Михаил Ромм. Способ жизни

Глава двадцать первая. Два прототипа одного героя

В 60-е годы прошлого века стихотворение Бориса Слуцкого «Физики и лирики» цитировалось неимоверно часто. Поэт уловил в нем нерв эпохи:

Что-то физики в почете,
Что-то лирики в загоне.
Дело не в сухом расчете,
Дело в мировом законе…

Да, хрущевская оттепель вынесла на передовые позиции физиков. Под ними поэт подразумевал людей раскованных, незашоренных, докапывающихся до сути вещей. Они брались решать самые сложные научные проблемы, ставили перед собой серьезные цели. В первую очередь это относится к молодежи.

Нет, речь не о сухарях или фанатиках, рвущихся к своей цели и ничего не замечающих вокруг. Как раз они были весьма жизнелюбивы. Туристы и альпинисты, песни под гитару. Картины Пикассо. У парней — борода, свитер крупной вязки, как на известной фотографии Хемингуэя (для них он просто Хэм). Неизменное сухое вино, предпочтительно «Алиготе» или «Фетяска», задушевные разговоры о любимом деле, заканчивающиеся словами: «Старик! Ты гений! — Нет, это ты гений, старина!» Юмористические сборники непрофессиональных сатириков «Физики шутят» и «Физики продолжают шутить» стали поистине бестселлерами.

В стране происходила переоценка ценностей. Это касалось людей всех профессий.

Имея богатый жизненный опыт, Ромм даже в солидном — эпитет «пожилом» с ним совершенно не вяжется — возрасте задумывался: хватит ли такого капитала на следующие работы? Не получится ли, что его элементарно обойдут на дистанции молодые коллеги, которые сегодня считают себя неудачниками, однако тоже потихоньку накапливают бесценный опыт и через какое-то время скажут новое слово в искусстве?

То, что в это время переживал Ромм после исторической эпопеи про адмирала Ушакова, иначе как творческим кризисом не назовешь. Михаил Ильич понял, необходимо что-то менять. Сотни раз повторял себе, что топтаться на одном месте — значит остановиться в своем развитии. Ситуация для художника губительная. Имеет ли он тогда моральное право учить уму-разуму будущих режиссеров?!

С 1947 года Михаил Ильич работал профессором режиссуры во ВГИКе. С 1956 по 1958 год руководил на «Мосфильме» творческой мастерской, в которой работали многие молодые режиссеры, осваивавшие любимую специальность, в том числе Воинов и Столбов, Ордынский и Невзоров, Гайдай и Чухрай (простите за невольную рифму).

Михаил Ильич был человеком деятельным, он отличался сильной творческой энергией. В своих картинах старался применять новые сценарные и режиссерские методы, которые сам же и разрабатывал. Будучи уже немолодым человеком, сознавал, как трудно отойти от сложившихся с годами стереотипов мышления, переделать себя. Понимал, что любой консерватизм вредит творчеству. Поэтому нужно ликвидировать в себе, как он говорил, остатки культа личности в своем сознании.

Почти пять лет режиссер находился в тени. Это было для него трудное время, мучительное состояние. Видеть, как тебя обгоняют на вираже соратники, долгое время бежавшие вровень с тобой или даже далеко позади, испытание не для слабонервных. Но, как писал поэт Николай Ушаков, «чем продолжительней молчание, тем удивительнее речь».

Новой идеей Ромма увлек молодой драматург Даниил Храбровицкий. С января 1946 года он работал корреспондентом «Пионерской правды», поэтому его фамилию знали по большей части школьники. Со временем перешел во «взрослую» журналистику. В 1957 году окончил Высшие сценарные курсы, где учился у Е. И. Габриловича. Начал писать для кино, и небезуспешно: к моменту встречи с Роммом по его сценариям были сняты три полнометражных фильма. Два на «Мосфильме» и один на Одесской студии. «Четверо» — об ученых, разрабатывающих вакцину против вируса (одним из консультантов картины являлся ныне всем известный, не от хорошей жизни, вирусолог М. П. Чумаков). Производственный фильм «Все начинается с дороги» и детектив «Исправленному верить».

