Брижит Бардо. Две жизни

Это выдумки. И наглядный пример того, что стоит что-нибудь напечатать, затем перепечатать, и еще раз и еще, и чем чаще вы повторите сплетню, тем охотнее в нее верят.

Был еще и Патрик Жиль, двадцатилетний студент-политолог, который также пару раз снялся вместе с нею в кино. А кроме него, Кристиан Кальт, 30 лет, бармен и бывший инструктор по лыжам, на которого Брижит положила глаз в 1972 году.

Она отдыхала в Мерибеле с Филиппом Летельером, его женой, Жикки и Анной Дюсар, и как-то раз вся их компания отправилась в ресторан, принадлежащий Жаклин Вейсьер, в Куршевель, где тогда работал Кальт. Брижит сразу заметила его за стойкой бара, нашла, что он симпатичный, и поинтересовалась у Жаклин, кто он такой, добавив, что хотела бы с ним познакомиться. Жаклин была вполне согласна с тем, что ее бармен — парень симпатичный, однако напомнила Брижит, что сейчас он находится на работе.

Тогда Брижит предложила, чтобы Жаклин что-нибудь придумала, а сама она снова придет сюда завтра вечером. Выход из положения был найден благодаря Филиппу и Жикки. На следующий день они уже стояли за стойкой бара, а Брижит ужинала с Кристианом Кальтом. Их роман продолжался несколько лет.

Разумеется, очередной любовник тотчас становился газетной сенсацией. Благодаря цветным фотографиям на обложках, еженедельные журналы увеличивали свои тиражи. И каждый новый мужчина в ее жизни, в особенности вереница молоденьких любовников, тотчас согласно «надежным источникам» становился кандидатом в «месье Бардо».

Молодых приятелей Бардо окружала такая необузданная газетная шумиха, что Ольга Хорстиг как-то раз поинтересовалась о них у Брижит, намекая, что некоторые из них — как бы это помягче выразиться — не вызывают особых симпатий. Брижит со всей откровенностью ответила ей: «Мне всегда нравились красивые мальчики. Я становлюсь старше, но мой вкусы остаются прежними. И если мне до сих пор удается соблазнять их, то почему бы нет?»

Разговаривая как-то раз на пляже с Андре Пуссе, Брижит рассказала ему об одной замужней женщине, у которой был роман. Причем муж не только не имел ничего против, но даже имел привычку приглашать любовника жены провести вместе с ними отпуск.

«Это выше моего понимания, — сказала она. — Я просто не понимаю, как у нее получается иметь двух мужчин одновременно, в то время как я порой не способна разобраться с одним».

«Что ж тут удивительного. — отвечал Пуссе. — Неужели ты и впрямь надеешься, что мужик останется с тобой после того, как обнаружил в твоей постели 14 собак?»

Пуссе, часто встречавшийся с ней в эти годы, полагает, что Брижит привыкла обманывать себя. «Нет, не с одним мужчиной, а со всеми ними вместе взятыми. Частично проблема заключалась в том, что, если вы звезда такой величины, как Бардо, вам постоянно приходится спрашивать себя, нужна ли я ему сама по себе или же из-за того, кто я есть?»

Очень часто ответ бывал очевиден.

Спустя десять лет она начнет задаваться вопросом, действительно ли мужчины занимают в ее жизни столь важное место. К тому времени она уже немного научится жить самостоятельно. Возможно, ей это еще не удается до конца, однако она поняла, что нет ничего хорошего в том, чтобы все время опираться на мужчину. «Мужчина — не трость».

Брижит даже готова признать, что некоторые из ее романов были явной ошибкой. «Я порой спала с теми, с кем не следовало. Просто так получилось».

В те дни Брижит была твердо убеждена, что больше не выйдет замуж. По ее словам, она не видела в замужестве особого смысла. В любом случае, трех попыток с нее достаточно, а кроме того, развод — это слишком хлопотно. Но дело в том, что каждый раз, влюбляясь, она мечтала снова выйти замуж. «Если бы я всегда прислушивалась к внутреннему голосу, то побывала бы замужем не менее десяти раз».

И вот теперь, не обремененная никакими заботами, она могла позволить себе влюбиться. Но чего бы она ни искала, к чему бы ни стремилась, судя по всему, ее поиски оставались безуспешными. По крайней мере, среди толпы молодых людей.

Брижит по натуре «fleur bleue». Это значит, что она от природы романтик, а не хищница, что, подобно школьнице, которая влюбилась первый раз в жизни, она робеет и заливается краской.

«В ней особенно трогательно то, — замечает Кристина Гуз-Реналь, — что каждый раз, влюбляясь, она думает, что это навсегда. При этом необходимо понять, что Брижит отнюдь не реалист. Она редко когда спускалась с небес на грешную землю. Может, теперь ей это удастся. Но тогда вряд ли. Большинство ее друзей ужасно переживали за нее, потому что понимали, как она одинока. А еще им было понятно, что до некоторой степени она сама повинна в собственном одиночестве. Она никогда не стремилась удержать подле себя человека — будь то любовник, друг, прислуга или муж».

