Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»

Канаду советские спецслужбы всегда считали очень удобным плацдармом для работы против «главного противника», каким были Соединенные Штаты. Во-первых, там, особенно в предвоенные годы, не было такого жесткого контрразведывательного режима, который царил у соседей. Во-вторых, наличие огромного числа эмигрантов, в том числе из СССР, позволяло легче находить и вербовать агентуру, а также определять на длительное оседание засланных нелегалов.

До поры активность советских спецслужб сходила с рук. Первый гром грянул сразу после завершения войны, когда к канадцам переметнулся наш шифровальщик Игорь Гузенко. Этот человек, как выяснилось, тщательно и давно готовил свое предательство: он сумел получить доступ к сведениям о сотрудниках легальной и нелегальной резидентур не только в Канаде, но и в Великобритании, эти материалы, переданные им канадской контрразведке, стали основанием для целого ряда громких арестов и высылок. Гузенко также раскрыл противнику систему шифрования телеграмм, поведал о том, как осуществляются тайниковые операции, словом, нанес советской разведке существенный урон.

Но и канадцы были в шоке. Премьер Маккензи Кинг, когда узнал о выданных перебежчиком секретах и большом числе советских шпионов, записал в своем дневнике: «Просто удивительно, сколько у них было контактов среди людей, занимающих ключевые позиции в правительстве и промышленных кругах»[106].

Вот с тех пор сотрудники Королевской канадской конной полиции — а именно она тогда осуществляла функции контрразведки — и обложили тотальным контролем наше посольство в Оттаве и заодно представительства всех других советских организаций на территории страны, а регулярные высылки дипломатов, заподозренных в шпионаже, вошли в практику.

Поскольку каждая такая акция сопровождалась шумом в прессе, наносила удар по канадско-советским отношениям, то это всегда вызывало недовольство Москвы, оттуда следовали упреки: «недорабатываете», «не имеете должного влияния» и т. д.

В представлении большинства канадских журналистов посольство СССР в Оттаве было самым настоящим «шпионским гнездом», а все его сотрудники, за исключением посла, только и делали, что вербовали, следили, проводили секретные операции, закладывали тайники, то есть всячески вредили стране пребывания. Во всяком случае, публикации на такие темы регулярно появлялись в прессе.

24 февраля 1976 года посол сообщает в Центр, что он имел беседу с корреспондентом газеты «Ситизен» Патриком Бестом. Канадец якобы вознамерился подготовить статью, направленную против родных спецслужб, нарушающих права иностранных дипломатических представителей, и в частности сотрудников советского посольства. В этой связи корреспондент спросил посла: правда ли, что за некоторыми сотрудниками посольства установлена слежка?

Разумеется, и сам журналист, и Яковлев прекрасно знали ответ на этот вопрос. Но визитер, спрашивая, явно хотел получить какие-то подробности. Зачем? Чтобы заклеймить родную контрразведку? Или, напротив, чтобы поделиться с ней полученной информацией?

Александр Николаевич отреагировал ровно так, как сделал бы на его месте любой другой вышколенный дипломат. Сказал, что не намерен комментировать суть полученного корреспондентом задания, так как это является исключительно внутренним делом самих канадцев. Однако в самой категорической форме попросил журналиста не использовать в этой связи в какой бы то ни было форме упоминания советских учреждений и советских граждан.

Более того, Яковлев добавил, что сам он никакой слежки за собой не отмечал, да и все остальные работники посольства с подобными жалобами к нему не обращались[107].

Лукавил, конечно, Александр Николаевич. Следовал принятым «правилам игры». Потому что и сам он находился под неотступным наблюдением, и за его работниками всегда плотно ходила «наружка». «Проколовшихся» или попавших под подозрение «дипломатов» почти неизбежно ждала высылка из страны.

Всегда ли выгоняли по делу? Не могу этого подтвердить. Были случаи, когда высылали безосновательно, просто так — для обострения обстановки. После каждой высылки недели три-четыре пресса танцевала вокруг советского шпионажа. Все это подхватывали и американские средства массовой информации. Однажды появилась даже телевизионная передача на тему: «В советском посольстве — все работники спецслужб, кроме посла».

Особенно неприятным событием была высылка в 1979 году сразу тринадцати человек. Москва полезла на стенку. Я попросил Трюдо о встрече. Было воскресенье. Принял он меня в своей резиденции. Готовился к какой-то встрече, одевался.

Трюдо, отвечая на мои взволнованные восклицания, уныло произнес:

— Господин посол, возможно, меня обманывают, а возможно, и вас. Посмотрите нашу видеопленку на этот счет.

Это было беспрецедентное предложение. Потом мне рассказывали, что в Москве оно вызвало переполох. Далее Трюдо, улыбаясь, добавил:

— Назовите мне имена, кого мы напрасно высылаем, я немедленно верну их обратно.

— Могу перечислить тринадцать имен.

Трюдо засмеялся:

— Я тоже[108].

Ясно, что посол сам не мог принять предложение о просмотре пленки, снятой канадской контрразведкой. Запросил санкцию у Москвы, там, видимо посоветовавшись с КГБ, ответили: от просмотра воздержаться. Исходили, наверное, из того, что чистый дипломат Яковлев ненароком может узнать шпионские секреты, да еще и будет посвящен в причины провала наших разведчиков. Но поскольку скандал вокруг высылки тринадцати сотрудников посольства разгорелся нешуточный, пресса перемывала косточки всем советским, работавшим в Канаде, то Яковлев направил в Центр еще одну телеграмму — в ней он формулировал предложения, направленные на то, чтобы впредь вывести двусторонние отношения из-под возможных ударов такого рода.

