Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»

Вскоре получил телеграмму из ЦК Украины с приглашением на отдых во время очередного отпуска. Поехал. Там состоялась продолжительная беседа с первым секретарем ЦК Украины Щербицким. Мне показалось, что он начал значительно лучше понимать ситуацию с канадскими украинцами, понимать, что агрессивная идеологизация в работе с эмиграцией является ошибкой. В общем, мы нашли общий язык, и с тех пор немножко стало полегче — ни диких указаний, ни невежественных втыков после этого не случалось.

Когда сегодня задаю себе вопрос, как же получилось, что украинский и русский народы стали жить отдельно, тут же вспоминается вот то самое отношение к миллионам зарубежных украинцев, которое культивировалось в моей стране. Вся система партийно-кагэбистского устройства была направлена на то, чтобы не объединять людей, не делать их друзьями, людьми, которые заботятся о своей родне на Украине, а плодить врагов, отталкивая их от общей Родины всеми правдами и неправдами[111].

Но когда канадские официальные лица выдавали черное за белое, требовали от московского посланника «правильно» реагировать на вещи явно непозволительные, Яковлев стоял твердо.

Характерным в этом отношении является его письмо, адресованное лидеру оппозиции Палаты общин Джо Кларку. Канадский политик азартно защищал осужденного советским судом Д. Шумака, представляя его как «диссидента» и «борца за свободу». Яковлев же в своем пространном послании убедительно разоблачал этот миф. Рассказывал о том, как Шумак в первые месяцы войны перебежал на сторону немцев, затем был направлен ими на Украину, воевал в составе частей ОУН, совершил немало кровавых преступлений в отношении мирного населения. В 45-м году был задержан, предан суду, который приговорил этого нацистского преступника к высшей мере наказания, однако затем приговор был смягчен. После досрочного освобождения в 1956 году Шумак не прекратил свою деятельность, направленную против советского государства, призывал к подпольной борьбе за отторжение Украины от СССР, за это его еще дважды арестовывали и осуждали.

«Приходится лишь удивляться, с какой легкостью некоторые политические деятели, в том числе и члены Вашей партии, берутся поучать наше правительство и наш народ, как ему жить и что ему делать, — писал Яковлев канадскому парламентарию. — Ясно, и история это не раз подтвердила, что подобные поучения бесполезны… Мы решительно против того, чтобы вопрос о военных преступниках превращался кем бы то ни было в объект политической игры в целях, далеких от тех, которые закреплены соответствующими международными соглашениями, включая Хельсинкские рекомендации. Мы стоим на позиции глубокого уважения памяти тех, кто погиб в войне против фашизма, в которой, как известно, Советский Союз и Канада сражались вместе»[112].

Посол — человек служивый, целиком зависимый от своих московских начальников. Думать он может все что угодно, а делать обязан то, что скажут.

Однажды приходит указание из Центра: «У вас в Канаде должен быть Солженицын, и есть информация, что его хочет принять премьер-министр. Вам надлежит сделать все, чтобы такая встреча не состоялась или же, если она все-таки состоится, чтобы не имела большого резонанса».

Надо выполнять. Посол звонит своему другу — П. Э. Трюдо: «Есть разговор». Тот, как всегда в подобных случаях, реагирует правильно: «О’кей, жду». Вечером встретились. Яковлев не знал, как ему в приемлемой форме высказать поступивший из Москвы приказ. Ситуация-то деликатная, явно пахнущая вмешательством во внутренние дела страны пребывания. Но Трюдо сам пришел ему на помощь:

— Догадываюсь, с чем ты явился. Конечно, я не могу не принять вашего знаменитого писателя. Но обещаю, что журналистам мы соврем, скажем, что беседа носила чисто протокольный характер и была непродолжительной.

И вот день прилета Солженицына. Я смотрю по телевизору: жуткий снег, Александр Исаевич в странном полушубке, борода заиндевела, а в руках кепка, которой он яростно отмахивается от толпы журналистов, все время повторяя: «Вы хуже КГБ! Вы хуже КГБ!» Уж не знаю, о чем они допытывались, но вот это разгневанное лицо и щемящий фальцет «вы хуже КГБ!» я запомнил.

Вечером звонит помощник Трюдо: «Господин посол. Встреча состоялась, носила формальный характер и продолжалась пятнадцать минут». Я улыбнулся: пусть те, кому положено слушать наш разговор, передадут в Москву — задание выполнено. «Надеюсь, ничего некорректного в адрес Советского Союза сказано не было?» — «Да что Вы, пустой разговор». На следующий день Трюдо с восторгом рассказывал мне о своей полуторачасовой беседе с писателем[113].

Сам Александр Николаевич общался с Солженицыным только раз, в 90-е годы, в бытность свою руководителем «Останкино». Хотел тогда привлечь писателя к сотрудничеству, предлагал ему выступить в эфире с циклом бесед. Александр Исаевич приехал вместе с Натальей Дмитриевной, у них состоялся долгий и непростой разговор. Крепко выпили. А вот во мнениях не сошлись. Солженицын тогда уже ставил во главу угла не демократические ценности, не уважение к человеку, а державность, соборность и все прочее, то, против чего выступал Яковлев.

В другой раз посол отправил «наверх» телеграмму, в которой просил организовать в Торонто вручение золотой звезды Героя Советского Союза жителю Канады Сапрыкину.