В моменты крайнего одиночества Брижит плакалась Гуз-Реналь: «Мне не на кого опереться, не от кого ждать поддержки. Я совсем одна».

Гуз-Реналь пыталась поддержать Брижит, когда той бывало невмоготу. Нельзя сказать, чтобы это ей всегда удавалось.

«Моя дружба с ней берет начало в юности. Мы вместе провели наши лучшие годы. И я многим ей обязана. Когда я пришла в кино, Брижит уже была там, а став звездой, выбрала меня. Однако я никогда не стремилась становиться частью ее круга, ее антуража. Когда сердце у Брижит не занято очередным душещипательным романом, она мила, она восхитительна, она просто чудо. И вместе с тем — я говорю это с симпатией — она просто ненормальная. Этакая ходячая инфантильность. Откровенно говоря, ей вряд ли когда-либо довелось испытать настоящую любовь. Правда Вадим занимал в ее жизни особое место. И она не может забыть, что именно он открыл для нее жизнь. Но другие? Я сильно сомневаюсь».

По словам Гуз-Реналь, надо обладать недюжинным характером, чтобы уметь противостоять Брижит. Уметь дать ей отпор. А иначе она сделает вам больно. «Она не понимает, что ранит вас. Однако это слабое утешение для тех, кому она причиняет страдания. И единственный способ оградить себя — это не пресмыкаться перед ней. Она потому окружает себя животными, что они целиком и полностью находятся в ее власти. Те немногие из друзей, что еще у нее имеются, не подвластны перепадам ее настроения. Единственный способ сохранить с ней дружбу — это избегать ее, как только ей в очередной раз попадет шлея под хвост. Ее друзьям хорошо известно, когда пройдет у нее эта дурь, а как только та проходит, Брижит снова восхитительна и неотразима».

Майк Сарн видел ее с близкого расстояния, и хотя это удалось ему лишь на несколько дней, увиденное не вызывало ни малейших сомнений.

«Женственность Брижит настолько органична, что стоит ей войти в комнату, как все цвета в ней начинают восприниматься совершенно иначе. Ее присутствие сказывается на всем, и это потрясающе. Вы совершенно иначе начинаете воспринимать ее лицо, ее прическу, ее тело, и все в ней — само совершенство. В ней нет ничего вторичного».

«Главное для нее, — говорит Сарн, — это влюбиться, причем со всей откровенностью и ничуть не стыдясь».

«Нет, ее стиль ничего не имеет с раскрепощенной, необузданной сексуальной революцией. Для Брижит секс и любовь неразделимы. Многие люди, например Вадим, видят в сексе нечто вроде товара. Брижит воспринимает все совсем по-другому. Это своего рода слабость в ее сильном мужском характере, которая делает ее воистину поразительной женщиной. На редкость вспыльчивой. И на редкость знаменитой».

Как ни странно, считает Сарн, женщины всегда понимали Бардо лучше мужчин. «Для них она не представляла опасности. Она была где-то далеко по сравнению с остальным человечеством. Женщины просто не имели возможности соперничать с ней на каком бы то ни было уровне и поэтому даже не предпринимали попыток. Вместо этого они подражали ей — в одежде, в прическе, в походке, как и она, пробовали надувать губки и, подобно ей, пытались быть свободными в любви».

Для Брижит же величайшая дилемма заключалась в том, что она затмевала собою мужчин. По мнению Сарна, это делалось непреднамеренно, но, увы, было неизбежно.

«Когда она влюбляется в кого-то, то берет жизнь мужчины в свои руки. Ей трудно идти на компромиссы. Главное, чтобы все было так, как ей хочется. А иначе она просто не умеет. И как бы настойчиво она ни пыталась внушить мужчине, что ему ничего не угрожает — причем делает это совершенно искренне, — его мужское самолюбие нашептывает ему: «Я ей неподвластен».

В первые пару лет ухода из кино Брижит Бардо сделала для себя открытие, что взрослеть далеко не просто. Не нашлось никого, кто помог бы ей преодолеть переход от девушки к женщине. И однажды она обнаружила, что молодость прошла. В некотором смысле Брижит позволила заманить себя в иллюзию и, польстившись на нее, совершила свою главную ошибку.

И дело не в том, что через ее жизнь прошла вереница молодых людей. Для Франции это своего рода честь. Ведь французам хочется, чтобы весь мир верил в то, будто они одни знают толк в любви.

Дело в другом — просто многие мужчины пользовались ею в собственных небескорыстных целях, как если бы они жаждали заполучить в свои руки скрипку Страдивари, хотя были не способны извлечь из нее даже нечто отдаленно напоминающее музыку.