было думать, что Гита откажется ее выслушать.

— Можно присесть? — спросила она, указывая на табурет перед фортепиано. — Я бы хотела сыграть тебе то, что я придумала.

— Начинай.

Маргерит оперлась о фортепиано, а Эдит заняла свое место. Взгляд Эдит задержался на пюпитре, к которому были прислонены бумаги, сплошь исписанные текстом, рядом лежали ноты. Крышка инструмента не была закрыта. Стало быть, Маргерит только что работала, и ее отвлекло лишь появление Эдит.

Эдит положила руки на клавиши, как это делала много раз с момента их первой встречи. На один краткий миг она понадеялась, что Гита положит свои руки на ее и заиграет, как она это когда-то делала. Но на этот раз речь шла о ее собственном произведении. Ее первая композиция! Которую она создала сама! Песня, музыку к которой написала Эдит Пиаф, к которой она хочет написать текст и которую, конечно, однажды споет. Она была одним целым с этим шансоном. Она была им, а он был ею. Замечательное ощущение!

Она смело изобразила первые такты, которые звучали у нее в голове. Она сыграла свою короткую мелодию, которая, конечно, нуждалась в доработке, но уже была такой же нежной, как легкий ветер над весенней Нормандией, когда он пролетает над яблоневым цветом. Чем дольше она развивала музыкальную тему, тем больше появлялось вариаций. Как будто от нее ничего не зависело, а мелодия просто жила на кончиках ее пальцев. Пораженная своими ощущениями, Эдит подняла голову. Она глубоко вздохнула и сложила руки на коленях, приготовившись выслушать вердикт своей подруги.

— Что скажешь?

Гита покачала головой.

— Я ничего не чувствую.

— Как это? Тебе не понравилось?

— Даже не так. Я не могу сказать тебе, хорошо это или плохо. Я просто ничего не чувствую в связи с этой мелодией. А как обстоят дела с текстом?

— Пока он не готов, — проговорила Эдит необычайно слабым голосом. Она была ошеломлена. Как могла Гита не почувствовать песню, которая исходит прямо из сердца Эдит? Крошечный луч надежды еще светился в ней, когда она добавила:

— Мы все взволнованы той свободой, которая началась для нас после освобождения, поэтому на ум приходят слова «жизнь прекрасна» или «все вокруг в розовом цвете…»

— Все вокруг в розовом цвете? — нахмурилась Гита.

— Возможно, здесь больше подойдет слово «жизнь», так что пусть это звучит так: «жизнь в розовом цвете», — торопливо предложила Эдит.

— Этот текст… — проговорила Гита, но вдруг замолчала и задумчиво погладила полированное дерево рояля. Очевидно, она искала подходящее слово. Эдит ждала. Ее сердце билось так сильно, что его удары отдавались где-то в горле.

— Нет, — с необычной для себя строгостью заключила композитор. — Это нехорошо. Как бы написанное в итоге ни называлось, это не твой шансон. Признайся, ты бы никогда не спела эту песню, если бы ее сочинила не ты, а кто-то другой. Она такая… слащавая. И слова немного безвкусные. Нет, Малышка, поверь мне, это не для тебя.