Этот человек в годы войны был тяжело ранен и оказался в плену, в госпитале, находившемся на территории Германии. Потом, как это случилось со многими тысячами других красноармейцев, побоялся возвращаться домой, ибо знал о тех репрессиях, которым подвергали пленных органы безопасности. Переехал в Канаду. И там ему на глаза попалась газета, где сообщалось, что Сапрыкин героически сражался с фашистами, погиб, ему посмертно присвоено звание Героя, его именем названа школа в родном селе. Много раз хотел прийти в советское посольство: я жив. Но боялся за судьбу оставшихся в Союзе родственников. И вот однажды на трибуне хоккейного стадиона, услышав русскую речь, подошел к соотечественнику — им оказался сотрудник нашего посольства, — рассказал ему свою историю.

Яковлев понимал, что вручение геройской звезды гражданину Канады может стать громким политическим и нравственным событием, послужить делу сближения стран и народов. Его инициативу поддержали в МИД и в КГБ. Но… вмешался министр обороны Устинов: «Среди пленных героев не бывает. Сообщите вашему Сапрыкину, что он ошибочно попал в списки награжденных».

А как сообщить эту очевидную глупость фронтовику, еле выжившему в пламени той войны, справедливо опасавшемуся сталинского гнева, а теперь поверившему в то, что настали иные времена. Так ничего ему и не сказали. Замяли дело.

Еще одна запись из рабочего дневника посла, она датирована 11 ноября 1980 года: «Принял президента компании „Макдональдс“ Дж. Кохона (в записи беседы — Кохена) по его просьбе»[114].

Это, как покажет скорое будущее, была знаковая встреча, впоследствии, после всяких приключений, она обернется открытием в Москве первого ресторана формата фаст-фуд, а затем целой сети «Макдональдс» по всей России. Но пока Джордж Кохон находится в самом начале тернистого пути, он рассказывает послу о том, что еще в 1979 году в Москве был подписан протокол об открытии нескольких ресторанов быстрого питания на период предстоящих летних Олимпийских игр. К сожалению, тогда по разным причинам проект не состоялся, зато теперь настало время возобновить эти контакты. Канадец хотел бы пригласить в Торонто, где находится головной офис его компании, делегацию из Москвы для ознакомления с деятельностью сети «Макдональдс». Он также готов поехать в СССР для возобновления переговоров с советской стороной.

Посол доброжелательно выслушивает гостя. Ему явно импонирует этот капиталист из Торонто — у него великолепное чувство юмора, он умеет расположить к себе, не скрывает, что приход «Макдональдса» на советский рынок принесет ему хорошую прибыль, но зато и русским это пойдет на пользу.

Джордж дарит послу кучу ярких визиток, которые отпечатаны в виде гамбургера: «Вы предъявляете такую карточку в любом канадском „Макдональдсе“, и вас обслуживают бесплатно». Хлопает посла по плечу: «Следующий визит, Александр, вы должны нанести к нам в Торонто. Обещаю — вам понравится». Потом становится серьезным: «А вы знаете, сколько мы тратим на благотворительность? Например, на поддержку людей с ограниченными возможностями? Миллионы долларов!»

И ведь как в воду глядел этот весельчак. С открытием в нашей столице первого заведения фаст-фуда (это 1990 год) советские люди получили возможность вплотную познакомиться с тем, что такое «капитализм с человеческим лицом». Вместе с гамбургерами и картошкой фри они усваивали азы того, как устроен бизнес, который приносит выгоду его хозяевам и удовольствие потребителям.

К 2022 году по всей России работали 760 ресторанов сети «Макдональдс», а число их посетителей перевалило за пять миллиардов. Возможно, это один из самых впечатляющих примеров взаимовыгодного сотрудничества западного концерна вначале с Советским Союзом, а затем с Россией.

А начиналось все с визита Кохона в наше посольство в ноябре 1980 года. Кстати, и будучи послом, и вернувшись затем домой, Александр Николаевич активно поддерживал желание канадского предпринимателя освоить наш рынок. Тогда, после первой встречи, он послал несколько телеграмм с просьбой поддержать инициативу канадца.

Потом мне стало известно, что в высших сферах разгорелась нешуточная борьба вокруг этого проекта. Председатель исполкома Моссовета Промыслов был «за». Его поддерживал предсовмина Косыгин, но вяло. Против был Гришин — партийный вождь Москвы, его поддерживал Суслов. Кохон затратил миллионы долларов на этот проект. Не один раз хотел бросить затею, но я все время призывал его к терпению, говорил, что в моей стране скоро все изменится, хотя сам в этом еще не был уверен. В конце концов, первый ресторан в Москве был открыт уже во времена перестройки[115].

Впоследствии, в «нулевые» годы, Джордж продал свою долю в ресторанном бизнесе и целиком переключился на продвижение знаменитого цирка «Дю Солей». Да и Яковлев отошел от дел. Однако вплоть до самой кончины Александра Николаевича двух этих людей объединяла дружба, канадец всегда с огромным уважением отзывался об Александре Николаевиче, а бывая в Москве, неизменно находил время, чтобы встретиться с ним. Я это говорю не с чужих слов, поскольку сам близко знал Кохона, не раз приходил в его торонтский офис, а однажды, еще «при советской власти», газета «Правда» опубликовала мою большую статью под заголовком «Герой каптруда» — она целиком была посвящена Джорджу Кохону, его бесконечным затеям и шалостям (он был большой мастак на всякие розыгрыши и проделки), а также философии построенного им большого бизнеса. Не знаю, как сейчас, а в те годы увеличенная копия правдинской полосы с той статьей встречала всякого входящего в музей «Макдональдса», расположенный в их канадской штаб-квартире.

Вадим Бакатин, сохранявший дружеские отношения и с Джорджем, и с Александром, в своих воспоминаниях тоже отмечает: канадец, приезжая в Москву, никогда не упускал возможности встретиться и побеседовать с Яковлевым[116].