Кроме того, посол в этой сверхсекретной телеграмме передал разговор с помощником Трюдо, который поведал ему немало интересных деталей той шпионской истории. Оказывается, наш разведчик, пытавшийся вербовать канадского контрразведчика, элементарно подставился, поскольку столик в кафе, где они беседовали, был оборудован скрытыми микрофонами. А одна миловидная женщина из посольства СССР, как выяснилось, явно соблазняла видного канадского министра. И еще кучу всяких пикантных подробностей из жизни шпионов сообщил Яковлеву помощник премьера, убедительно попросив умерить активность разведки на канадской территории.

Прошло несколько дней. После одного из рутинных совещаний в посольстве резидент попросил разрешения остаться наедине с послом, чтобы поговорить с глазу на глаз.

— Зря вы это сделали, — сказал он Александру Николаевичу, имея в виду отправку той телеграммы. — Мое руководство, насколько я понял, рассердилось.

— Спасибо за то, что предупредили, — сухо ответил Александр Николаевич.

Еще через неделю ему на стол положили шифровку, подписанную Ю. В. Андроповым. Там говорилось, что посол в Канаде «недооценивает задачи советской разведки на Североамериканском континенте».

Яковлев правильно расценил это как сигнал о предстоящем освобождении его от должности.

Если крупный провал в разведке, все равно виноват посол. Я засобирался домой. Жене сказал, чтобы готовилась. Но телеграммы об отзыве так и не поступило. Секретарь ЦК Борис Пономарев, пролетая позднее на Кубу через Канаду, рассказал мне, что на заседании Политбюро Андропов, докладывая об этом случае, заявил, что посла надо заменить. Но тут бросил реплику Суслов:

— Яковлева послом в Канаду не КГБ направлял.

Этого было достаточно. Суслов тщательно опекал партийную номенклатуру и ревниво относился к вмешательству в ее дела. Андропов, по словам Пономарева, не мог скрыть своей растерянности, плюхнулся в кресло на полуслове. Брежнев промолчал и прекратил прения. Я проработал в Канаде еще пять лет[109].

Еще через год канадцы изрядно пропололи грядку, окучиваемую сотрудниками нашей военной разведки, выслали сразу трех сотрудников аппарата военного атташе (считай — офицеров ГРУ). Ответную меру незамедлительно предприняли и в Москве: там из посольства Канады уволились сразу одиннадцать советских граждан, работавших по контрактам. Ясно, что они уволились не по собственному желанию, а под давлением наших «органов», чтобы хоть как-то насолить Оттаве.

Заместитель министра иностранных дел Дж. Тейлор приглашает к себе Яковлева, и между ними происходит довольно острый разговор. Канадец напирает на то, что высланные офицеры атташата занимались деятельностью, несовместимой с их дипломатическим статусом, а ответная мера Москвы ставит под угрозу само существование дипмиссии и не является справедливой. Кроме того, замминистра язвительно напоминает послу о том, что число работников советского посольства в Оттаве значительно выше, чем число канадцев в их посольстве в Москве.

— Не пора ли нам обсудить справедливые количественные квоты? — спрашивает он.

Яковлеву приходится вертеться:

— Не вижу оснований рассматривать уход нескольких советских граждан, работавших в канадском посольстве, как ответную меру советской стороны. Что касается квот, то количественный состав советского представительства в Канаде, как и канадского в Москве, зависит от объема работы и характера отношений. Однако само по себе введение квот является неприемлемой акцией.

В итоге и дипломат, и заместитель министра сходятся на том, что «продолжение процесса ответных мер и с той, и с другой стороны нежелательно». И расходятся — до следующего инцидента[110].

Другие претензии к послу как официальному представителю Советского Союза у канадских властей возникали, когда в Москве арестовывали очередного «отказника» или диссидента. Яковлеву не раз приходилось объясняться с чиновниками и прессой по поводу суда над Н. Щаранским. Объяснять позицию своего правительства в связи с суровыми мерами, которые Лубянка предпринимала в отношении академика Сахарова.

В Канаде внимательно следят за всеми фактами нарушения прав человека, реагируют на это и в прессе, и на официальном уровне.

Так, 1 февраля 1983 года посол пересылает в МИД СССР письмо Пьера Эллиота Трюдо, адресованное генеральному секретарю ЦК КПСС Ю. В. Андропову. Тот просит проявить милосердие к Анатолию (Натану) Щаранскому, разрешить ему воссоединиться со своей женой.

Москва в ответ рекомендует обратить внимание канадской стороны на факты «грубейшего нарушения прав человека», имеющие место в западных странах. Дескать, «сам дурак». И что было делать совпосольству? Оно в таких случаях обычно передавало эти рекомендации руководству компартии Канады, а в Центр докладывало: в соответствии с полученными указаниями нами развернута широкая пропагандистская кампания…

Вот так и жили. И разве не живем так и по сию пору?

Москва требовала держать под контролем «украинских националистов», в категорию которых автоматически попадали все украинцы, по разным причинам оказавшиеся на территории Канады, а было их тогда около миллиона.

Когда я поближе познакомился с этими «националистами», то оказалось, что их так называемая «антисоветская деятельность» чаще всего выдумывалась нашими спецслужбами. Конгресс многое делал для сохранения украинской культуры на канадской земле. Фестивали культуры были очень интересными. Никакого там национализма и рядом не лежало. Просто люди, тоскуя по Родине, танцевали, водили хороводы, песни пели, читали стихи Шевченко, ставили спектакли на украинском языке. Приходило очень много зрителей, которые сидели, смотрели и слушали, плакали, а не лозунги горланили.