На одном из кремлевских приемов, посвященном годовщине Октябрьской революции, киносценарист Даниил Храбровицкий познакомился с физиком-теоретиком Игорем Евгеньевичем Таммом — академиком, лауреатом Нобелевской премии. В тот раз ему вручали очередную награду.

Драматург Д. Я. Храбровицкий

1968–1970

[РГАКФД]

Узнав, что новый знакомый — киносценарист, Тамм рассказал ему историю про одного молодого ученого, который много лет пытался сделать важное открытие. При этом он получил большую дозу радиации и умер от лучевой болезни. После кончины ученого специальная комиссия анализировала результаты его исследований. Эксперты пришли к выводу, что разработанная им методика оказалась ошибочной. Его даже признали виновным в нецелесообразной трате больших государственных средств на дорогостоящее оборудование, которое делалось по его заказу.

Поскольку он работал на режимном предприятии, то всегда был засекречен. Его имя мало кому известно. Про его кончину тоже не стали слишком распространяться. Родителям сообщили, будто их сын умер от рака, и без лишнего шума похоронили его на малой родине — в провинциальном райцентре.

Однако друзья и коллеги не забывали талантливого ученого. Тамм продолжил исследования по аналогичной тематике. Поскольку скончавшийся физик шел по ложному пути, Игорь Евгеньевич учел его ошибку и вел исследования в другом направлении. Это позволило институту сэкономить массу сил и времени, а самому Тамму добиться выдающихся успехов.

— Хорошо бы снять о таком человеке фильм, — сказал Тамм. — Пусть даже не называя имен, знающие люди поймут, о ком идет речь. Да, он ошибался, зато благодаря его усилиям другие физики не повторят таких ошибок. Он предостерег нас. Вывел на правильную дорогу. А это в науке огромное достижение.

Рассказ академика дал Храбровицкому импульс для сочинения нового сценария.

Кинорежиссер Владимир Николоевич Скуйбин

Конец 1950-х

[РГАКФД]

Своей идеей он неожиданно легко увлек Михаила Ильича, которому не терпелось вернуться на съемочную площадку, и соавторы засели за работу.

Сценарий, сочинявшийся Храбровицким и Роммом почти два года, получился, как говорится, кондиционным.

Напомним основную сюжетную канву фильма. Молодой физик-атомщик Дмитрий Гусев увлеченно работает над новой темой, руководит рискованным для жизни экспериментом. Работу когда-то начинал его учитель профессор Синцов, который сейчас страдает от лучевой болезни. Гусев тоже уже «нахватал» много рентген, однако в азарте начисто забывает об осторожности.

В образе Гусева нет художественного преувеличения. Фанатики, для которых работа, открытия, манящая цель дороже жизни, встречаются нередко. Хотя бы тот безымянный ученый, про которого академик рассказал Храбровицкому. У Ромма тоже был конкретный пример перед глазами — кинорежиссер Владимир Скуйбин.

Если писать книгу об этом потрясающем человеке, то к ней не придумать лучшего эпиграфа, чем отрывок из стихотворения турецкого поэта Назыма Хикмета «Как Керем», переведенного на русский Леонидом Мартыновым:

Ведь если я гореть не буду,

и если ты гореть не будешь,

и если мы гореть не будем,

так кто же здесь рассеет тьму?

В 1957 году, когда 28-летний Скуйбин снимал свой первый фильм «На графских развалинах», он заболел боковым амиотрофическим склерозом, попросту атрофией мышц. Болезнь настолько редкая, что для нее даже не разрабатывали лекарства. Человек угасал, и не было возможности остановить этот страшный процесс.

