Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»

Г. И. Куницын уверяет, что в приватных разговорах его тогдашний друг А. Н. Яковлев не раз выказывал позитивное отношение к А. Н. Шелепину, отмечал его деловые качества, а в ответ на упреки, что бывший комсомольский вождь и глава КГБ тяготеет к сталинизму, отвечал так: «Это уже прошлое. На самом деле Шелепин — демократ и хочет внедрить у нас двухпартийную систему»[85].

Что же касается амбиций Шелепина, то о них с разной степенью уверенности пишут многие современные историки. Конечно, на фоне старцев и партбюрократов Александр Николаевич Шелепин действительно выделялся и своей энергией, и желанием перемен, он часто играл «не по правилам», а потому рано или поздно был обречен.

Куницын обращается к бывшему другу в своих «Девяти письмах»: «Постепенно все вы оказались в объективе брежневского наблюдения. И началось мягкое удушение всей вашей группы, поставившей на Шелепина»[86].

А вот как об этом «удушении» вспоминал Н. Н. Месяцев, отправленный с должности главы Гостелерадио послом в Австралию:

Первым убрали с поста первого секретаря МГК КПСС Николая Егорычева после его критического выступления на Пленуме Центрального комитета партии. Потом Владимира Семичастного — с должности председателя Комитета государственной безопасности СССР. Затем весной и летом 1970 года были освобождены Владимир Степаков, заведующий Отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС, Василий Толстиков, первый секретарь Ленинградского обкома и горкома КПСС, Василий Дрозденко, член Политбюро, секретарь ЦК компартии Украины, Николай Родионов, первый секретарь Челябинского обкома КПСС, Каюм Муртазаев, секретарь Бухарского обкома ЦК компартии Узбекистана, Георгий Тер-Газарянц, секретарь ЦК компартии Армении, Дмитрий Горюнов — генеральный директор Телеграфного агентства Советского Союза, Вадим Тикунов, министр охраны общественного порядка РСФСР, Борис Бурков — председатель правления Агентства печати «Новости», Рафик Нишанов — секретарь ЦК компартии Узбекистана. В апреле 1970 года от обязанностей председателя Комитета по телевидению и радиовещанию был освобожден и я. Несколько позже был выведен из состава Политбюро ЦК КПСС Александр Шелепин[87].

Трудно сказать, представляли ли «железный Шурик» и его «комсомольцы» реальную опасность для Брежнева, но очевидно одно: это была некая, хоть и не оформленная формально, группа единомышленников, которые по-своему видели пути решения важных экономических и политических проблем. А как мы знаем, всякую фракционность или даже подозрение в этом «грехе» партия беспощадно искореняла.

В отличие от самого Яковлева, который до последнего считал и везде подчеркивал, что та злополучная статья стала причиной его опалы, Г. И. Куницын категоричен в своем утверждении: публикация в «ЛГ» никоим образом не связана с канадской ссылкой Александра Николаевича.

Есть и другие версии.

Так, ветеран Агитпропа Наиль Биккенин тоже был убежден, что Яковлева отправили в послы вовсе не за публикацию в «Литгазете», та послужила лишь поводом. Он стал раздражать некоторых секретарей ЦК из-за того, что постоянно залезал на чужую делянку, пытался заниматься внешнеполитической пропагандой, считая ее частью пропаганды вообще, то есть прерогативой своего отдела. Это не нравилось секретарю ЦК по международным делам Пономареву, а статья в «Литературке» не понравилась Полянскому и Кириленко. Другими словами, там сошлись интересы сразу нескольких групп, их жертвой и стал Яковлев[88].

Что касается тяги нашего героя к международным делам, то она и вправду имела место. Рассказывая о том, как он уходил на учебу в аспирантуру АОН при ЦК КПСС, Яковлев отмечал, что упорно просился определить его именно на ту кафедру, которая занималась вопросами международной политики. Его сначала сватали на кафедру истории партии, а он видел себя в будущем специалистом по иностранным делам.

Следующая версия принадлежит Анатолию Черняеву и изложена в его дневниках.