Владимир Николаевич знал, что смертельно болен, однако не ныл, не психовал, не проклинал судьбу. Он продолжал работать. Силы на исходе, передвигался в инвалидной коляске, голос еле слышен, разбирает только жена. Его уговаривают отдохнуть — он категорически отказывается: времени нет. В подтексте означало — в любой момент могу уйти, поэтому нужно безостановочно работать.

Скуйбин входил в Третье творческое объединение «Мосфильма», им руководил Ромм. Владимир Николаевич сказал, что если ему разрешат снимать новую картину, то он, возможно, проживет на год дольше. Конечно, услышав это, Михаил Ильич сразу согласился. Он вообще не переставал поражаться мужеству больного Скуйбина. Когда же пришла пора писать сценарий «Девяти дней», видел его как прототипа облученного Дмитрия Гусева…

У Дмитрия есть друг-антагонист Илья Куликов, тоже талантливый физик. Эти люди сделаны из разного теста. Гусев фанат своего дела, для него главное — совершить эпохальное открытие. Куликов же предпочитает жить в свое удовольствие, не обременяя себя лишними проблемами.

Между прочим, у Куликова тоже имелись прототипы. Вернее, люди, кой-какие замашки которых Ромм советовал артисту взять на вооружение. В частности, рекомендовал обратить внимание на своего ученика Андрея Кончаловского. Называл его стиль общения «безупречной беззастенчивостью». Он даже пробовал Кончаловского на роль Куликова, однако актерские способности у будущего прославленного режиссера оказались не бог весть как велики.

Кадр фильма «Девять дней одного года». В главной роли — Алексей Баталов

1962

[Из открытых источников]

Оба друга влюблены в одну девушку Лелю, она тоже физик. После некоторых метаний Леля выходит замуж за Гусева. Помимо любви сыграло свою роль ее сочувствие больному человеку, надежда помочь ему выкарабкаться. Однако это вряд ли удастся, после очередного рискованного опыта Дмитрий только усугубил свое положение и, тем не менее, чувствует себя счастливым: он сделал новое открытие. Пускай результат не тот, к которому стремился ученый, а в известной мере случайный, такое в науке бывает (ищешь Индию — найдешь Америку), имя Гусева войдет в историю физики…

Когда Михаил Ильич получил разрешение на съемку, академик Тамм стал научным консультантом фильма.

Худосочный пересказ содержания не дает полного представления о сценарии, насыщенном массой отточенных диалогов, реприз, мизансцен, камерных эпизодов и массовых сцен.

Что ж, хороший сценарий — половина дела. Теперь остается его воплотить. Тут важен точный подбор актеров. После споров и обсуждений он был сделан Роммом предельно удачно.

Во-первых, Баталов — Гусев. Здесь Алексей Владимирович еще раз продемонстрировал, что он замечательный характерный актер. Роль трудная — нужно сыграть не только преданного делу ученого, считающего свою работу важной для человечества. К сожалению, он тяжело больной человек и муж, не умеющий соответствовать чувствам своей супруги. Все это Баталов великолепно сыграл. Он выбран на эту роль с завидной точностью. Иногда ему приходилось играть «не свое». Скажем, Гошу в фильме «Москва слезам не верит». Ну какой из него слесарь! Здесь же подходит идеально.

Кстати, Михаил Ильич хотел взять на роль Гусева Олега Ефремова. Храбровицкий приложил титанические усилия, чтобы постановщик обратил внимание на Баталова.

Во-вторых, следует отметить триумфальное восхождение в кино Смоктуновского. Его прямо можно считать семейным актером Кузьминой и Ромма. Сначала он мелькнул в эпизоде в «Убийстве на улице Данте». Позже вместе с Еленой Александровной снимался в телеспектакле «Как он лгал ее мужу». Кузьмина и порекомендовала молодого Смоктуновского на роль ироничного и обаятельного Куликова, с которой артист справился безупречно. (У него тоже был сильный конкурент — Юрий Яковлев, но он заболел.)