10 апреля 1973 года он делает такую запись:

Еще о Яковлеве. Говорят, что вовсе и не статья в «Литературке» — причина. Так… повод. Главное, что «неправильно» обеспечивал «подачу» Брежнева в нашей пропаганде. Недостаточно развертывал эту тему, даже сдерживал[89].

6 мая того же 1973 года Черняев вновь возвращается к истории с увольнением:

Забегал ко мне Брутенц, рассказывал со слов Гаврилова (помощник Демичева) следующее: Яковлева сняли по прямому указанию Брежнева, который после Секретариата, где постановили не снимать (за статью), вызвал к себе «химика» и жучил его в течение часа. Тот пришел красно-белый и весь день потом никого к себе не пускал. На другой день подготовил «выписку» о назначении Яковлева послом в Канаду. […] Причина, по словам Гаврилова, — в нежелании Яковлева понять, чего от него хотели, а хотели от него «концентрации пропаганды на одном лице». […] На него жаловался Замятин, что, мол, «зажимает», то есть не дает развернуть славословие[90].

Тут надо пояснить, «ху из ху». Карен Брутенц — первый заместитель заведующего Международным отделом ЦК. Петр Демичев — секретарь ЦК, курировавший вопросы идеологии и культуры. «Химик» — такое прозвище укрепилось за ним с подачи театрального режиссера Ю. П. Любимова: имелось в виду, что по своему образованию Демичев был выпускником химического вуза, а по своим повадкам часто «химичил», то есть интриговал. Леонид Замятин — тогда генеральный директор ТАСС, а впоследствии зав. Отделом международной информации ЦК КПСС — этот отдел был создан именно для того, чтобы должным образом подавать миру образ вождя. Под «славословием» как раз и имелось в виду прославление генерального секретаря Л. И. Брежнева. Леонид Митрофанович Замятин, и будучи на должности гендиректора ТАСС, и возглавив затем Отдел международной информации, «славословие» развернул по полной программе.

Да, версия, безусловно, заслуживающая внимания хотя бы потому, что именно с начала 70-х годов начинается невиданная кампания по возвеличиванию Леонида Ильича, а все, кто хоть как-то вставал на пути этого процесса, подлежали обструкции.

Есть в дневниках А. Черняева и еще одна запись, отсылающая нас к тем причинам, которыми руководствовались сильные мира сего, отправляя Яковлева в Канаду. Запись эта сделана гораздо позже — 22 февраля 1986 года. В тот день к Черняеву зашел Александр Бовин, вечный цековский бонвиван, фрондер, любитель женщин, шампанского и заграничных поездок. Бовина время от времени за разные шалости изгоняли из аппарата, но каждый раз он возвращался на Старую площадь: помогали высокопоставленные друзья, а начальники помнили о том, что Александр Евгеньевич имел талант лучше других писать речи для генерального секретаря.

При Горбачеве звезда Бовина закатилась в очередной раз, потому-то он и пришел за поддержкой к старому другу Черняеву. И вот что тот пишет об этом визите:

Был Бовин. Тут действительно драма. Всю свою политическую карьеру он боролся за то, чтобы наступило время, которое теперь наступило. И как раз в это время его задвинули. Именно — при Горбачеве. Он сваливает все на Яковлева. Два мотива у него:

во-первых, Бовин, оказывается, был причастен к высылке Яковлева в Канаду. Яковлев как-то сказал Бовину и Арбатову: зачем вы стараетесь для Брежнева, хотите эту серость в культ превратить?! И только вчера Бовин сам признался, что он «довел» (это высказывание) до сведения;

во-вторых, еврейское самомнение: «рядом со мной (Бовиным!) Сашка (Яковлев) побледнеет в глазах Генерального сразу!»[91]

Если это правда, если Бовин действительно «довел» нелицеприятное высказывание своего коллеги о Брежневе, то понятной становится «высылка Яковлева в Канаду».

Александр Евгеньевич Бовин долгое время был любимым «речеписцем» генсека Л. И. Брежнева. [РИА Новости]

Другой близкий к трону человек — Виталий Игнатенко, работавший в 70-е и 80-е годы как раз в том отделе ЦК, который был создан специально для прославления генсека на международной арене, а на закате перестройки ставший пресс-секретарем президента СССР, придерживается «классической» версии, считает, что Александр Николаевич пострадал именно из-за статьи в «ЛГ»:

Да, пострадал он только из-за этой статьи — «Против антиисторизма». Шел с открытым забралом, считал, что наступило время говорить правду. Ну и высказался на всю катушку. Были, вероятно, и другие варианты высказаться: в чей-то доклад включить, в сборнике опубликовать, закрытым письмом оформить… Но просчитался. Суслов решил по-другому…

— Суслов? Но ведь нет никаких следов вмешательства Суслова в ту давнюю историю. Там многие отметились, но только не «серый кардинал».

— Это была его тактика — действовать из-за кулис. Ну кто мог развернуть войну на идеологической поляне без согласия Суслова?[92]

Писатель Анатолий Салуцкий в 2002 году опубликовал в «Литературке» статью под заголовком «Эволюция или мутация: К 30-летию статьи А. Яковлева „Против антиисторизма“». В ней он тоже пытается ответить на вопрос: зачем тридцать лет назад благополучный и перспективный партработник рискнул вызвать гнев своего начальства? «После диссидентских процессов конца 60-х годов обстановка в среде творческой интеллигенции постепенно начала успокаиваться, — вспоминает этот ветеран писательского цеха. — Прения „западников“ и „почвенников“ перешли в рутинную фазу, перестали чрезмерно будоражить общество. Андропов, надзиравший за процессами в среде интеллигенции, докладывал о нормализации. И в этот-то момент вдруг появилась не санкционированная Политбюро статья Яковлева, вызвавшая взрыв общественно-политических страстей. У членов ПБ, в том числе у Андропова, возник естественный вопрос: „Зачем Яковлев выступил со столь радикальной статьей, резко обострившей раздоры в среде интеллигенции?“ По сути, ответом на этот вопрос и стало увольнение ее автора из ЦК. Не исключено также, что именно с того момента отношения Яковлева и КГБ испортились»[93].

Далее Салуцкий приходит к такому выводу. Не какие-то глубинные идеологические убеждения, а личные качества Яковлева, его «пассионарность», стремление везде и всегда искать бурю и сеять бурю толкнули Александра Николаевича на написание статьи: «Яковлев в то время не удержался от соблазна взорвать начинавшую успокаиваться литературно-общественную среду. Не думая ни о последствиях для этой среды и для себя лично, ни о „последствиях лет и времен“. Так бывает с неуемными людьми, пришедшими во власть. На наше несчастье».

Вывод скорее спорный, чем интересный. Вот о чем Яковлев уж точно не думал — так это о том, чтобы «взорвать литературно-общественную среду». Привлечь внимание к очевидной и острой проблеме — да. Обозначить себя как верного ленинца-интернационалиста — возможно. Заработать очки у руководства — может быть. И уж, конечно, о последствиях он думал, не мог не думать. Другое дело, что просчитался.

Сам Яковлев так вспоминал о своем превращении из партаппаратчика в дипломата:

Брежневу не понравилось то, что статья была опубликована очень близко по времени к его докладу (декабрь 1972 года) о 50-летии образования СССР. Поскольку я участвовал в подготовке этого доклада, то, согласно традиции, не должен был в это время выступать в печати: нельзя было, как говорилось тогда, «растаскивать идеи». Кроме того, секретари ЦК Компартий Украины и Узбекистана Шелест и Рашидов, угодничая, а может быть, и по подсказке сверху, инициировали обращения местных писателей, в которых говорилось, что я «оскорбил старшего брата», обвинив некоторых русских полуполитиков-полуписателей в великодержавном шовинизме и антисемитизме, а также безосновательно упрекнул некоторых писателей из республик в национализме. В то же время я получил более 400 писем в поддержку статьи, их у меня забрал Суслов, но так и не вернул. Куда он их дел, не знаю до сих пор.